НОВЕЛЛА

ЗИНЕБ ЛАБИДИ (Алжир)

В продолжение темы, заявленной в статье д. ф. н. С. В. Прожог иной "Удел мусульманки: о Господнем Замысле и людском умысле" (по следам женских откровений алжирских писательниц), опубликованной в N 2 (2009) нашего журнала, мы предлагаем вниманию читателей одну из новелл алжирской писательницы Зинеб Лабиди из ее сборника "Прошедшие по жизни"*.

Зинеб Лабиди родилась в 1946 г. в Алжире. Преподавала французский язык в Алжирском университете до 1995 г., потом эмигрировала во Францию. Название сборника новелл "Прошедшие по жизни" (дословно: "Пассажирки") передает смысл описанного писательницей, отметившей, что женщины, встретившиеся ее героине, - это "временные пассажирки в поезде, всегда готовые к пересадке или сойти навсегда, к прибытию или к отъезду".

Когда пришли к ее родителям просить, чтобы она стала его женой, все ее поздравляли и говорили, что семья будущего мужа сумела выбрать благочестие и красоту. А когда узнали, что жених сам ее выбрал, ей позавидовали и стали даже перешептываться, что мать ее, наверное, умела колдовать...

А невеста не противилась, - да и что ей желать лучшего! Она старалась поверить тому, что все ей твердили: это для нее - большая удача. И она вошла в его дом и стала жить обычной жизнью замужней женщины, т. е. целиком подвластной воле мужа. Родила ему сыновей и дочерей.

Ее считали счастливой. Но сама она жизнь свою считала однообразной, годы шли, но особых радостей она не испытывала. Да еще и вечное опасение в душе, что вот возьмет муж, да и разведется с ней или приведет в дом вторую жену. А ведь все "отвергнутые" первые жены должны были уметь жить рядом и со второй, и с третьей, и даже с четвертой супругой. Муж имел полное право держать их всех вместе в своем доме... И этот страх не давал ей порой заснуть, оставлял привкус горечи в ее жизни.

И этот долго живший в ней страх, видимо, притупил удивление, когда муж все-таки ей объявил, что в дом придет еще одна жена. Еще одна... Другая женщина.

Та, которую зовут страдалицей, но от которой и столько горя для первой жены...

Это случилось тогда, когда они вместе совершали полуденную молитву, опустившись на коврик, тесно прижавшись друг к другу. А муж с самого начала их совместной жизни свято соблюдал этот ритуал. Говорил: "Опустись на колени рядом со мной. Ты - моя любимая супруга, и моя сестра в религии моей. И у тебя такие же права на рай, как и у меня. И такое же право на голос, обращенный к Господу".

Теперь, когда он с ней вдруг заговорил во время молитвы, она стала медленно подниматься с коврика. Он обращался к ней, называя ее Созданием Господним, Тварью Божией... "Что-то случилось, - подумала она. - Что он собирается мне сказать?" А он повторял, что всегда был с ней добр, что она, живя с ним, ни в чем не знала недостатка... "Что же он собирается обрушить мне на голову? Ведь эти слова - предвестники несчастья... Но муж ведь всегда был со мной справедлив и уравновешен. Может быть, ничего страшного не произойдет? Ничего не изменится? Она хорошая жена, ее ни в чем нельзя упрекнуть"... Слова в защиту своей чести теснились в ее голове. Но главное, чего она боялась больше всего, он все-таки сообщил ей, сразив ее: он возьмет еще одну жену.

Он говорил, что это - с позволения Аллаха, что это записано в Коране и что это не должно ранить ее самолюбия. Что он знает, что она - женщина сильная, что он всегда гордился ей. Что она не должна огорчать его и сейчас и пойдет вместе с его матерью просить руки его новой избранницы... Она - соседская дочь. Он увидел ее через приоткрытую дверь, и с тех пор его не оставляет сердечный трепет... Он все говорил и говорил. Читал какие-то стихи из Корана, приводил другие доводы Пророка и тех, кто был свидетелем сказанных им слов... Цитировал различных толкователей Священного писания, их мудрые мысли... Словом, всё и вся давали ему право на вторую жену...

Она чувствовала свое бессилие, внимая этим его речам. А что может она поделать? Только в молчании ее слышался отказ. Кусала губы. Все сильнее и сильнее сдерживая стук зубов. Ногти впились в ладонь. Почти до крови. Она не думает о боли. Вообще не способна сейчас ни о чем думать. Он ей часто когда-то говорил: "Женщины не могут многое понять. Вот поэтому Пророк и сказал, что они не могут управлять делами, иначе наступит крах". Так что может она? Вот и кусает губы, и вонзает ногти в ладонь, и от бессилья своего беззвучно воет...

А у него есть право. У него все есть. Но тогда зачем он так долго все ей объясняет? Ему вовсе не требуется мое согласие. Это само собой разумеется. И он знает, что это-то я могу понять. Хотя мне и больно, но я знаю свое место. И зачем все эти его разглагольствования? Он, наверное, хочет, чтобы я была с ним согласна. Именно так. Он хочет украсть у меня мой гнев. При нем я не имею права гневаться, даже показывать свое возмущение, свой отказ. Такие мужчины, как мой отец или его отец, еще дают женщинам возможность свободно изливать свой гнев и свои жалобы на жизнь. Но мой муж не терпит никаких откровений подобного рода. И я сама должна ему привести в дом другую женщину. Пусть я пойду по ране своего сердца, но я пойду. Господи! Что б они сдохли оба!

Вторая жена заняла другую спальню. После церемонии на седьмой день после свадьбы, ее родители отбыли из дома, и мы остались втроем. Ей было так же

* Перевод С. В. Прожогиной по: Zineb Labidi. Passageres. - In: Algerie / litterature / Action. Ed. Marsa, N 39 - 40, mars-avril 2000. Название "Passageres" можно перевести и как "Встретившиеся в пути".

не по себе, как и мне. Он, не обращая внимания на нашу смущенность, был собой доволен, воображал, словно павлин, распускающий свой хвост. Но когда птица эта гордится своим пышным оперением, то потом не забывает посмотреть на свои убогие, как у курицы, ноги. И улетает, испустив крик ужаса. Ему тоже придется со временем заглянуть в свое сердце и увидеть, что в глубине его - густой мрак от содеянного зла. И он еще испытает раскаяние. И испустит свой горький крик. И захочет улететь, куда глаза глядят. И никто не вспомнит о нем...

Но жизнь не сказка. И надо продолжать жить в реальной действительности. Ночи делить на двоих, каждой жене получать свою долю. И хозяйство вести, пополам деля заботы. И на кухне стряпать по очереди. Вторая жена теперь молилась рядом с нами. Три фигуры простирались ниц и поднимались одновременно. Их длинные тени преломлялись на стене комнаты, искажаясь в нелепые треугольники, иногда касающиеся своими вершинами-головами... Потом молящиеся садились себе на пятки, поджав ноги, он - посредине, они - по бокам от него. Слышалось его молитвенное бормотание, их голоса вторили ему. Если ему казалось, что кто-то из женщин произносит слова тише положенного, он слегка поворачивался в ее сторону. Ему не надо было смотреть на жену: она сразу же молилась громче. Будто он знал, каким голосом надо им молиться... Потом он начинал говорить: и какой он добрый и справедливый, и какое у него любвеобильное сердце, и как им повезло, что он их взял в жены, и они живут с ним... Они, опустив головы, внимали его словам. Ждали, пока он закончит свою речь. А потом возвращались к своим заботам по дому.

Однажды женщины, возможно, устав делить одного мужчину на двоих, поссорились. Вообще, когда все приходится делить, и когда все и так понятно, что это - ненормально, когда ежедневно приходится наталкиваться друг на друга, постоянно сталкиваться, то рано или поздно взаимное раздражение прорвется. И прорвутся слова, уже давно сдерживаемые, обидные, но которые они обе хотели давно сказать друг другу. Но они начали свою ссору как раз в то время, когда он вернулся домой. А потому не успели еще досыта высказать все наболевшее. Смертельно обидеть одна другую. От неожиданности замолчали на мгновение. А он, окликнув их, пересек двор, вошел в комнату и уселся на свое обычное место. Они же послушно встали по обеим сторонам его кресла. Пододвинув к себе низенький столик, на котором стоял маленький магнитофон, муж нажал на кнопку. И полилась его благостная речь о том, что они - его любимые супруги, что он любит их одинаково сильно, не делая различия меж ними... И что Всевидящий Бог знает всё, что на сердце у каждого, и знает, что он, их муж, говорит только правду. Что он их балует и любит больше всего на свете... И что они не должны испытывать ревности друг к другу. И не должны ссориться. И что это его огорчает. И что он знает, что в глубине своей души каждая желает ему только счастья. А его счастье в том, чтобы они понимали друг друга... И пусть будет благословен тот дом, где царит согласие, и благословенны будут женщины, которые царят в нем...

Они бы, конечно, не успокоились, если бы он прикрикнул на них. Уж больно много скопилось у них на сердце и обид, и унижений, и гнева. Но этот тихий и благостный голос из магнитофона их просто обезоружил. И они больше ничего не сказали друг другу. Им больше просто нечего было сказать. Они только подумали, что он еще раз одержал победу, что отнял у них их праведный гнев, а потому они просто стихли. А когда его голос произнес, что они - его возлюбленные супруги и его сестры в Боге, то им вообще ничего не оставалось делать, как идти и заниматься хозяйством.

- Идите же, и мир да пребудет с вами! - заключил он свою речь.

И они послушно и разом сдвинулись со своих мест и вышли из комнаты. Ушли в кухню. Каждая встала в своем углу, и они посмотрели друг на друга долгим взором. Вторая жена прикрыла свой рот ладонью. Стояла и ждала. А старшая рухнула на пол и прошептала: "Желтый шакал! Лишил нас всего, даже возможности гневаться! Давай, за работу!"

Так родился новый ритуал: как только они начинали ссориться, он их рассаживал по разным сторонам от своего кресла, на котором восседал, и включал магнитофон. Сама перспектива услышать еще раз эту его проповедь уже унимала их. Им было достаточно вспомнить о том, что их ждет, чтобы сразу закончить ссору, едва возникшее разногласие между ними. Они готовы были терпеть все, что угодно, но не этот дурацкий голос из магнитофона. Пусть душит гнев, пусть жизнь невыносима, но только не эта пытка его голосом! "Чтоб он задохнулся! Чтобы схватил рак горла!" - особенно неистовствовала первая жена. Она теперь ничего не боялась, раз уж ее посчитали старухой...

Но вот настал день, когда муж после молитвы, прочитав еще несколько стихов из Корана, заговорил о намерении жениться еще раз. Первая жена сохраняла бесстрастное выражение лица, но чувствовала, как боль разрывает ей грудь. Ей хотелось кричать. Выть, как при покойнике. Выть от злости на этого человека, выть о своей несчастной женской судьбе. Выть, выть!! Но она ждала. А вторая, еще не зная, на что способен этот человек, тревожно смотрела на него, приоткрыв рот от удивления. Он же говорил: "Вам известно, что я одинаково люблю вас обеих. Не делал меж вами никакой разницы. Вы должны это признать и свидетельствовать перед Богом. Вы - горячо любимые мои супруги и мои сестры в религии моей. Я вас никогда не лишал пищи и ничего другого. Никогда не обижал вас. А если побивал вас иногда, то для вашего же блага. И значит, вы этого заслуживали..."

Первая жена посмотрела на вторую, и ее даже позабавило удивление, которое та не могли скрыть. Ничего не понимала, бедная, что происходит. Она, наверное, подумала, что он ошибся, - ведь они не спорили сегодня, не ругались, а поэтому у него не было оснований для проповеди. Да и магнитофона что-то не было видно. Она, несчастная, еще не понимала, что он нам уготовил. Не знала, что он только начал свою речь о том, что в дом их скоро придет Другая... Не знала, что уже в день прибытия ее самой в этот дом над ней нависла тень этой Другой женщины... А тот продолжал: "Вам известно, что я имею право иметь четыре жены. И ваша сестра в религии вашей скоро войдет в мой дом. Моя мать уже просила ее у родителей. Ее отца и мать вы знаете. Это дочь нашего соседа. Она будет достойна вас. Я не собирался сюда приводить чужую какую-то женщину, со стороны, чтобы она отравила ваше существование. Больше того. Если уж у Хамида столько дочерей, то все, что я предпринимаю, будет угодно Богу. Я рассчитываю на вас, что вы организуете праздничное угощение. Знаю, что все будет прекрасно..."

И вот все начинается сначала. Вместо того чтобы думать о своей новой свадьбе, ему надо было бы подумать, что пришла пора женить его старшего сына. Но нет, он думает прежде всего о себе. Ему захотелось свежатинки. Ему надо обзавестись молоденькой женушкой. А ведь виски его давно поседели, да и спина

сгорбилась. Но он не отказывается от удовольствия. Ему нужна еще одна женушка. Бедняжка Вторая, мне жаль ее, на ее лице можно прочитать все ее страдания, оно - как прозрачная вода, где видно всё. Когда она пришла в этот дом, то думала, что ей будет отдано мужнино предпочтение. Полагала, что настанет день, и она меня прогонит, останется хозяйничать одна в своем доме. Но что-то этот день припозднился, а она все еще верит. Поверила в это даже сильнее, когда укрепилась в своей репутации, родила мужу сыновей. Решила, что ей не грозят отныне ни развод, ни новые его жены. Словно пустила корни в его доме. Она стала моим страданием. Я едва терпела ее. Причиняла ей зло. Но она сносила обиды, все надеясь на лучшую свою долю. Что они только не наговаривали друг на друга за все это время! Но мы были словно скованы одной цепью, и она нас сдерживала, определяя наши чувства и мысли. Я видела, что ты понимала свое превосходство, - ведь ты была моложе меня. И это особо ощущалось в начале нашей общей жизни. Ты была новенькая. Ты была предпочтительнее. А для меня ты была чужеродным вторжением в мой дом. Той, что пришла после меня. Второй. Но время и эта адская звукозаписывающая машина научили нас жить вместе. Да, да. Страх и магнитофонная лента превращали в пену весь накопившийся в нас гнев, всю поднимавшуюся в нас злобу...

Я смотрю на нее. Она как мертвая. Поняла, наконец, что никто ее не "предпочитал". Что она всего лишь "вторая" жена в бесконечно возможной серии продолжений... Всего лишь зерно в огромной массе униженных женщин. Она просто примкнет к тем, кто таит в себе свой гнев, кто уже притерпелся к своим страданиям. У кого окаменели сердце и душа. Мне жаль ее, но я ничего не могу для нее сделать. Бесполезны слова утешения, когда муж выйдет из комнаты. Можно будет спеть старинную песню, если уж ей станет совсем худо. Больше ничего не могу.

  
  
 А что же ты хочешь, сестра моя? 
 Скажут они: "Судьба твоя". 
 И нет другого пути у тебя, -  
 Ведь женщиной ты в этот мир вошла. 
 Займи же смиренно в нем место свое. 
 Молчи и терпи, и сноси все Зло. 
 Как мать, что когда-то тебя зачала, 
 Сносила проклятие живота, 
 Что не мужчину на свет родила, 
 Но дочь, у которой - злодейка судьба. 
 С этой судьбою шутки плохи. 
 Займи ж свое место, смирись и терпи. 
  
 

Так вот почему он запасался маслом, манкой, миндалем... Вот почему ездил к родственникам в деревню за барашком... Вот почему ремонтировал свою спальню и покупал новую мебель... Я поначалу заподозрила его в намерении взять новую жену, но потом подумала, что он уже стар для этих забав. Попросту забыла, что у нас мужчина никогда не бывает слишком старым для слишком молодой женщины...

Вторая заплакала. Она посчитала себя обманутой. "Он не имеет права так поступать с нами! Мы ему ничего плохого не сделали! Мы даже не ссоримся больше!" И она долго плакала. Потом успокоилась. Потом принялась вместе со мной готовить праздничное угощение. И все говорили, какие мы замечательные жены. Какие мы замечательные дочери своих семей. Какие мы настоящие женщины. Знаем свой долг. Как же повезло их мужу!..

Праздник прошел хорошо, и Третья обосновалась в новенькой спальне. Ночи он теперь делил между ними тремя. Работать по дому и на кухне стало легче: старшие жены сбрасывали теперь многое на молодую. Жены не ссорились. И даже если новая жена чем-то бывала недовольна, Первая и Вторая старались не замечать этого. Однажды Третья не вытерпела все-таки и дала волю своему гневу. Она все еще кричала, когда муж вошел в комнату. Он включил запись своей речи. Они прослушали ее все вместе. Новенькая вышла из комнаты, вся дрожа. Спрашивала себя, что это за сумасшедший дом, куда она попала. Позвала свою мать и рассказала ей о произошедшем. "Дочь моя, это твоя судьба. Лучше это, чем другое. Чего ты жалуешься? Что он использует магнитофон? Он человек своего времени. Зато он не повышает голос на вас, не оскорбляет. Не бьет. Ну, и оставайтесь спокойными! А я пойду домой с миром".

Мать ушла, и жизнь снова вошла в свое русло. Без ссор. И если гнев овладевал кем-то из жен, то они знали, что услышат только запись, но не живой голос их хозяина. И избегнут его наказания.

Первая жена узнала раньше других, что муж вскоре приведет в дом четвертую. Он стал задумчив и мечтателен, поглаживал время от времени свои усы и подбородок. Она, подражая ему, положив одну руку на живот, сказала другим женам его голосом: "Вы - мои горячо любимые супруги и мои сестры в религии моей. Я с вами был всегда добр и справедлив". Они ждали после каждой молитвы, что услышат его речь. Но он удивил их.

Однажды утром он вошел в кухню и обратился к старшей жене: "Свет моих дней, ты, которая мудрее всех моих жен..." Что хочет он ей сообщить? Какой удар приготовил? В кухне были и другие жены, но он обращался только к Первой. Наверное, он ее выгонит, отправит назад в родительский дом, хотя она уже была старой. Разведется с ней. Но нет. Она по-прежнему, как говорил он, продолжая, дорога его сердцу. К ней он относится особо. А потому не уйти из дома он ей предлагает, но перейти из своей комнаты в то помещение дома, где жили дочери, ожидавшие своего часа - замужества. А ее спальню он отдаст своей новой жене... "Смотри-ка, ты, - подумала она. - На этот раз он ничего не говорит о справедливости. Забыл, видимо, поскольку хочет выселить меня из спальни. Хотя и не забыл о своем праве на четвертую жену..." Она больше не слушала его. Ничего не сказала. Да он и не ждал от нее ответа. Он ушел. Две другие жены вошли в кухню. "Ну, что он тебе сказал? Что хочет? Взять Четвертую?"

Она не ответила. Положила полотенце, которым вытирала посуду. "Я ухожу. Больше здесь не останусь". Те ничего ей не сказали. Только подумали: "Старый похотливый козел. Теперь нас будет четверо. А потом, чтобы продолжать жениться, он нас всех одну за другой спровадит из дому. Чья очередь настанет? Вот сейчас она старая, а потом придет черед Второй, - у нее всего лишь два мальчика, а может быть, и Третьей, - ведь ее сестру муж удалил из дома, и на ней теперь тень бесчестия... Одна из нас уйдет, это уж непременно. Так и будем жить в вечном страхе. Всегда ожидая, какой сюрприз он нам приготовит..." "Я ухожу, - твердо сказала Первая. - Уйду, пока его нет дома. И он не сумеет меня удержать".

Она уже была на пороге, когда муж возвращался домой. Увидел ее и все понял. Пошел за ней по улице. Она ускорила шаг. "Только бы не побежать", - думала она. Но он ее уже догонял. Тогда она пошла еще быстрее. И он вернулся в дом. Ничего не говорил, не произносил речей. Хотя держал их повсюду, - перед свои-

ми учениками, в мечети, в кафе и даже на базаре. Дома он только спросил: "Что произошло?" Почему она ушла без разрешения? Разве он не самый справедливый супруг? Разве им, его женам, чего-нибудь не хватает? Ведь для каждой из них есть место в его сердце. Господь Всевидящий знает, что он не лжет...

Вторая супруга посмотрела на несколько жалких волос, оставшихся на его голове. Увидела капли пота. Третья жена внимательно разглядывала его руки, которые беспрестанно двигались, - он не знал, что с ними делать, они беспокоили его, и они, казалось, готовы были рассказать что-то о нем... Кто знает, может быть, о его скорой кончине... Когда земля задрожит у него под ногами, страшно задрожит, как в Судный день... Когда придет расплата... Обе жены стояли молча, но кто знает, может быть повторяли про себя коранические слова о Сотрясении земли, которые он так любил вспоминать?*

Жены даже не взглянули друг на друга. Они разом поднялись и ушли в кухню.

Перевод с французского С. В. ПРОЖОГИНОЙ

* Имеется в виду сура 99 "Сотрясение". - Коран, пер. М.-Н. Османова. М., 1995.

Permanent link to this publication: