Мухаммед ал-Махзанги - египетский новеллист, родился в 1963 г. в городе ал-Мансура, в Нижнем Египте, там же закончил медицинский факультет университета. В конце 1980-х гг. в течение четырех лет специализировался по психиатрии в Киеве, где стал свидетелем аварии на Чернобыльской АЭС, о чем написал очерк-репортаж и несколько рассказов. После двенадцати лет врачебной деятельности перешел на работу в прессу, в настоящее время является советником каирской редакции кувейтского журнала "Ал-Араби".

У М.ал-Махзанги семь книг рассказов, две книги для детей, научный труд об альтернативной медицине и сборник очерков о его поездках по разным странам мира (последний в электронной версии).

В 1992 г. М.ал-Махзанги получил премию за лучший сборник рассказов года, в 2005 г. - национальную литературную премию как лучший египетский новеллист.

Творчество М.ал-Махзанги пронизано живым чувством любви, боли, сострадания к его персонажам. Трагичность мира видится писателю в постоянном противоборстве жизни и смерти, в том, что каждый человек может в любой момент стать жертвой болезни, техногенной катастрофы, природного катаклизма, вооруженного конфликта. Он раскрывает в рассказах присущую человеку любовь к жизни и отстаивает право человека на жизнь.

В сборнике "Животные наших дней" ("Хайванат айамина", Каир, 2006), два рассказа из которого "Газели" и "На спине слона" мы публикуем в этом номере, мир предстает во взаимосвязанности, взаимодействии живой природы и людей, речь идет о качествах "человечности", проявляющихся порой у животных, и о признаках "озверения", наблюдаемых у современного человека. Но писатель говорит и о том, что отличает человека от животного, о силе человеческой любви, о доброте, способной спасти ближнего.

Рассказам сборника предпосланы эпиграфы из сочинений о животных средневековых арабских авторов и современных ученых.

Глаза газели, встреченной на пути из ар-Русафы в ал-Джиср, вдруг наполнили волнением мое сердце.

Али Ибн ал-Джахм*

В ходе полевых исследований доктор Лариса Конрадт и профессор Ним Роберт установили, что среди множества популяций животных, организованных по принципу "диктатуры", единственной "демократической" популяцией являются розовые газели. Пользуясь статистическим методом для сравнения способов принятия решений, определяющих поведение различных популяций диких животных, и их воздействия на отдельных особей, ученые пришли к выводу, что стадо газелей покидает пастбище лишь после того, как число особей, поднявших головы в знак насыщения, достигнет 62%. А стадо розовых газелей, завидев другое стадо газелей этого же вида, пасущееся в каком-то месте, спокойно и тихо удаляется искать себе другое пастбище. Все газели подчиняются этим демократически принимаемым мирным решениям, реагируя на особые, понятные всем особям телодвижения, т.е. на некий язык тела".

(Научный журнал "Фокус")

Морские пехотинцы вошли во дворец после долгого, продолжавшегося всю ночь обстрела - грохота взрывов, шума падающих обломков, пламени пожаров. Вошли с первыми проблесками зари, тонувшими в густом дыму и в смраде горящих тел. Они были обессилены и голодны, но опьянены столь неожиданно быстро одержанной победой. И это усиливало у них чувство голода. Они кинулись прочесывать президентский дворец и парк в поисках пищи и обнаружили в парке газелей и львов.

Окаменевшие от страха газели сгрудились в кустах, тянущихся вдоль парковых аллей. Морским пехотинцам не составило труда похватать их и перетащить в вестибюль дворца, где они собирались отпраздновать победу. Там они соорудили жаровню, использовав для

* Али Ибн ал-Джахм - арабский поэт (ум. 863).

этого кресла, изготовленные самыми искусными мастерами-мебельщиками на свете и украшенные пластинами французского золота высокой пробы. Обнаруженные теми же пехотинцами четыре льва, разъяренные голодом, дымом и смрадом, с рычанием метались в своих клетках из блестящей нержавеющей стали. Это были львы сына президента, ходили слухи, что он якобы кормил их мясом тех, кто навлекал на себя его гнев. Один из морских пехотинцев предложил, забавы ради, остатки мяса газелей после пиршества бросить львам.

Предложение потонуло в шуме и гомоне победителей, в восхитительных запахах жарящегося мяса двадцати газелей белой арабской породы и десяти великолепных, словно сотканных из ветерка, впитавшего все ароматы цветов, песчаных газелей. Еще не успело зайти солнце, как все эти газели превратились в груды костей с торчащими на них кое-где объедками жареного мяса. Большинство морских пехотинцев, насытившись, задремало в мягких креслах. Но некоторых сон не брал, и они потащили кости в клетки ко львам. Им было неведомо, что львы брезгуют жареным мясом. Так неужели они стали бы глодать извалянные в золе кости?!

НА СПИНЕ СЛОНА

"Слон - страшное животное, опасайся взбираться на его спину и использовать его как вышку для наблюдения или для охраны. Слон может убить, покалечить, затоптать ногами. Говорят, что хосрои* казнили людей, кидая их под ноги специально обученным слонам".

(Ал-Джахиз** "Книга о животных")

"Когда Таркин Халь отправился в Ассам, в Северной Индии, чтобы заснять операцию по поимке бешеного слона, убившего сорок человек, он узнал там, что владелец слона, пьяница, долгое время с ним дурно обращался. Слон страдал от тяжелых железных цепей, в которые были закованы его ноги. Цепи проржавели, и некоторые их звенья впились в мясо ног".

(Синди Эйнджел "Душевные болезни")

Я в жизни не испытывал такого страха, какой испытал сидя на спине слона, поднимавшегося в Джайпурскую крепость, хотя мне и довелось пережить немало страшных моментов, особенно во время поездок, начиная еще с юношеских лет, когда я ездил безбилетником на крышах вагонов вместе с нищими, бродягами и жуликами. Чуть зазеваешься, и электропровода могут перерезать тебе шею, неожиданно возникающие пролеты мостов грозят размозжить голову, если не успеешь вовремя распластаться и прижаться к крыше всем телом. После юношеского бродяжничества наступил черед поездок на автомашинах-развалюхах и на ветхих автобусах по крутым склонам гор красноморского побережья, над пропастями ливанских гор и вдоль смертельно опасных расщелин тибетского нагорья. Я пролетел над вершинами гор Лаоса на старом русском самолете, который чуть не загорелся в воздухе, проплыл по бурливой реке Замбези с ее опасными поворотами и перепадами в утлом каноэ, лодка то и дело ныряла, а я не умел плавать. Пешком пересек минные поля в Камбодже, так называемые "поля смерти". Пролетел на вертолете над гигантскими водопадами Виктории. Семь полных лет профессионально занимался гимнастикой с единственной целью - стать воздушным акробатом в цирке, человеком, рискующим жизнью при каждом прыжке на летающую трапецию при выполнении в воздухе сальто назад.

* * *

Страх меня притягивает, но не по тем причинам, которые психологи относят к разряду компенсаторных воздействий. Просто, противостоя страху, я испытал чувства наслаждения и упоения, которые испробовавший их стремится пережить снова и снова. Чувства всепоглощающие, раздвигающие пределы твоего обычного существования, раскрывающие невидимые горизонты бытия, сияющий источник света, от которого расширяются зрачки, по коже бегут мурашки, сердце колотится, и горячая волна прокатывается от позвоночника до макушки. Состояние какой-то сверхъестественной готовности всего тела. Ты ощущаешь страх и одновременно ощущаешь себя в абсолютной форме. Это опьянение адреналином, как называют его ученые, исследовавшие людей, которые занимаются опасными видами спорта - парашютистов, совершающих затяжные прыжки, альпинистов, гребцов, спускающихся на лодках по горным порожистым рекам, канатоходцев, переходящих улицу по проволоке, натянутой между небоскребами, тех, кто взбирается на небоскребы по их фасадам.

Ради этого опьянения, пусть его называют адреналиновым, я часто подвергал себя опасностям, выбирая вместо надежного и безопасного самое рискованное, то, что "встряхнет" меня, заставит остро почувствовать вкус жизни. От этого мои поездки и путешествия делались куда как интересней, становились просто незабываемыми. Как правило, самые примитивные и ненадежные средства передвижения более всего гарантируют это столкновение с неожиданным, неведомым, стрессы, подхлестывающие все реакции организма. Именно поэтому я предпочел подняться в Джайпурскую крепость по крутой, узкой и ухабистой дороге, идущей по краю страшного пятисотметрового обрыва над ложем высохшего озера, заваленного осыпью камней и обломками скал с

* Хосрои - титул древних персидских царей.

** Ал-Джахиз - знаменитый арабский филолог и ученый (ум. 869).

острыми краями, не на автомашине и не на микроавтобусе, оборудованном специальными шинами, а на слоне. Поездка на спине слона будоражила воображение, вызывала в памяти образы махараджей, которые построили эту крепость на горном склоне и жили в ней из поколения в поколение, пока не кончилось их время, а высокая грозная крепость не превратилась в достопримечательность и чудо.

* * *

Я знал, что поездка на слоне - сомнительное удовольствие. Конечно, взирать на мир с такой широкой и высокой движущейся площадки, как спина слона, это здорово. Но такая поездка сопряжена с физическим напряжением, которое легко переносить лишь привыкшим ездить на слоне худощавым и гибким азиатам. Слон - это не верблюд, раскачивающий седока взад и вперед, что соответствует естественному наклону и выпрямлению человеческого тела. И не лошадь, гордо несущая своего всадника. И не осел, трясущийся так же, как и сидящий на нем. Слон - живая гора, она двигается тяжело и медленно, постоянно меняя ноги: передняя правая поднимается одновременно с задней левой, делает гигантский шаг, потом поднимаются передняя левая и задняя правая, делают следующий гигантский шаг. И каждый гигантский шаг отдается болью в телах людей, цепляющихся за поручни своих мест на гигантской спине. Источник этой боли в несоответствии оси наклонов слона нормальным реакциям человеческого тела, если только человек с детства не привык ездить на слоне. Широкие, тяжелые шаги заставляют суставы сидящих на нем - особенно сочленения позвонков, костей таза, ключиц, плечевые суставы - тереться один о другой, словно мельничные жернова. Этот болезненный опыт мне уже довелось приобрести на острове посреди реки Меконг, неподалеку от Вьентьяна, а также в древнем храмовом комплексе в Бангкоке, и я уже не страшился повторить его в Джайпуре.

* * *

У подножия склона, где начинается дорога, поднимающаяся к крепости, находилась "стоянка" слонов, один за другим они подходили к широкой стенке высотой с этаж дома, своего рода терассе, с которой и происходила посадка. Слоны были ярко разрисованы: изображения веток и цветов окружали их глаза, покрывали лбы и тянулись вдоль длинных хоботов. Сидения для пассажиров напоминали кровати из кованого железа - широкие, застланные большими матрасами со стоймя прислоненными к железному ограждению, высотой примерно с фут, подушками. Эти "кровати" были закреплены в горизонтальном положении с помощью широких ремней из грубой кожи. Я подумал, что это не иначе, как кожа слона, с его огромного морщинистого, графитового цвета брюха.

Вместе с другими я начал подниматься по каменным ступенькам на стенку, чтобы с нее сесть на спину слона. Но процедура посадки чрезвычайно затянулась, и я заметил вокруг множество чинов индийской полиции. До моего слуха дошли разговоры о том, что для получения разрешения на посадку необходимо пройти строгий досмотр и что принимаемые меры предосторожности связаны с ситуацией в Кашмире, с межобщинными стычками в Хайдарабаде и с взрывом поезда недалеко от Бомбея. Я сказал себе: ничего, предосторожность необходима, слепой экстремизм не разбирает между поездом и слоном, между врагами и посторонними людьми, между человеком и камнем, экстремистам главное - взорвать и устрашить врагов этими взрывами. Но, поднявшись на террасу, я с удивлением отметил, что досматриваются не только сумки и пакеты пассажиров, но и их одежда, более того, им велят засучивать рукава и поднимать вверх руки и пристально разглядывают их, перебирая палец за пальцем. То же проделывают и с пальцами ног, заставляя людей садиться и разуваться! Я подчинился с большой неохотой. И уже усевшись на свое место на спине слона, продолжал размышлять над происходящим, не находя ему объяснения. Погруженный в решение этой загадки, я даже не заметил, как слон зашагал по ведущей вверх дороге.

* * *

На слоне нас было десять человек, не считая погонщика, сидевшего впереди, на шее слона. Четверо из этих десяти, молодые ребята, не переставали пересмеиваться и перемигиваться между собой, водили маленькими соломинками по пальцам своих рук, а потом так и этак пытались дотянуться этими соломинками до кожи слона. Обернувшийся к ним погонщик, увидев в руках ребят соломинки, устремил на них сердитый взгляд и что-то быстро произнес на местном языке, не то ругательство, не то угрозу, а может, и то и другое вместе. Молодые люди на некоторое время притихли, а потом вновь стали смеяться, перемигиваться и забавляться. Я с вопросом в глазах и недоуменно разведя руками посмотрел на одного из них, сидевшего со мною рядом и выглядевшего смущенным, несмотря на то, что он тоже участвовал в забавах остальных. С его смуглого, приятного лица сошло озорное выражение, и он застенчиво ответил мне по-английски с сильным акцентом: "антш". Из-за акцента я сначала не понял, что за слово он произнес. Чтобы помочь мне, юноша стал быстро перебирать пальцами, изображая движение мелких существ, и тут я понял и удивленно воскликнул: "Муравей... муравьи?" Он кивнул со смущенной улыбкой и шепотом объяснил мне, что муравьи стали последним изобретением экстремистов в странах, где слоны используются для перевозки и волочения грузов, а также в туристических целях и на различных празднествах... в Лаосе, Камбодже, Мьянме, Таиланде, Шри-Ланке, Непале, Индии. Никто точно не знает, проводились ли и где именно подобные операции, но "техника" их проведения уже известна всем, а слухи о них как чума распространились по всему региону, из уст в уста передаются истории о взбесившихся слонах, в уши которых незаметно запустили муравьев, о десятках затоптанных ими

людей, разрушенных домах, искореженных автомашинах, вытоптанных садах. Наносимый слонами ущерб больше, чем от начиненной взрывчаткой машины или от заминированного участка дороги.

* * *

После того как к нашему разговору подключились и другие сидевшие на слоне, я ясно представил себе всю опасность этого "запугивания муравьями" и подумал о том, что люди, способные осуществлять подобные операции, могут быть ни в чем не похожи друг на друга, исповедовать разные идеологии, веры, политические взгляды, принадлежать к различным этническим общностям. Оппозиционные группировки и вооруженные формирования в этих странах окрашены в широкий спектр несовместимых цветов: сельскохозяйственные и промышленные бароны и торговцы наркотиками на юге Лаоса и на севере Таиланда, коммунисты-маоисты в Непале, изумрудная мафия в Бирме, банды, промышляющие контрабандой ладанного дерева в Камбодже, религиозные и этнические сепаратисты в Шри-Ланке, на некоторых островах Индонезии, в Северной Индии. У них разные интересы и убеждения, но всех объединяет муравей, используемый, чтобы причинять боль. Это и не может быть иначе! Но разве боль может служить средством избавления от любой другой боли? Они что, полностью лишились разума, совсем ослепли?! Разве есть глаза, чтобы различать свои жертвы, у огня, пожирающего подожженные дома? Разве есть глаза у взрывного устройства, заложенного в мусорный ящик, в автомашину, под сиденье в поезде? Видит ли что-нибудь муравей, запущенный в ухо слона, ищущий выхода и грызущий своими острыми челюстями страшно чувствительные бугорки - оголенные нервные окончания? Это вызывает нестерпимый зуд, электризует мозг гигантского животного, доводит его до бешенства. Слон начинает бушевать, стряхивает с себя седоков, они летят с высоты на землю и гибнут под его ногами вместе с теми, кто случайно оказался рядом. Пытаясь избавиться от невыносимого зуда, слон трется всей своей огромной массой о стены домов и давит вжимающихся в эти стены в надежде уберечься людей.

* * *

Моментально в моем мозгу выстроились страшные картины возможной смерти в случае, если наш слон придет в неистовство: я падаю на камни дороги и ломаю себе кости, а потом он растаптывает меня ногами; я избегаю падения, но в безумной попытке ухватиться за скалы с правой стороны дороги оказываюсь зажатым между камнями и слоновьим боком и раздавленным; я падаю далеко от слона и от каменной стены, но лечу в пятисотметровую пропасть, на дно сухого озера и разбиваюсь об острые обломки скал, раскалившихся под жарким солнцем Раджастхана.

* * *

Картины ужасной смерти стояли перед моими глазами, я не мог думать ни о чем другом. Мы уже преодолели к тому времени две трети пути и поднялись на высоту, с которой дно сухого озера выглядело особенно устрашающим. Я утратил всякую способность любоваться окружающими видами и белыми башнями уже близкой крепости. Я неотрывно наблюдал за моими соседями, стараясь угадать, кто из них преступник, прячущий между пальцами, под ногтями или в глубине кармана муравьев и выжидающий удобного момента, чтобы выпустить их в ухо слона. Ведь он непременно сделает это и найдет способ сбежать до того, как слон превратится в льва. Интересно, будет ли он доволен кровавыми и пагубными последствиями этого превращения? Будет ли радоваться, глядя, как падают и разбиваются о камни люди, как разрываются на куски их тела. Наверняка те, кто способен на такое, каких бы политических взглядов он ни придерживался, какую бы религию ни исповедовал, к какому бы этносу ни принадлежал, испытывает некое упоение. Интересно, похоже ли оно на то упоение, которое не раз испытал я перед лицом опасности? Так же ли на тех, кто сеет страх среди других, накатывает волна адреналина? Неужели свершение страшного деяния, вид окровавленных, обожженных, раздавленных человеческих тел вызывает у них чувство злобной радости, заставляет ощущать прилив сверхъестественных сил, тайную дрожь наслаждения, от которой глаза загораются чувственным блеском?

Я так и видел себя раздавленным, растерзанным или летящим в пропасть на острые зубья раскаленных солнцем скал. Слон, преодолевая последнюю треть пути, поднимался словно по наклонной стене. Сидящие на нем вжимались в свои сидения, крепко держась за железные поручни или изо всех сил ухватившись руками за прочную обивку матрасов. Однако резкий подъем слона - его огромная голова оказалась выше нас - отбросил сидящих на нем назад, в дальний угол. Раздались возбужденные и веселые крики. Мой же крик выражал только ужас, так как меня подкинуло, выбросило за поручни, и я заскользил вниз по крупу слона, тщетно хватаясь пальцами за складки его грубой кожи, ноги мои болтались в пустоте. С удивительным проворством насмерть перепуганного человека я, даже не сознавая, что делаю, успел обеими руками уцепиться за слоновий хвост и сползал по нему, словно по водосточной трубе.

Наверное, тело мое сохранило отдаленную память о моем прошлом гимнаста, делающего при соскоке с трапеции или с брусьев сальто в воздухе и точно рассчитывающего траекторию прыжка. На расстоянии полуметра от земли я, оттолкнувшись, выпустил хвост слона, приземлился на корточки подальше от его тяжелых ног и опрокинулся на спину. Потом перевернулся на бок и посмотрел... Слон продолжал подниматься, а сидящие на его спине, обернувшись, глядели на меня широко раскрытыми от изумления глазами!

Перевод с арабского и предисловие д.ф.н. В. Н. Кирпиченко

Permanent link to this publication: