Вождества и политый (применительно к малайско-индонезийскому региону автор называет их негарами) возникали на месте жалких рыбацких (и пиратских) деревушек, жители которых с нетерпением ждали муссонов: северо-восточного - с ним приходили джонки под квадратными парусами - или юго-западного, приносившего корабли размерами побольше. На джонках появлялись китайцы, на судах, пришедших с западной стороны, - индийцы, персы и арабы. Все они были деловиты, дружелюбны, их предводители охотно вступали в браки с дочерями местных вождей, одаривали отцов своих жен невиданными вещами, владение которыми поднимало престиж. Взамен же гости хотели получать золото и дары тропического леса (редкие породы деревьев, камфару и благовонные смолы), разрешения переждать время, когда муссон дует в направлении, обратном тому, что благоприятствует возвращению домой. Места временных стоянок заморских судов и случайных вначале обменов при благоприятных условиях становились известными, посещаемыми, а местные вожди и старейшины, таким образом, превращались в глав вождеств и политий.

Все эти процессы происходили на берегах Малаккского пролива начиная с первых веков н.э. До конца XIII - начала XIV в. первенство принадлежало негарам Юго-Восточной Суматры, одна из которых, Шривиджая, сумела в VII-XIII вв., опираясь на флотилии оранг лаут - кочевавшего по морским просторам населения прибрежных районов, занимавшегося не только торговлей, но и пиратством, распространить свое влияние на обширную акваторию Малайского архипелага. В конце XIII в. начались перемены. Стала распадаться Шривиджая. Яванские царства Сингасари и Маджапахит предприняли попытки поставить под свой контроль Восточную и Центральную Суматру, а тайские государства начали продвижение на юг, в сторону Малаккского п-ова. В XIV-XV вв. политические изменения в районе Малаккского пролива дополнились и переменами религиозными. Шривиджая и зависимые от нее политий на Суматре, Калимантане, Малаккском п-ове восприняли индийскую культуру и соответственно религии, пришедшие из Индии. Теперь их сменяет ислам. Он внедрялся на Архипелаг и Полуостров постепенно и победил окончательно на территории нынешних Индонезии и Малайзии лишь в XVII в. Значительную роль в западной части Нусантары сыграла

стр. 32
негара Аче - Ачехский султанат, бывший гегемоном этого региона на протяжении XVI - первой половины XVII в. И едва ли случайно, что Аче (теперь - "особая провинция" Индонезии) на протяжении веков был и остается самой "мусульманской" частью Республики.

Ключевые слова: Аче, султанат Джохор-Риау, малайский мир, ислам, Нусантара, Индонезия.

ПРИХОД ИСЛАМА В НУСАНТАРУ

Северная и Северо-Восточная Суматра привлекли внимание торговцев Китая, Индии и Персии еще в первой половине 1-го тыс. В III в. китайские источники упоминают область Пуло, или Було, - как считают исследователи, район, населенный добывавшими камфару и бензойную смолу батаками, которые сбывали эти продукты тропического леса в какой-то из портовых стоянок на Северной Суматре [Andaya, 2008, p. 110]. Сведения об этом побережье повторяли и китайские хроники VI в. [Wolters, 1967, p. 181, 184 - 185]. С IX в. в арабских и персидских географических сочинениях появляется название порта Рамни, или Ламури, на Северной Суматре, причем ряд исследователей считают, что это была одна из политий, на которую распространялось влияние могущественной тогда Шривиджаи [Schrieke, vol. 2, 1957, p. 265]. Возможно, что этот порт под названием Иламуридешама фигурирует в Танджурской надписи о победоносном морском походе южноиндийского (тамильского) правителя Раджендры I Чола на Шривиджаю в 1025 г. [Krom, 1931, biz. 245]. Китайский автор XIII в. Чжао Жугуа, описывая Шривиджаю, упоминал Ламури как значительный торговый центр на севере Суматры [Чжао Жугуа, 1999, с. 157]. Ламури знали и Марко Поло [Книга Марко Поло, 1955, с. 177], и автор яванской поэмы XIV в. "Нагаракертагама" Прапаньча.

Северо-Восточная Суматра, находившаяся на периферии шривиджайской талас-сократии, сравнительно мало упоминается в китайских, арабских, персидских и европейских сочинениях вплоть до XV-XVI вв., т.е. до распространения там ислама и морской экспансии португальцев.

Оставляя в стороне появление первых (видимо, единичных) мусульманских торговцев в VII-VIII вв., можно предположить, что с X в. мусульманские общины стали возникать в торговых пунктах вдоль Малаккского пролива, прежде всего на Северной Суматре, вдали от буддийского центра Шривиджаи, располагавшегося на востоке острова. На протяжении веков мусульмане - торговцы и проповедники из Индии (главным образом), а также из Персии и Аравии - поддерживали отношения с Архипелагом, оседали в прибрежных торговых центрах, роднились с местными жителями. Ядром мусульманской общины в приморских селениях могли оказаться как принявшие ислам индонезийцы, так и выходцы из других стран. По мере разрастания этой общины вокруг нее объединялось местное население.

Победа ислама в Нусантаре объясняется целым рядом причин.

Переход в ислам означал для жителей Нусантары, связанных с мореплаванием и торговлей, приобщение к влиятельному братству мусульманских торговцев и если не гарантию полной безопасности на морском пути через Архипелаг, все больше и больше контролировавшемся купцами-мусульманами, то по крайней мере ощущение определенной надежности. С политической точки зрения принятие мусульманства для правителей прибрежных княжеств в обстановке дезинтеграции суматранской Шривиджаи и упадка яванского Маджапахита означало подчеркивание своей самостоятельности и независимости. В атмосфере общего для всего региона Юго-Восточной Азии кризиса старой идеологии, основанной на воспринятых из Индии религиозно-философских системах и государственном культе правителя и его обожествленных предков, ислам, содержавший идеи человеческого равенства, придававший огромное значение духов-

стр. 33
ной стороне жизни, проповедовавший отрицание роскоши, умеренность и простоту во всем, отвергавший необходимость посредников между человеком и Богом, выступавший зачастую оппозиционно по отношению к светской власти, стал привлекательным и для широких слоев населения. И наконец, распространению ислама способствовало вторжение колонизаторов-христиан на Архипелаг в начале XVI в.

Пути и методы распространения ислама были разнообразными. Мусульманские купцы и проповедники, как за много веков до них носители индийской культуры, вступали в браки с дочерями местной знати, заинтересованной в морской торговле, особенно в XIV-XVI вв. Местные правители, стремясь укрепить свои позиции в обстановке нестабильности, характерной для этого периода, становились адептами новой религии. Обычно за знатью следовало и население, которое к тому же искало опоры в менявшемся и беспокойном мире. Мощными центрами распространения новой религии стали религиозные школы - песантрены, куда к прославленным проповедникам стекались ученики из разных областей. Огромную роль в восприятии ислама индонезийцами сыграл суфизм, в своих архаических первоосновах созвучный местному шаманизму и подвергшийся значительному влиянию индуизма и буддизма, что облегчало ему проникновение в местную среду. Едва ли случайно суфизм стал одной из самых распространенных форм мусульманского вероисповедания в прибрежных районах Индонезии.

Утверждение ислама на Архипелаге не означало разрыва с местными традициями социального и культурного развития. Постепенно распространявшийся ислам приспосабливался к особенностям индонезийского общества, социально-экономическая и политическая структура которого оставалась в принципе прежней. Даже в собственно религиозной сфере под покровом ислама, как раньше под оболочкой индийских религий, продолжали сохраняться местные верования, понятия и т.д. Особенно это характерно для аграрного яванского общества, тогда как приморские районы вне Явы, главным образом на Суматре, испытывали на себе более прочное и глубокое воздействие новой религии.

Первые мусульманские государства Нусантары появились на периферии, в областях, на которые не претендовали большие государства Архипелага. Во второй половине XIII в. побережье Северной Суматры приобрело большую, чем прежде, значимость на великом торговом морском пути из Индии и стран Ближнего и Среднего Востока в Юго-Восточную Азию и Китай. Политии северо-восточного побережья острова стали пионерами распространения ислама на Архипелаге. Сопротивлявшиеся экспансии Маджапахита, тесно связанные с мусульманскими индийскими торговцами, князья и вожди Северной Суматры начали переходить в ислам. Новая религия не только упрочила их связи с мусульманским миром, но и послужила сильным идеологическим и политическим оружием в борьбе за объединение и создание торговых центров в районе Малаккского пролива.

В самом конце XIII в. Марах Силу, вождь деревни Самудры на северо-восточном побережье Суматры, принял ислам и имя Малик ас-Салех [Uka Tjandrasasmita, 1978, p. 144]. Самудра, бывшая одним из торговых пунктов побережья, стала столицей мусульманского княжества Пасей. "Хикаят раджа-раджа Пасей" ("Повествование о раджах Пасея"), написанное между 1383 и 1390 г. [Hikayat Raja.., 1987, p. V], приписывает исламизацию Самудры шерифу Мекки, который отправил корабль с религиозными наставниками и царскими регалиями для правителя Самудры. "Повествование" также отмечает влияние купцов, прибывших из "Келингской земли" (benua Keling), т.е. тамильских торговцев-мусульман, игравших решающую роль в торговле Северной Суматры [Hikayat Raja..., 1987, p. 13, 20]. Самудра-Пасей в обстановке дезинтеграции Шривиджаи стала главным центром международной торговли в Малаккском проливе. Сохранив традиционный характер экономики - обмен продукции внутренних районов (камфары, бензойной смолы, редких сортов дерева, к списку которых добавился

стр. 34
с XIV - начале XV в. перец) на заморские товары, Пасей отличался от предшествовавших ему политий - эмпориумов: это было исламское образование, тесно связанное с мусульманскими странами Индии, Ближнего и Среднего Востока.

Пасей в XIV в. успешно отбил нападения Маджапахита [Sweeney, 1967, р. 110 - 111]. Как писал португальский автор Томе Пириш, во второй половине XIV - начале XV в. в столичном районе Пасея проживали 20 тыс. человек, включая торговцев, коих с востока было немного, а в основном же в Пасее находились "люди из Гуджарата, страны Келин (тамилы. - В. Т.), Бенгала, Пегу, Сиама, Кедаха..." [The Suma Oriental.., vol. 1, 1944, p. 144; vol. 2, p. 241].

В самом начале XV в. на восточной стороне Малаккского пролива возник Малаккский султанат - блестящее торговое государство, к которому перешла гегемония на морских путях в странах Южных морей. Столица его - Малакка - превратилась во второй половине XV в. в один из самых оживленных и известных портов тогдашнего мира. Пасей отодвинулся на второй план, но не утратил своей значимости [Teeuw, 1964, p. 231]. Малакка, в отличие от Шривиджаи, наследницей которой она себя считала (правящая семья вела свое происхождение от махараджей исчезнувшей к тому времени Шривиджаи), не подавляла силой торговые эмпориумы в Проливе, предпочитая создавать выгодные и комфортные условия для заморских купцов в самой Малакке. Хотя Пасей и Малакка были мусульманскими государствами-политиями и сыграли значительную роль в распространении ислама, все же их структура сохраняла многие черты "индизированных" обществ предшествовавшей эпохи (подробнее см.: [Wilkinson, 1935; Winstedt, 1935; Winstedt, 1950; Тюрин, 1980]). В значительной степени это было свойственно и султанатам - преемникам погибшей в 1511 г. под ударами португальцев Малакки: Джохору-Риау и Пераку [Winstedt, 1935; Andaya, 1975].

Решительный же поворот к созданию исламской структуры был сделан в султанате Аче, который возвысился в XVI в., а в XVII в. занял ведущее место среди малайских образований в районе Малаккского пролива.

ВОЗВЫШЕНИЕ АЧЕ

Впервые название Аче появилось в португальских источниках в самом начале XVI в. и относилось к рыбацкой деревушке на Северной Суматре [Andaya, 2008, р. 116]. Хотя, несомненно, селение Аче существовало и до этого времени, оно не привлекало внимания, поскольку находилось выше по течению р. Аче, в устье которой стоял издавна посещаемый иноземцами Ламури. По какой-то причине владетели Ламури во второй половине XV в. перенесли свою резиденцию в селение Макота Алам, находившееся напротив Аче1. В самом конце XV в. владетель Макота Алам по имени Мунавар-шах подчинил Аче [Hikayat Atjeh, 1959, biz. 34], название которого было перенесено на всю политию Мунавара. Иностранные купцы по-прежнему не проникали в глубь страны, ограничиваясь торговлей на самом побережье, и, например, побывавший здесь французский торговец, которого забросило на север Суматры в надежде купить перец по дешевой цене, заметил, что Аче представлял из себя порт, не заслуживавший внимания [Lombard, 1967, p. 37]. Возможно, что Аче находился в то время в вассальной зависимости от политий Пиди (Педира), расположенной на северо-восточном побережье Суматры, на границе с Аче [Hikayat Atjeh, 1959, biz. 29].

В 20-х гг. XVI в. положение резко изменилось. Султан Али Мугхаят-шах (1515 - 1530) завоевал княжество Дайю (1520) на западном побережье Суматры, Пиди (1521) и Пасей (1524) на северо-восточном и изгнал португальцев с Северной Суматры [Banck,

1 Как и в других частях домусульманской Нусантры, в Аче существовала традиция связывать появление приморских поселений с пришельцами из Индии. Согласно ачехской легенде, индийские торговцы, проникнув в глубь страны по реке (примерно на 1.5 - 2 км), попали под сильный дождь и спасались от него под огромным деревом, восклицая: "Ачах!" "Ачах" ("Прекрасно", "Прекрасно") [Langen, 1888, biz. 386].

стр. 35
1873, biz. 15]. На протяжении всего XVI в. султанат настойчиво боролся за торговый путь через Малаккский пролив. Главным противником были португальцы, сделавшие Малакку своим опорным пунктом в странах Южных морей. В 1537 г. ачехский султан Алауддин Риаят-шах ал-Кахар (1539 - 1571) осадил Малакку, но был вынужден с большими потерями отступить. В 1547 г. ал-Кахар вновь осадил город. Ачехцы опустошили окрестности Малакки и прервали сообщение города с внешним миром. Лишь ценою огромного напряжения сил португальцам удалось отбить это нападение [Тюрин, 1970, с. 17].

Ал-Кахар проявил себя незаурядным правителем. Он подчинил все северо-восточное побережье Суматры, включая Ару (1564) с его многочисленными флотилиями оранг паутов и устойчивыми связями с батакскими районами, откуда на побережье шли камфара, бензойная смола, ратанг, орлиное дерево, перец и рис [Lombard, 1967, p. 73]. Алауддин стал именовать себя "султаном Аче, Баруса, Пиди, Пасея и вассальных владений Дайя и Батак, господином всех земель, омываемых океаном и внутренними морями, владетелем сокровищ Минангкабау и царства Ару, недавно завоеванного" [The Travels..., 1989, p. 54]. Он направил посольство ко двору турецкого султана Сулеймана ал-Кануни (1520 - 1566) и получил от него пушки и артиллеристов. В 1568 г. Алауддин вновь осадил Малакку, но помощь Джохора позволила португальцам отстоять город. Последняя треть XVI в. прошла в бесконечных войнах Аче с португальцами и Джохором. Несмотря на частые смены султанов на ачехском троне, султанат продолжал оставаться грозным противником португальской Малакки (об истории Аче во второй половине XVI в. см.: [Djajadiningrat, 1911, biz. 152 - 160, 167, 191 - 192; Lombard, 1967, p. 35 - 38, 69 - 70]).

Попавший в плен к ачехцам и сумевший от плена освободиться португальский моряк Диогу Жиль оставил описание ачехской столицы, в которой он провел несколько лет (хотя точные даты его пребывания там неизвестны, по-видимому, он находился в Аче в конце XVI в.). Жиль сообщил, что центр султаната находился на расстоянии примерно 40 - 50 км от устья р. Аче и был окружен рыбацкими деревушками, лесами и рисовыми полями. Продовольствия было недостаточно, и рис везли из Пиди, Пасея и Ару, а также из Пегу и Бенгала. Главный продовольственный рынок находился на островке Уэй у западного ачехского побережья. Ачехский экспорт состоял из камфары и бензойной смолы, поступавшей из Баруса на Западной Суматре, перца и золота из Восточной Суматры. Перец, отметил Жиль, привозился в Аче также из Пиди, Ару, с Малаккского п-ова и Явы.

Хотя, как и многие его современники, Жиль был склонен к преувеличениям, описывая многолюдство и процветание увиденных им городов Востока, тем не менее очевидно, что Аче был значительным торговым центром. Португалец оценивал численность населения столицы (точнее, центрального региона страны) в 70 тыс. человек, из которых более 7500 человек были иноземцами. Последние жили в отдельных кварталах, один из которых был заселен торговцами из Пасея, которых насчитывалось 3500 человек; в другом квартале (вернее, деревне) жили 3000 иностранных торговцев (национальность Жиль не указал) в домах с лавками на нижних этажах, а отдельно проживали 500 бенгальцев и 500 торговцев из Пегу. За торговыми кварталами находилась Большая мечеть, напротив которой располагалась площадь с помещениями, где принимали иностранные посольства и вершили суд; отдельное здание занимала дворцовая охрана, а за жилыми кварталами находился арсенал, где хранились пушки и заряды к ним [Alves, 1990, p. 102 - 105]. Представляется, что в XVI в. правители Аче достигли возвышения султаната, умело используя сложившиеся торговые связи политий Суматры, над которыми они установили свой сюзеренитет. По меньшей мере, до середины XVI в. главными портами султаната были Пасей и Пиди, связанные морскими путями с Индийским океаном и Южно-Китайским морем. Монета, чеканившаяся в Пасее, оставалась главным эквивалентом торговых операций. Именно Пасей, обретший

стр. 36
второе дыхание после падения Малакки, привлекал индийских торговцев из Бенгала, Коромандельского берега и Камбея. Когда увеличился спрос на перец, ачехские султаны, получив зерна перца из Малабара в Индии, понудили население засеять перцем значительные площади на подвластных им территориях (Пасей, Пиди, Ару на Суматре и Перлис на Малаккском п-ове) [Andaya, 2008, p. 118]. Наконец, Аче сохранил роль Пасея как ведущего в XVI в. центра изучения и распространения ислама [Lombard, 1967, p. 33; Alves, 1994, p. 128].

Расцвет Аче приходится на первую половину XVII в. В конце XVI в. в Юго-Восточную Азию пришли голландцы и англичане, местные государства стремились использовать их в борьбе против обосновавшихся в этом регионе португальцев. Султан Аче Алауддин Риаят-шах ал-Мукамил (1589 - 1602), напавший на первую нидерландскую экспедицию братьев де Хаутман, появившуюся в султанате в 1599 г., в последующие годы установил с голландцами вполне дружественные отношения. Он освободил нидерландских пленников и направил в 1602 г. посольство в Республику Соединенных Провинций. Вслед за голландцами в Аче появились и английские экспедиции [Gerlach, 1873, biz. 37 - 38]. Султанат поддержал Нидерландскую Ост-Индскую компанию (НОИК) в борьбе с португальцами: в 1629 г. ачехцы вновь осадили Малакку. Султан Искандар Муда (1607 - 1636), воспользовавшись ослаблением португальцев, которые в Малаккском проливе с трудом отбивали соединенный натиск НОИК и Джохора, приступил к политике завоеваний. При нем и его преемнике (зяте) Искандаре Тани (1637- 1641) султанат распространил свое влияние на западное и восточное побережья Суматры, почти до южной оконечности острова, его вассалами стали княжества Малайи: Кедах, Перак, Паханг. Аче контролировал районы производства перца и добычи олова - основных продуктов, вывозимых европейцами из Малайи и Суматры [Lombard, 1967, p. 91 - 94]. Аче превратился в значительное государство. Его корабли плавали в Индию и к берегам Красного моря, в его столице встречались торговцы из Индии, Персии, Абиссинии, Турции, Аравии, Китая, Пегу (Нижней Бирмы), не говоря об яванцах и других жителях Архипелага [Schrieke, vol. 1, 1956, p. 43].

СВЯЗИ АЧЕ С МУСУЛЬМАНСКИМИ СТРАНАМИ

Возвышение Аче было связано с его вхождением в находившийся на подъеме исламский мир, что повлияло как на положение и возможности султаната, так и на его внутреннюю структуру, обычаи, порядки при дворе и т.д., что в гораздо более значительной степени, чем в Пасее или Малаккском султанате, означало разрыв с эпохой "индизированных" политий Нусантары. Уже султан Али Мугхаят-шах ставил под свой контроль политий Северной и Северо-Восточной Суматры под знаменем ислама; в 1575 г. ачехский султан потребовал, чтобы придворные носили арабское одеяние, а султан ал-Мукамил пригласил знатоков ислама из Мекки проповедовать в своих владениях [Djajadiningrat, 1911, biz. 160].

В XVI в. и в значительной части XVII в. влияние исламских держав распространялось на Средиземноморье, Красное и Черное моря, Персидский залив, Индийский океан, внутренние моря Малайского архипелага и частично Южно-Китайское море. Существование трех великих мусульманских империй - Османской, Сефевидской и Великих Моголов - с их пышными дворами, победоносными армиями, богатствами, блестящей культурой - способствовало авторитету ислама, его влиянию на страны, находившиеся на периферии мусульманского мира, одной из которых и был султанат Аче, ставший проводником этого влияния на Архипелаге и Полуострове.

Хотя наиболее интенсивные связи Аче с мусульманским миром относились к Индии, особенно к империи Великих Моголов, нельзя сбрасывать со счетов и контакты с двумя другими исламскими центрами - Стамбулом и Исфаханом. Османская империя, в первой половине XVI в. вышедшая на берега Красного моря и Персидского залива, бо-

стр. 37
ровшаяся с испанцами и португальцами за "дорогу пряностей", увидела в Аче союзника, и султан Сулейман ал-Кануни в 1564 г. и 1569 г. направлял в Аче пушки и артиллеристов [Reid, 1969, p. 404 - 405; Boxer, 1964, p. 115 - 116]. Мусульманские купцы из страны "Рум", как в малайско-индонезийском мире именовался Османский халифат, появились тогда даже на Островах Пряностей [Andaya, 1993, p. 134 - 135]. Опорным пунктом в Архипелаге для этих купцов стал Аче. Француз, побывавший в Аче в самом начале XVII в., отметил существование там турецкой общины, члены которой скупали у ачехцев перец, а затем перепродавали его другим иноземным купцам [Lombard, 1997, p. 8]. С вхождением священных городов ислама Мекки и Медины в состав Османской империи усилились религиозные связи между последней и Аче, порты которого превратились к тому времени в ворота, через которые устремлялся в Хиджаз поток паломников из Юго-Восточной Азии.

Влияние сефевидского Ирана было также значительным, но не столь прямым, поскольку в основном оно достигало Аче через мусульманские государства Индии, "персидские" торговцы и проповедники по большей части персами не были. В ЮВА "персидские" купцы были особенно активны в Аче и Сиаме (Айюттхайе) [Andaya, 1995, p. 133 - 141]2. Религиозные и светские сочинения, написанные на персидском, литературном языке мусульманских дворов, переводились на малайский, литературный язык мусульманских дворов малайско-индонезийского мира. Персидско-арабско-турецкие исламские темы и идеи вместе с большим числом персидско-арабских слов и арабским шрифтом на малайском распространялись в Юго-Восточной Азии преимущественно через Аче [Винстедт, 1966; Iskandar, 1996].

Основную массу мусульман, приходивших с Запада, составляли, естественно, торговцы, которые в конце XVI - начале XVII в. избрали Аче своей главной опорной базой в ЮВА. Французский моряк из Сан-Мало так описывал столицу султаната: "Улицы полны лавок, принадлежащих торговцам в одеждах турецкого стиля, которые прибыли сюда из Негапатама, Гуджарата, мыса Каморин, Каликута, острова Цейлон, Сиама, Бенгала и многих других мест. Они живут здесь в течение шести месяцев, чтобы продать свои товары: тонкие хлопчатобумажные ткани из Гуджарата, шелковую и хлопковую пряжу, различный фарфор, большое количество лекарств, пряностей и драгоценных камней" [Lombard, 1997, p. 8].

Аче занимал выгодное географическое положение, будучи первым портом Архипелага, который находился на морском пути, связывавшем Нусантару с расположенными западнее странами. Захват Малакки португальцами побудил мусульманских торговцев найти другие благоприятные для них порты, и этими портами стали ачехские гавани (сам Аче, Пасей, Пиди и др.). Этому способствовала и политика ачехских султанов ал-Мукамиля и Искандара Муда, установивших контроль над районами производства перца и добычи олова, а также поощрявших поступление традиционных продуктов тропических лесов в ачехские гавани из внутренних районов Суматры.

Очень активны были в Аче гуджаратские торговцы, которые закупали в султанате перец, мускатный орех, гвоздику, олово, золото, слоновую кость и слонов. Значительную роль в Аче играли малабарские мусульманские торговцы касты мапилла и купцы, непосредственно обслуживавшие двор Великих Моголов. Принцы Аурангзеб и Дара Шикух сами участвовали в ачехской торговле, и Аурангзеб в 1641 г. даже обменивался дарами с султаном Аче [Andaya, 2008, p. 121]. И когда НОИК, захватившая Малакку у португальцев, в конце 50-х гг. XVII в. запретила индийским судам плавать в Аче, пытаясь привлечь их в Малакку, могольский падишах, угрожая нападением на голландские фактории в Гуджарате, заставил НОИК отменить запрет [Arasaratnam, 1994, p. 72 - 73].

2 Из всех стран ЮВА Аче поддерживал наиболее тесные и дружественные связи именно с Сиамом, обмениваясь в начале XVII в. ежегодными посольствами [The Voyages.., 1877, p. 87].

стр. 38
Важное место в торговых связях Аче занимали торговцы Коромандельского берега, которые играли ведущую роль в индийской общине Малаккского султаната в XV - начале XVI в. Султаны Голконды, привлекшие в свои владения персидских купцов, создали крупную торговую базу в Масулипатнаме, откуда мусульманские корабли совершали плавания в Юго-Восточную Азию. В южном Короманделе ведущая роль принадлежала мусульманам касты чулиа. Коромандельские торговцы привозили в Аче высоко ценившиеся на Суматре ткани, а также рис, изделия из железа, индиго, обменивая их на перец, олово, слоновую кость и пряности. Особо следует отметить вывоз из Аче слонов, спрос на которых был велик в Бенгале (бенгальские купцы поставляли слонов для армии Великих Моголов) и султанатах Голконда, Биджапур и Танджур. О значимости коромандельско-ачехских связей свидетельствует пребывание в Масулипатнаме в XVII в. постоянных представителей султанов Аче, а голкондских торговых агентов - в ачехской столице [Arasaratnam, 1994, p. 119 - 122, 137]. По сообщениям администрации НОИК в Батавии (Джакарте), в середине XVII в. в Аче обычно ежегодно заходили шесть крупных мусульманских кораблей из Бенгала, шесть из Гуджарата, пять индусских судов из Южной Индии, один из Пегу и бесчисленное множество мелких судов из малайских, яванских и молуккских районов Нусантары, а также значительное число китайских джонок [Andaya, 2008, p. 123].

ВЛИЯНИЕ ИСЛАМА НА АЧЕХСКОЕ ОБЩЕСТВО

Превращение Аче в крупнейший торговый эмпориум в районе Малаккского пролива, приток иностранных торговцев, по преимуществу мусульманских, рост военного могущества ачехских султанов - все это способствовало превращению Аче в интеллектуальный и духовный исламский центр в малайском мире той поры. Султанат стал преемником Пасея, восприняв и развив его традиции. Аче посещали не только торговцы, но и послы из мусульманских стран, богословы и путешественники. Они приносили новые идеи, обычаи, нравы, побуждали население, особенно верхний слой местного общества, перенимать и принимать многое из придворной жизни стамбульского, исфаханского и делийского дворов.

Ислам стал определять характер ачехского общества в большей мере, нежели других районов Нусантары. Именно благодаря Аче ислам стал неотъемлемой составляющей "малайскости", т.е. тех этносов, которые восходили к временам Шривиджаи и Малаккского султаната. Связь Аче с мусульманским миром помимо торговли обеспечивалась и паломниками, направлявшимися из всей Нусантары в Аравию через Аче. Многие из них по возвращении оседали в Аче, увеличивая здесь прослойку хаджи. Покровительство исламу объяснялось и политическими соображениями ачехских султанов конца XVI-XVII в., которые боролись с "неверными" (португальцами), язычниками - батаками и ниасцами - и недостаточно ревностными мусульманами - минангкабау. Кроме того, султаны пытались ограничить власть наследственных вождей-феодалов в самом Аче и вассалов - князей-раджей на побережье, используя внедрение мусульманского права (хукум) вместо обычного (адат) и поднимая авторитет духовенства как представителя центральной власти.

Аче сыграл значительную роль в распространении и победе ислама в Нусантаре: возникла культура прибрежных районов Северной и Восточной Суматры, архипелага Риау-Лингга и Малаккского п-ова, связанная общим языком (малайским) и религией; сюжеты мусульманских мифов, арабских и персидских произведений были перенесены на местную почву и вошли в фонд местной культуры; благодаря трудам обосновавшихся в Аче богословов и мистиков Нусантара познакомилась с достижениями мысли мусульманского мира.

На передний план в качестве lingua franca выдвинулся малайский язык, и соответственно литература на нем в XV-XVII вв. заняла ведущие позиции. Вначале араб-

стр. 39
ско-письменная малайская проза была представлена переводными мусульманскими романами. Затем в ее круг были включены произведения, существовавшие до этого в устном виде, особенно малайские рыцарско-приключенческие повести [Парникель, 1980, с. 74 - 78]. Вслед за тем на малайском языке были созданы значительные произведения в области теологии и историко-легендарной прозы. В XVII в. именно Аче стал центром малайского языка и литературы, хотя малайская культурная традиция существовала и развивалась и на Риау, и в Палембанге, и в Брунее3.

В конце XVI - первой половине XVII в. в Аче был создан ряд крупных религиозно-философских и историко-литературных произведений, получивших известность далеко за пределами султаната. В XVII в. в Аче проник суфизм, оказавший огромное влияние на ачехский ислам, а через него - на ислам в других частях Нусантары. Суфизм, пришедший в Аче из Аравии и Индии, нашел живой отклик в народе, в котором были еще живы индо-буддийские традиции. Особенно привился в Аче культ святых. Так, один из наиболее значительных богословов-мистиков XVII в., суматранец Абдуррауф из Сингкеля, член суфийского братства шаттария (в которое он вступил в Мекке), после смерти превратился в почитаемого ачехцами святого Теунгку ди Куала [Schrieke, vol. 2, 1957, p. 247 - 248]. В суфийские братства, особенно кадирия и накшбандия, часто вступали ачехцы, совершавшие хадж. По возвращении они распространяли идеи суфизма в Аче и сопредельных землях.

Первым из крупных авторов суфийского толка был Хамза Фансури, поднявшийся до положения шейха ал-ислам - религиозного главы в Аче при султане Алауддине Риа-ят-шахе ал-Мукамиле, т.е. в конце XVI - начале XVII в. Приверженец суфизма крайне монистического толка, Хамза оставил три богословских трактата - описания мистического самоусовершенствования и размышления о бытие и свойствах Бога, но более всего он известен своими религиозными поэмами ("Шаир о рыбе", "Шаир о птице-душе", "Шаир о собрании дервишей"), которые оказали заметное влияние на дальнейшее развитие малайской поэзии [Винстедт, 1966, с. 114 - 137; Брагинский, 1988].

Оппонентом Хамзы был Нуруддин Али ар-Ранири, отпрыск арабской семьи из Гуджарата, откуда Нуруддин через Хадрамаут перебрался в Аче. Он занимал пост шейха ал-ислам при султане Искандаре Тани и в начальный период правления вдовы последнего, султанши Тадж ал-Алам Сафият ад-Дин (1641 - 1675). Ар-Ранири оставил 29 трудов (на малайском), из коих 14 были штабами - строго ортодоксального направления пособиями по основам мусульманской веры. Из многочисленных его трудов самым значительным является написанный в 1638 г. по заказу патрона - Искандара Тани - "Бустан ас-салатин" ("Сад царей") - энциклопедическое сочинение, в котором помимо истории мироздания и мусульманских стран содержится также рассказ о мусульманских государях Малакки и Аче. Ар-Ранири был яростным противником суфиев, в своих многочисленных трактатах он осуждал отождествление человека и вселенной с Богом и сравнивал пантеизм Хамзы с теориями веданты и тибетской махаяны. Видимо, по его настоянию все книги Хамзы Фансури после смерти покровительствовавшего последнему ачехского султана Искандара Муда были преданы сожжению [Винстедт, 1966, p. 166 - 168].

Суфий Бухари ад-Джаухари, т.е. родом из Джохора, в 1603 г. создал (не без влияния персидских образцов) произведение "Тадж ас-салатин" ("Корона государей"), которое было посвящено обязанностям и правилам поведения идеального мусульманского правителя, его двора и простого народа. Едва ли не основная идея появившегося именно в Аче сочинения, оказавшая огромное влияние на малайско-мусульманский мир Нусантары, состояла в том, что превыше всего в этом мире - даулат, т.е. власть

3 В XVII в., в эпоху ачехского господства в "малайском" мире, именно ачехская форма малайского языка была наиболее престижной на Архипелаге. Богослов из Банджармасина на Калимантане, работая над малайским текстом из Аче, отметил, что в нем содержится слишком много "аченизмов" [Andaya, 2008, p. 10].

стр. 40
правителя, и справедливое (адиль) общество не может существовать без воли и желания последнего, каким бы тираном и злодеем он ни был, ибо хуже всего безвластие. "Тадж ас-салатин" стал своего рода панегириком Искандару Муда, который пришел к власти после того, как были убиты пять султанов и свергнут шестой [Taufik, 1993, p. 46 - 48, 52].

Четвертый из прославленных ачехских ученых, шейх ал-ислам в эпоху Искандара Муда, Шамс ад-Дин ас-Суматрани Пасейский, создал между 1613 и 1615 гг. историко-легендарную "Повесть об Аче" ("Хикаят Аче"). Это - панегирик Искандару Муда, который предстает прямым потомком Искандара Зюлькарнейна (Искандара Двурогого - Александра Македонского), обладающим сверхъестественными способностями. Автор широко использовал "Повесть о раджах Пасея", а также литературные традиции Персии и Великих Моголов [Djajadiningrat, 1911, biz. 179 - 180; Nieuwenhuize, 1945]. Описывая обычаи, церемониал, вообще жизнь ачехского двора, автор обращался к модели мусульманских дворов Индии и других стран. "Хикаят Аче" стала своего рода священной книгой и использовалась в дни, когда вспоминался "великий государь" - Искандар Муда. Посол НОИК в Аче сообщал в Батавию о своем впечатлении от музыкального представления, которое султанша организовала в честь своего отца: "Хвалебные песни (из текста "Хикаят Аче". - В. Т.), в которых прославлялись деяния покойного отца султанши, так растрогали знать и других ачехцев, что они разразились рыданиями" [Andaya, 2008, p. 127].

Абд ар-Рауф ас-Сингкили (16157 - 1693) стал последним из "великих учителей" Аче XVII в. Родившись в Сингкеле на Западной Суматре, он перебрался в Аче, откуда в 1642 г. направился в хадж и пробыл в странах ислама 19 лет, обучаясь у различных религиозных авторитетов. Когда он вернулся, султанша Сафият ад-Дин сделала его кади малик ал-адиль - верховным судьей султаната, и он оставался им до своей смерти. Среди его многочисленных сочинений по мусульманскому праву, исламским традициям, обоснованию существования единого Бога, суфийскому мистицизму выделяется написанный в 1663 г. трактат "Мират ат-Туллаб" ("Зерцало ищущих"), своего рода компендиум по различным сторонам религиозной жизни Аче и пособие по обязанностям верховного судьи. Он первым среди жителей Нусантары стал писать толкования (тафсиры) Корана, которые распространялись и оказывали большое воздействие на богословскую мысль Нусантары [Azra, 2004, p. 77 - 80].

Отличительная особенность ачехских литературных произведений (на малайском языке) по сравнению с другими малайскоязычными трудами, создававшимися при дворах Нусантары того времени, состоит не только в их обилии, но и в упоре именно на исламскую тематику и использование сюжетов и приемов, циркулировавших при крупнейших мусульманских центрах Индии, Ближнего и Среднего Востока. Все эти работы носят следы влияния персидской и арабской исламской литературы, что находит отражение даже в названиях: "Зерцало государей", "Сад царей". Малайско-исламская литература Аче XVII в. способствовала упрочению мусульманства в качестве важнейшего компонента малайской идентичности. Это соединение ислама и "малайскости" было усилено также выборочной адаптацией дворцовой и административной практики великих мусульманских империй к ачехской жизни.

Если при дворах Малаккского султаната и его наследника, султаната Джохор-Риау, господствовала синтезированная культура анимистических, индуистско-буддийских и исламских представлений [Winstedt, 1961], то ачехский двор конца XVI-XVII в. сделал ставку именно на ислам. Это не только проявилось в развитии литературы исламского характера, но и сказалось на организации управления и придворных порядков. Так, в Аче появилась (явно по образцу Османской империи) должность шейха ал-ислам в качестве духовного наставника и ближайшего советника правителя. Все ачехские

стр. 41
шейхи ал-ислам XVII в.4 обладали значительным влиянием, занимаясь религиозными делами, администрацией и международной торговлей в качестве главных советников султанов [Nieuwenhuize, 1945, biz. 360 - 361; Azra, 2004, p. 57 - 59]. Ачехский двор широко привлекал на службу малайцев Полуострова, индийских мусульман и даже европейцев, которые получали в зависимости от рода деятельности (в основном торговой или военной) почетные титулы и звания [Andaya Barbara, 1978, p. 14 - 15]. В отличие от Малакки и Джохора первым министром в Аче было духовное лицо. Некоторые авторы [Andaya, 2001, p. 52 - 54] считают, что традиционная для малайских султанатов модель наличия четырех высших сановников во главе государства восходит к организации управления в империи Великих Моголов, которую восприняли султаны Аче. Возможно, что пример Османской и Могольской империй лежал в основе административной реформы Искандара Муда, разделившего территорию государства на мукимы во главе с имамами, назначаемыми центральной властью и долженствовавшими быть религиозными наставниками населения. Наряду с имамами, правда, продолжали существовать улубаланги (ачехск. улеёбаланг) - ведущая происхождение от военных вождей родоплеменных конфедераций наследственная адатная знать, превратившаяся к XVII в. во владетельных феодалов [Тюрин, 1970, с. 29 - 30]. В вассальные княжества Пиди, Пасей, Дайя и в районы производства перца на Западной Суматре (Барус, Пасаман, Тику, Париаман, Паданг, Индрапура) из центра направлялись наместники (панглимы).

Значительную роль при ачехском дворе играли писцы, именовавшиеся персидским термином каркон; главный писец носил смешанный малайско-персидский титул - панглима каркон. В XVII в. этими чиновниками, ведавшими казной, учетом товаров и даров иноземных купцов, были в основном евнухи, как в Османской империи [Ramli and Tjut Rahma, 1985, hal. 99]. В Аче по образцу фирманов - государевых указов в исламских империях - широко использовались письменные повеления и распоряжения с обязательной печатью. Они делились на саракаты (или таракаты), которые должны были исполняться, пока их не отменяла центральная власть, и сеутеуми - распоряжения по конкретному случаю. Все эти грамоты рассылались по султанату и вассальным территориям гонцами - молодыми придворными (буджанг) [Andaya, 2008, p. 132 - 133].

Хотя при дворах Нусантары издавна существовали гаремы, в Аче женская часть дворца с евнухами была несравнима по численности с другими местными султанатами. Представляется, что решающую роль в этом сыграло влияние мусульманских империй. Так, английский мореплаватель Томас Боури, посетивший Аче во второй половине XVII в., сообщал, что в султанском дворце находятся сто евнухов и тысяча женщин [Bowrey, 1905, р. 310]. Гарем сохранялся даже в правление султанш. Большая часть женщин была прислугой, значительную часть составляли также женщины из знатных семей улубалангов и панглим и дочери вассальных князей, и их пребывание в гареме было знаком отношений между султанами и знатью.

И положение евнухов в Аче напоминало традиции исламских империй Индии и Ближнего и Среднего Востока. Термин сида-сида, который обычно переводится как "евнух", в Малаккском султанате и других государствах Малайи (например, в Пераке) не обязательно относился к евнухам, а обозначал дворцовую обслугу, гонцов и т.п. [Abdul Samad, 1979, hal. 71; Raja Chulan, 1992, hal. 89]. В Аче же сида-сида, будучи именно евнухами, служили телохранителями, советниками, послами, имели право исключительного доступа к правителю [Alves, 1990, p. 103]. Томас Боури описал торжественный султанский выход, в котором евнухи занимали почетное место [Bowrey, 1905, p. 325 - 326]. Голландские источники отметили, что в середине XVII в. евнух

4 Первым шейхом ал-ислам в Аче был Хамза Фансури, занимавший этот пост в конце XVI в. при султане Алауддине ал-Мукамиле. При Искандере Тани эту должность занимал Шамс ад-Дин, при Искандере Тани - Нуруддин ар-Ранири, а при султанше Сафият ад-Дин - поочередно Сайфуль-Риджаль и Абд ар-Рауф.

стр. 42
Раджа Адона Лела считался равным четырем министрам, глава евнухов носил знатный титул махараджа сетиа, а еще один сида-сида был казначеем султанши. Большое количество евнухов в Аче и их использование на важных государственных постах - новое явление в малайском мире - было, с огромной долей вероятности, связано с влиянием империи Великих Моголов и в еще большей степени - с практикой Османской империи.

Османское влияние на ачехский церемониал явно ощущалось в характере парадного выхода Искандара Муда, который ачехский источник сравнивал с процессиями Сулеймана Великолепного. Султан шествовал под зонтами и знаменами, следовавшие за ним одетые по-турецки воины были вооружены мечами, копьями и мушкетами, некоторые несли хорасанские щиты. Благочестие Искандара Муда источник сравнивал с ревностью к исламу султана Сулеймана [Ramli and Tjut Rahma, 1985, hal. 45, 51].

Другая отличительная особенность Аче в сравнении с другими малайскими государствами - использование слонов и лошадей в торжественных выходах султанов - носит явные следы могольского и турецкого влияний. Голландский посол сообщал в 1640 г. в Батавию о величии Искандара Тани, который чувствовал себя повелителем вселенной, обладая белым слоном, а также многочисленными слонами других цветов, которому "Господь дал такое количество тканей, украшенных драгоценными камнями для этих слонов, а еще сотни слонов для войны.., а также много сотен лошадей" (цит. по: [Reid, 1989, p. 27]). Султанша Сафият ад-Дин в письме к султану Перака именовала себя "госпожой слонов всех видов и мастей", а также сообщала, что "благодаря милости Аллаха владеет множеством лошадей из Аравии, Турции... Татарии... Лахора..." (цит. по: [Andaya, 2008, p. 136]). В "Хикаят Аче" описывается специальная церемония с участием множества арабских, иракских и турецких лошадей под седлами и попонами, инкрустированными драгоценностями [Hikayat Atjeh, 1958, hal. 40].

Стремление к централизации, кодификация государственных церемоний, соотнесенная с мусульманскими праздниками, желание выстроить управление и жизнь двора по исламским стандартам, несомненно, связаны с внешними влияниями, в первую очередь империи Великих Моголов (см.: [Schrieke, vol. 2, 1957, p. 230 - 267]). В течение почти двухсот лет Аче занимал главенствующее место среди государств Суматры и Малайи и сыграл решающую роль в утверждении ислама в жизни местного общества, особенно его верхнего слоя. Ачехская модель была воспринята в Кедахе на Малаккском п-ове, на северо-восточном и северо-западном побережьях Суматры; Перак и Паханг долгое время были вассалами ачехских султанов. До конца XVII в. Аче был центром религиозного знания и обучения, подкрепленных созданными на малайском или переведенными на малайский с арабского и персидского мусульманских произведений богословского и исторического характера.

УПАДОК АЧЕ И ТРАНСФОРМАЦИЯ ИСЛАМСКИХ ИНСТИТУТОВ

Со второй половины XVII в. начался упадок Аче. Процветание и упадок негар Нусантары в значительной степени зависели от внешнеполитической (и внешнеторговой) обстановки. Негара Аче, возникшая как конгломерат слабо связанных между собой территорий, которые сохраняли свою государственность и общественную структуру, не оказалась достаточно прочной, несмотря на попытки сильных правителей первой половины XVII в. централизовать систему управления. Как и все подобные образования, она в значительной степени была обязана своим расцветом благоприятной внешней обстановке. С изменением этой обстановки начался и упадок Аче.

В 1641 г. голландцы сменили португальцев в Малакке. Надежды местных государей на избавление от торговой монополии не оправдались: мощная НОИК осуществляла эту монополию даже эффективнее, чем португальцы. Видя в Аче главного соперника в Малаккском проливе, НОИК вступила в борьбу с султанатом. Вначале она

стр. 43
подорвала влияние Аче в княжествах Западной Малайи - центрах оловодобычи [Winstedt, 1935, p. 132]. В 60-х гг. XVII в. голландцы нанесли по Аче еще более сильный удар. В 1662 г. они заключили с рядом минангкабауских раджей Западной Суматры Пайнанский договор, по которому получили монополию на закупки перца и освобождались от пошлин [Gerlah, 1873, biz. 46]. Отпадение вассалов, упадок торговли и сокращение доходов немедленно вызвали осложнения в Аче. Слабые правительницы второй половины XVII в. не сумели справиться с сепаратизмом не только вассалов побережья, но и владетелей-улубалангов в собственно Аче, которые, потеряв доходы от торговли и участия в военных походах, стремились компенсировать потери, увеличивая нажим на крестьянство своих владений.

В последней четверти XVII в. началось возвышение соперника - султаната Джохор-Риау, ставшего главным торговым центром в Малаккском проливе. В начале XVIII в. центром развития малайской религиозной и светской литературы стал Палембанг [Парникель, 1980, с. 181 - 182]. С конца XVII в. в Аче не стихали междоусобицы. В 1699 г. султанша Камалат-шах Зиятуддин была свергнута и султаном в 1703 г. стал араб Бадр ал-Алам [Banck, 1873, biz. 44]. Арабская династия в 1729 г. после междоусобной войны уступила место династии, основанной бугским вождем (многие буги после того, как голландцы подорвали в XVII в. их господство на Сулавеси, рассеялись по Архипелагу и Полуострову, выкраивая себе владения), ставшим султаном под именем Алауддина Ахмет-шаха. Междоусобицы продолжались и при новой династии. Каждая из трех конфедераций (саги) собственно Аче поддерживала своего претендента, и в 60 - 70-х гг. XVIII в. в Аче было сразу три султана [Тюрин, 1970, с. 20].

Султанский двор утратил свой блеск, исчезли возможности, позволявшие его содержать, как ранее: с многочисленными придворными, евнухами, слонами и лошадьми. Падение Аче как торгового центра способствовало переносу центра тяжести во внутренние районы, где решающая роль принадлежала наследственной знати. Попытки централизации и унификации управления оказались кратковременными и неудачными. Уже во второй половине XVII в. имамы (ачехс. имеум) - главы мукимов, на которые Искандар Муда разделил Великий Аче (собственно Аче), стали терять функции религиозных наставников и начали превращаться в наследственных владетелей мукимов, а последние - трансформироваться в территориальные феодальные владения. Известный исследователь Аче К. Снук Хюргронье считал, что к XIX в. имамы превратились в "маленьких улубалангов" [Snouck Hurgronje, vol. I, 1906, p. 84]. В ачехской героической поэме XVIII в. "Хикаят Почут Мухамат" мы находим имамов, которые действуют как военные предводители в своих мукимах; в этой поэме имамы - такие же владетели, как улубаланги, власть которых признавали далеко не все формально зависящие от них имамы [Snouck Hurgronje, vol. II, 1906, p. 92 - 97].

Трансформация должности имамов - характерный пример поглощения традиционными формами приморского мира новых институтов, которые утверждались, лишь найдя место в сложившейся структуре. Религиозный институт, созданный с целью политической и идеологической консолидации султаната в эпоху подъема центральной власти, превратился в адатный (традиционный) орган, ничего общего с религией и централизацией не имеющий. Отношения имама с вышестоящим владетелем - улубалангом - зависели от конкретного соотношения сил. Как правило, имамы признавали верховенство "своего" улубаланга, выступали на его стороне в междоусобицах, передавали ему часть судебных сборов и торговых пошлин. Но часто имам стремился стать независимым от улубаланга владетелем. Трансформация чиновников султана и верховных духовных лиц во владетельных феодалов происходила даже в султанском домене - Даламе. Основная территория Далама к середине XIX в. уже не принадлежала султанам. Ею владел Теуку Панглима Месджид Райя, титул которого ("Наместник Главной мечети") указывает на некогда существовавшую связь его носителя с духовными обязанностями в центральной администрации султаната. При султане Алауддине

стр. 44
Ибрахиме Мансур-шахе в 30-х гг. XIX в. деревни Далама на правом берегу р. Аче перешли к улубалангу Теуку Кали Маликуладилю, предки которого в XVII в. носили духовный (теунгку), а не светский (теуку) титул и были верховными судьями, обладавшими знанием шариата [Тюрин, 1970, с. 37 - 38].

Яркое свидетельство перенесения центра тяжести с побережья во внутренние районы содержится в "Хикаят Почут Мухамат" ("Повесть о Почут Мухамате"), написанной, кстати, не на малайском - языке побережья, а на ачехском - языке внутренней части страны: "Торговля не приносит значительной прибыли, даже если вы, мои друзья, выращиваете перец. Если в стране нет риса, в ней нет ничего ценного... Все население покинет такую страну, останутся лишь правитель и его родня. Но если страна опустеет, кем мы будем управлять? Я уверяю вас: занятие сельским хозяйством - лучшее из занятий" [Hikajat Pochut Muhamat... 1978, hal. 167, 169].

Показательно, что уже в конце XVII в. героико-эпическая поэма "Хикаят Малем Даганг" ("Повесть о Малем Даганге") восхваляет не султана, а одного из его военачальников и повествует не о жизни двора и придворных - в центре находятся простые люди, живущие вдали от столицы. И вместо восхваления султана, которому все обязаны беспрекословно подчиняться, "Повесть" сосредоточивает внимание на страданиях населения, которое подвергается жестоким поборам двора, особенно в период войны. Другая центральная тема этой повести - приверженность ачехцев исламу, причем решающую роль в этом играет не султан, а религиозные авторитеты - улама. Главная роль в походе против Джохора отведена в поэме не султану Искандару Муда, а уламе Джа Пакеху, который делает Малем Даганга командующим ачехским флотом и которому султан полностью передоверяет руководство экспедицией [Hikajat Malem Dagang, 1937, biz. 78 - 79, 91 - 92]. В "Хикаят Почут Мухамат" эти тенденции еще более заметны. Сам Почут Мухамат сообщает радже Пиди, что "самый известный человек в Аче - Панглима Полим (глава саги во внутренней, горной части Аче. - В. Т.), который свергает султанов и возводит их на трон" [Hikajat Pochut Muhamat..., 1978, hal. 163].

Несмотря на попытки (в определенной мере успешные) стать не просто очередной негарой Нусантары, а государством ислама (подчеркнуто мною. - В. Т.) на периферии мусульманского мира, в чем немалую роль сыграли связи с великими исламскими империями XVI-XVII вв., Аче так и не стал им. Многие причины этому препятствовали: усиление европейского присутствия в Малаккском проливе, соперничество с Джохором-Риау, появление бугов, ослабление империи Великих Моголов и Сефевидов и т.д., но главное, на мой взгляд, заключалось во внутренней структуре самого Аче. Султанат не связал воедино приморские территории с внутренними областями, и блеск двора, присутствие мусульманских ученых, распространение малайского языка - linga franca Нусантары - все это осталось на побережье, контроль над которым ачехские султаны стали быстро утрачивать в бурный XVIII в. Великий (или Большой) Аче - основная область страны по течению р. Аче - столица Далам перестали быть свидетелями пышных церемоний, дворец обезлюдел, не неслись во все стороны гонцы с распоряжениями слабых султанов. Аче аграризировался, замыкался, ачехский язык получил преимущество перед малайским даже при дворе, могущественные улубаланги и имамы мало считались с бессильными султанами, прислушиваясь скорее к панглимам трех саги - истинным вершителям судеб страны. Правда, ислам пустил гораздо более глубокие корни в Аче, нежели в какой-либо другой части Нусантары: тесное общение с мусульманским миром не прошло даром. В обстановке утраты торговых возможностей и сепаратизма улубалангов неоднородная масса людей, связанных с мусульманской религией, в просторечии именуемых уламами5, в руках которых находилось образование,

5 Все они носили титул теунгку, под которым мог скрываться и простой деревенский шаман, и судья, и "потомок Пророка", и странствующий учитель. Уламами же в точном смысле в Аче считались люди, хорошо знавшие арабский язык и достигшие совершенства в знании религиозной доктрины и мусульманского права [Snouck Hurgronje, vol. II, 1906, p. 5 - 7].

стр. 45
стала цементирующей силой ачехского общества. Султанат благодаря этому сохранил положение самого "исламского" района Нусантары, что особенно ярко проявилось в период Ачехской войны (1873 - 1913), борьбы за независимость против голландских колонизаторов и в послевоенный период, в эпоху Республики.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Брагинский В. И. Хамза Фансури. М.: Наука, ГРВЛ., 1982.

Винстедт Р. Путешествие через полмиллиона страниц. История малайской классической литературы. М.: Наука, ГРВЛ, 1966.

Книга Марко Поло. М.: Географгиз, 1955.

Парникель Б. Б. Введение в литературную историю Нусантары IX-XIX вв. М.: Наука, ГРВЛ, 1980.

Тюрин В. А. Ачехская война (из истории национально-освободительного движения в Индонезии). М.: Наука, ГРВЛ, 1970.

Тюрин В. А. История Малайзии. М.: Наука, ГРВЛ, 1980.

Чжао Жугуа. "Чжу фань чжи" ("Сообщение о подвластных Шривиджае государствах") / Пер. с кит. М. Ю. Ульянова // Восток (Oriens). 1999, N 1.

Abdul Samad Ahmad. Sulalatus Salatin (Sejarah Melayu). Kuala Lumpur: Devan Bahasa dan Pustaka, 1979.

Alves J.M.S. Une ville inquièté et un sultan barricadé: Aceh vers 1588 // Archipel. Vol. 39, 1990.

Alves J.M.S. Prince contre marchands au crépuscule de Pasai (c. 1494 - 1521) // Archipel. Vol. 47, 1994.

Andaya Barbara Watson. The Indian "Saudagar Raja" in Traditional Malay Courts // JMBRAS. Vol. 47, pt. 1. 1978.

Andaya Leonard Y. The Kingdom ofJohor, 1641 - 1728. Kuala Lumpur: Oxford University Press, 1975.

Andaya Leonard Y. World of Maluku: Eastern Indonesia in the Early Modern Period. Honolulu: University of Hawai'i Press, 1993.

Andaya Leonard Y. Ayudhya and the Persian and Indian Muslim Connection // Proceedings of the International Workshop "Ayudhya and Asia". Bangkok: Thammasat University, 1995.

Andaya Leonard Y. Aceh Contribution to Standarts of Malayness // Archipel. Vol. 61. 2001.

Andaya Leonard Y. Leaves of the Same Tree. Trade and Ethnicity in the Straits of Melaka. Honolulu: University of Hawai'i Press, 2008.

Arasaratnam Sinnapah. Maritime India in the Seventeenth Century. Delhi: Oxford University Press, 1994.

Azra Azyumardi. The Origin of Islamic Reformism in Southeast Asia. Honolulu: University of Hawai'i Press, 2004.

Banck J.E. Atchin 's verheffing en val. Rotterdam, 1873.

Bowrey Thomas. A Geographical Account of Countries round the Bay of Bengal, 1669 to 1679 / Ed. Richard Carnac Temple. Cambridge: Hakluyt Society, 1905.

Boxer C.R. The Achenese Attack on Malacca in 1629 / MIS.

Djajadiningrat Raden Hoesein. Critisch overzicht van de Maleische werken vervatte gegevens over de geschiedenis van het Soeltanaat van Atjeh // BKI. D.65.1911.

Gerlach A.J.A. Atjin en Atjinezen. Beknopt overzicht van onze betrekkingen tot dat Rijk, sedert de vestiging de Nederlanders in den Oost-Indischen Archipel. Arnhem, 1873.

Hikajat Pochut Muhamat, An Achenese Epicl Ed. G.W.G. Drewes. The Hague: Martinus Nijhoff, 1979.

Hikayat Atjeh / Uitg. Teuku Iskandar. 's-Gravenhage: Martinus Nijhoff, 1959.

Hikayat Malem Dagang: Atjehsche heldenlicht. Uitg.H.K.J. Cowan. 's-Gravenhage: KITLV, 1937.

Hikayat Raja-Raja Pasai / Ed. Russel Jones. Petaling Jaya: Fajar Bakti, 1987.

Iskandar Teuku. Kesusterian klasik Malayu sepandjang abad. Jakarta: Penerbit LIBRA, 1996.

Krom N.J. Hindoe-Javaansche geschiedenis. 's-Gravenhage: Martinus Nijhoff, 1931.

Langen K.F.H. van. De inrichting van het Atjehsche staatbestuur onder het Sultanaat // BKI. D. 37. 1888.

Lombard Denys. Le Sultanat d'Atjeh an temps d'Iskandar Muda, 1607 - 1636. P.: Ecole Français d'Extrême-Orient, 1967.

Lombard Denys. Martin de Vitré, premier Breton à Aceh (1601 - 1603) // Archipel. Vol. 54, 1997.

Nieuwenhuize C.A.O. van. Šamšu 'l-din van Pasai. Leiden: E.J. Brill, 1945.

Raja Chulan bin Hamid. Misa Melayu. Kuala Lumpur: Pustaka Antara, 1962.

Ramli Harun dan Tjut Rahma M.A. Gani. Adat Aceh. Jakarta: Dapartamen Pendidikan dan Kebudayaan, 1985.

Reid Anthony. Sixteenth Cenury Turkish Influence in Western Indonesia // Journal of Southeast Asian History. Vol. 10, pt. 3, 1969.

Reid Anthony. Elephantsand Water in the Feasting of Seventeenth Century Acheh // JMBRAS. Vol. 62, pt. 2, 1989.

Schrieke B.H.M. Indonesian Sociological Studies. 2 vols. The Hague-Bandung: W. van Hoeve Ltd., 1956 - 1957.

Snouck Hurgronje C. The Achenese. 2 vols. Leyden: E.J. Brill, 1906.

стр. 46
Sweeney P.L.A. The Connection between the Hikayat Raja2 Pasai and the Sejarah Melayu // JMBRAS. Vol. 40, pt. 2, 1967.

Taufik Abdullah. The Formation of Political Tradition in the Malay World // The Making of an Islamic Political Discourse in Southeast Asia / Ed. Anthony Reid. Clayton: Centre of Southeast Asian Studies, Monash University, 1993.

Teeuw A. Hikayat Raja-raja Pasai and the Sejarah Melayu // MIS.

The Travels of Mendes Pinto / Ed. Rebecca D. Katz. Chicago: University of Chicago Press, 1989.

Uka Tjandrasasmita. The Introduction of Islam and the Growth of Moslem Coastal Cities in Indonesian Archipelago // Dynamics of Indonesian History / Ed. Soebadio Haryati and C.A. Marchie Sarvaas. Amsterdam-N.Y. Oxford: Oxford University Press, 1978.

The Voyages of Sir James Lancaster Kt, to the East Indies. L.: Hakluyt Society, 1877.

Wilkinson R.J. The Malacca Sultanate // JMBRAS. Vol. 13, pt. 2, 1935.

Winstedt R.O. A History of Johore // JMBRAS. Vol. 10, pt. 3, 1935.

Winstedt R.O. The Malays. A Cultural History. L., 1950.

Winstedt R.O. The Malay Magicien: Being Shaman Saiva and Sufi. L.: Routledge and Paul, 1961.

Wolters O.W. Early Indonesian Commerce: A Study of the Origin of Sri Vijaya. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1967.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

BKI - Bijdragen tot de taal-, land - en volkenkunde, unigegeven door Koninklijk Instituut voor de taal-, land -en volkenkunde van Nederlandsch Indiё. Amsterdam-'s-Gravenhage.

JMBRAS - Journal of the Malayan/Malaysian Branch of the Royal Asiatic Society. L. -Singapore.

MIS - Malayan and Indonesian Studies / Ed. John Bastin and R. Roolvink. Oxford: Clarendon Press, 1964.

Permanent link to this publication: