Антитеррористическая операция в Афганистане, или вторая афганская война, - это одновременно первая война нового типа. Дело даже не в том, что в ней применялись новые виды оружия, а в том, что это была первая транснациональная война, т.е. война, которая полностью вобрала в себя все, что мы говорили о транснационализме раньше. А мы говорили, что транснационализм определяет ситуацию, при которой национальные границы утрачивают значение, когда движение капиталов и действия любых субъектов международных отношений перестают быть ограниченными национальными рамками. Мы говорили, что это скорее хорошо, чем плохо; что глобализация международной финансовой и экономической системы - это, во-первых, естественно и объективно, а во- вторых, тоже не плохо, поскольку помогает быстрее развивать мировую экономику.

Мы меньше думали о том, какой эффект процессы глобализации могут оказывать на военно-политическую сферу, на то, какой может стать война. И вот война стала такой, какой она стала. Это была первая война, когда противник ударил не извне, а извне и изнутри одновременно, причем изнутри сильнее, чем извне.

Трагедия в американских городах была не просто привнесена извне, не просто афганские талибы напали на США. То, что произошло в Америке, не могло бы произойти, если бы американская система обеспечения внутренней безопасности не дала тот сбой, который она дала. Не наша цель упрекать американцев за праздную самоуспокоенность. Задача - обозначить проблему, общую для США и РФ. Ни американцы, ни россияне, в сущности, не готовы к тому, что внешние и внутренние враждебные силы могут сомкнуться для нанесения удара. То, что стало трагическим откровением для Америки, может оказаться тем же и для России - ведь РФ копирует политическую систему Соединенных Штатов. Мы не говорим об этом часто, но мы это делаем. Одновременно с достоинствами американской системы легко перенять

(c) 2003

стр. 90

ее изъяны. То, что произошло в Америке - урок для всех государств, в которых существуют крупные иноэтнические общины. Видимо, политическая система должна строиться с пониманием того, что если не удается выработать правильную политику в отношении иноэтнических общин, могут возникнуть опасности - комплексные опасности, способные прийти одновременно изнутри и извне.

После событий 11 сентября 2001 г. в американской системе внешнеполитических приоритетов ускорились сдвиги, которые выражаются в том, что поскольку источник потенциальной опасности смещается в сердцевину Евразии, вглубь материка, начинают меняться военно-политические приоритеты США - с учетом необходимости отвечать на вызов, исходящий не из Европы, а из другой точки земного шара. Раньше мы анализировали отдельно азиатскую безопасность и европейскую безопасность. Европа всегда, с точки зрения американской безопасности, была регионом номер один. Это было понятно, потому что полвека здесь происходило противостояние блоков и они непосредственно соприкасались. В Европе ждали вероятной войны с гипотетическим противником.

Сейчас ситуация иная. Европа начинает напоминать зону "тылового обеспечения". Американцы ждут опасности из другого региона. Источник ожидаемой опасности сдвинулся на восток. Европа не утрачивает свое значение для США, однако это значение меняется: отныне она не "передовой рубеж", а важная, но все-таки зона "тылового обеспечения".

Отсюда проистекает масса изменений в американской внешней политике. Некоторые указывают на ее "ужесточение" в отношении приема новых членов НАТО. Я полагаю, что - напротив. Американцы проявляют поразительное безразличие к их приему в НАТО. Теперь им все равно, принимать слабых или не слабых членов, подготовленных или неподготовленных. Потому что НАТО в старом виде, как сплоченный боевой союз, все меньше способен оказать помощь Соединенным Штатом в случае, если угрозы на самом деле возникают со стороны Центральной Азии. Поэтому Вашингтон и изменил позицию. Старый "узкий" и сплоченный союз не столь необходим. Пусть НАТО будет шире, и менее сплоченной. У нее теперь меняются задачи. Не сплоченность в старом, военно-созническом смысле главное. Важно, чтобы "в тылу", в Европе сложилось мирное невраждебное интегрированное пространство, проницаемое для американского влияния. Этого достаточно.

Отсюда - новая американская политика в отношении России. Если Россия хочет теснее сотрудничать с НАТО, пусть сотрудничает. Если Россия хочет, чтобы с ней разговаривали более внимательно, пожалуйста, давайте будем разговаривать. Диалог с Москвой теперь служит американским интересам. Это другая логика выстраивания политики США в Евразии.

Удивительно не то, что такая логика появилась, а то, что она появилась почти случайно: в этом смысле ее появлению способствовали террористы. Любопытно, что к этой странной логике пришли не демократы, которые всегда вроде бы проявляли симпатии больше к России, а республиканцы, которые есть партия консервативная и жесткая в своих внешнеполитических устремлениях. Парадокс, который нуждается в дополнительном анализе. И все же он выражает реальную тенденцию.

Следующий вопрос касается причин происходящего. Действительно Европа остается относительно спокойным регионом. О чем говорят европейцы между собой? Они ссорятся и мирятся по вопросам визовых режимов, экономических отношений, делегирования полномочий интеграционным органам от национальных. Вот повестка дня сегодняшней Европы. Она, конечно, порождает противоречия и поры. Но ни один из них не сопряжен с военной опасностью. Не удивительно, что о военной опасности в США стали думать под новым геополитическим углом зрения.

стр. 91

Почему американцы стали больше уделять внимания Центральной Азии? Во многом, например, из-за болезненного для всех вопроса о распространении ядерного оружия. Раньше мы обсуждали этот вопрос прежде всего на двустороннем уровне с американцами и отстаивали ядерную монополию узкой группы держав. Много ядерных держав иметь было нежелательно. Теперь ситуация изменилась. Режим нераспространения ядерного оружия дал сильный сбой. Появились две новые полулегальные ядерные державы - Индия и Пакистан, между ними - конфликт, который теперь приобретает ядерное измерение. Какая разница сопредельным государствам, таким как наше, будет ли индо- пакистанский ядерный конфликт более или менее масштабным. Наши страны расположены слишком близко к этим державам, и даже маленький ядерный конфликт для наших стран - страшная опасность. Но ядерный конфликт в центре Евразии - огромная проблема и для США.

Еще один важный фактор, повлиявший на американскую внешнеполитическую логику - идея борьбы против наркотиков. В Центральной Евразии сформировалась мощная, вторая (после латиноамериканской) база по производству наркотиков. Военная операция в Афганистане в значительной мере была продиктована желанием эту базу разрушить, так как потоки наркоденег порождали коррумпированность международной финансовой системы, банковской системы США. Возникали огромные потоки неконтролируемых наркоденег, движение которых было трудно или невозможно проследить так же, как невозможно было проследить 20 лет назад движения денег нефтяных. И подобно тому, как нефтяные деньги в то время создали огромные скрытые и полускрытые по своим реальным очертаниям транснациональные "нефтяные" финансово- экономические империи, новые наркоденьги стали создавать то же самое. Коррумпированные транснациональные финансовые системы против национальных государств и, в частности, против американского государства - вот какой конфликт прикрывает собой вторая афганская война и борьба с терроризмом.

Нефтяные деньги где-то сформировали в США структуры, которые по внешнему виду выглядели как национальные составляющие местной экономики и местного общества. Но они оставались вне государственного и общественного контроля. Эти деньги и эти империи не были лояльны американской идее и американскому патриотизму. Их идеология была подлинно транснациональной в том смысле, что транснационализм преодолевает патриотизм. Такая транснационализация подрывает государственную идею и выбивает из рук государства рычаги финансового влияния и управления, что влечет за собой уменьшение и его политического контроля. Транснационализация, которая вроде бы начинается в финансовой сфере, вскоре оборачивается транснационализацией в сфере безопасности. А это означает, что обеспечение интересов отдельных государств может становиться в реальности менее значимым, чем реализация интересов транснационального слоя коррумпированных финансистов. Об этом было известно давно. Шок момента лишь в том, что в положении обманутого совершенно неожиданно оказалась самая мощная страна мира, которая на это очень рассердилась.

И наконец, последнее, что сильно влияет на американцев - Китай. Признаков крупного столкновения между КНР и США не видно, они замечательно научились ссориться и мириться, китайцы критикуют американцев, те критикуют китайцев, но между ними развиваются экономические отношения, торговля процветает, средний класс Америки носит дешевую качественную одежду, изготовленную в Китае. Тем не менее в американских прогнозах, оценках КНР рассматривается как страна, которая представляет собой наиболее серьезный вызов лидерству США в XXI в.

Что случилось после событий 11 сентября 2001 г.? Не будь этой ситуации, американцы не рванулись бы в Центральную Азию и не стали бы приобретать там базы,

стр. 92

чтобы осуществлять традиционное сдерживание Китая. Все получилось случайно. Но, придя в Центральную Азию случайно, американцы станут использовать эту новую возможность в своей долгосрочной политике в отношении Китая. Я думаю, можно говорить, что происходит евразиация американской внешней политики. Слово "Евразия" в американском политическом лексиконе всегда имело негативный оттенок: Евразия - это что-то такое, что уводит цивилизацию от магистрального - европейского и евроатлантического - пути развития. Теперь получается, что американцы все чаще говорят о Евразии позитивно или нейтрально. Это забавная, но и показательная новация.

Что все это значит для России?

Первое. Неверно говорить о потерях оттого, что американцы приобрели базы. Могли ли мы потерять то, что в принципе уже не имели? Мы стали терять центральноазиатские страны не после того, как туда вошли американцы, а после того, как мы перестали иметь ресурсы для того, чтобы поддерживать с ними старую формулу отношений.

Второе. Я думаю, что последние полгода мы видим совершенно уникальную невиданную в нашей истории ситуацию, когда чужая страна, долгое время бывшая нашим противником - США - решила за нас нашу важнейшую внешнеполитическую задачу: она ликвидировала очаг военной угрозы для нашей страны. Ситуация, действительно, достаточно странная. За свои деньги, с помощью своих солдат американцы уничтожили режим талибов. Кто страдал от талибов до этого? Россия больше, чем США, - ясное дело. Так что мое отношение к американскому появлению в Центральной Азии своеобразное - они это сделали, пусть делают дальше. Я думаю, что гораздо более значимо произошедшее для внешней политики Китая и для общерегионального расклада. Потому что после второй афганской войны американцы впервые в своей истории стали центральноазиатской державой. Кому в голову могло такое прийти даже после распада Советского Союза, когда мы говорили: американцы не хотят вкладывать деньги в этот регион, они не видят в нем большой перспективы. И вдруг мы видим американское военное присутствие. А это означает, что сегодня ни один сколько-нибудь крупный региональный военно-политический вопрос не может быть решен без учета позиции, а не только интересов США. В любом другом случае решение по региональным военным вопросам будет рассматриваться как антиамериканское. Это новый расклад, и другая логика принятия решения по урегулированию местной ситуации.

Мне кажется, эта вещь особенно волнует Китай. Если посмотреть, как строилась китайская дипломатия последние 10 лет, то увидим, что она строилась на прямо противоположной идее: сделать в Центральной Азии "зону, свободную от американского влияния". Сотрудничество стран региона под эгидой Китая и России -вот та формула безопасности, которая казалась желанной КНР. Теперь же Америка - центральноазиатский игрок. Вырисовывается неожиданный расклад перспектив регионального сотрудничества. У нас есть Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Она пять лет назад рассматривалась китайцами как ядрышко, из которого вырастает ядро региональной системы безопасности. Мы спорили с китайцами, не соглашались, и центральноазиатские страны нас поддерживали в том, что не надо делать из ШОС военно- политическую структуру. Она должна заниматься экономикой. Китайцы говорили: пусть она занимается экономикой, но только сначала. В конце концов китайцы вынудили Москву два года назад согласиться на подписание большого договора с КНР, а вскоре - ШОС стала уже организацией, а не просто форумом.

Как она будет развиваться?

стр. 93

ШОС может остаться такой, какая она есть. Но тогда она должна заниматься экономическими вопросами, потому что если она выйдет за экономическую повестку дня, то американцы будут считать, что это направлено против них. Это первый вариант.

Второй вариант: ШОС становится все-таки политической и военной организацией. Возникает вопрос: как она может быть таковой, игнорируя то, что происходит в Афганистане. Сейчас возник еще новый игрок - Пакистан. Можно ли делать из ШОС военную группировку, игнорируя Исламабад, становящегося важнейшим игроком (даже если он игрок слабый). Если пакистанское ядерное оружие окажется в руках исламских террористов, то плохо будет всем. Значит, что-то нужно делать с Пакистаном. Но как только вы произносите "Пакистан", возникает вопрос "А как же Индия?". Она никогда не смирится с тем, что Пакистан куда-то приняли, а Индию не приняли. Получается, что в военно-политическом отношении регион "Центральная Азия" расширился и включает теперь и Индию. Нельзя теперь рассматривать эти страны в отрыве друг от друга. Мало того, что нужно учитывать мнение американцев, нужно еще и действовать с оглядкой на Южную Азию. И только с учетом всех этих факторов может получиться какая-то формула создания организации военно- политического сотрудничества.

И наконец, третий вариант. Он заключается в том, что нужно построить не региональную систему безопасности, а то, что Л.И. Брежнев предлагал в 1969 г., но тогда его предложение не было воспринято серьезно, а теперь это же предлагают японцы (чего от них не ожидали, поскольку эту идею 20 лет назад они критиковали!) - вернуться к идее коллективной безопасности в Азии. Действительно, уже десять лет существует асеановский региональный Форум по вопросам безопасности. Если его сомкнуть с ШОС, то получится некая общеазиатская, пусть слабая и рыхлая вначале, но все же какая-то общеазиатская система безопасности.

Последнее и самое важное - это внутриполитический аспект российско-американских отношений для США и он же для РФ. Все дело в том, что, как мне кажется, в Москве все еще нет ясной уверенности, насколько серьезно настроена американская администрация в вопросах улучшения отношений с Россией. Ответы на эти вопросы не ясны по- прежнему; может быть, они серьезно хотят строить союзные отношения с Россией; может быть, сейчас они действуют конъюнктурно - просто им было нужно, а потом через полгода они забудут. Но то же самое мы должны сказать о себе. Ситуация в РФ в связи с отношениями России с Западом достаточно противоречива, и мы знаем, что есть достаточно большой круг лиц, не согласных с нынешним курсом. Нашей прессой эти вопросы обсуждаются не особенно активно и в не особенно понятных формах. Непонятно, то ли люди о них мало говорят или негромко, потому что они их мало интересуют, то ли потому, что новая внутриполитическая ситуация в РФ предоставляет меньше возможностей для выражения несогласия как "слева", так и "справа". Потому что критика политики Путина в отношениях с Соединенными Штатами ведется с противоположных сторон.

Permanent link to this publication: