Устойчивость воздействия ислама на общественную жизнь мусульманских стран во многом объясняется особенностями этого вероучения, в котором нет деления на сакральное и светское. В нем подробно регламентируются правовые отношения, быт, организация досуга, одежда верующих, но также, пусть и не так детально, вопросы социально-экономического и государственного устройства, внешней политики, войны и мира. В силу этого ислам всегда был и остается одним из наиболее существенных факторов воздействия на происходящие в мусульманских странах процессы.

За прошедшие почти полторы тысячи лет ислам эволюционировал, приспосабливаясь к меняющимся условиям. Из идеологии небольшой мекканско-мединской общины он превратился в религию халифата - обширного государства с четко выраженными сословно-классовыми различиями, разветвленным бюрократическим аппаратом, огромной армией. Колонизация мусульманских стран европейскими державами дала толчок к возникновению реформаторского движения, нацеленного на создание идеологической основы для адаптации ислама к современности. Подъем во второй половине XX в. национально-освободительного движения сопровождался вовлечением в политическую, а кое-где и вооруженную, борьбу широких слоев народных масс. Поскольку их общественное сознание носило религиозный характер, они привносили в движение, почти повсеместно развертывавшееся под националистическими лозунгами, также и исламскую составляющую.

После обретения независимости почти все арабские страны, в том числе и государства Магриба, пережили экономические кризисы, военно-политические перевороты, радикальную трансформацию социально-классовых структур, ломку традиционных представлений и привычного образа жизни. Все это усугубляется экспансией западной культуры, нравов, этики. В создавшихся условиях вполне естественным было сохранение у значительной части населения стран Магриба стремления найти в религии не только прибежище от порождаемых реальностью проблем, но и пути их решения. Причем каждый класс, каждое социально-политическое движение, каждая партия находили в исламе то, что могло быть ими использовано в собственных интересах. Эта задача облегчалась тем, что его доктрина содержит немало поддающихся неоднозначной трактовке постулатов, что позволяет каждому обнаружить там то, что он хочет обнаружить, чтобы освятить ссылками на религию свои политические программы, обосновать свои действия, мобилизовать и повести за собою массы. Вместе с тем подъем исламизма обусловлен в современных условиях воздействием и целого ряда иных факторов - социально-экономических, внутри- и внешнеполитических, цивилизационных, психологических.

Налицо прежде всего прямая связь между активизацией исламистских движений и ухудшением экономической ситуации. Странам Магриба пришлось, хотя и в разной

стр. 121

степени, столкнуться с негативными последствиями модернизации, повлекшей за собой перестройку социальных структур, появление десятков миллионов обездоленных, влачащих жалкое существование в городских трущобах, отчуждение значительной части населения от средств производства и вызванный этим рост безработицы, распространение, особенно в средних и промежуточных слоях и среди молодежи, чувства страха за свое будущее [Борисов, 2002, с. 50]. Но при этом темпы модернизации оказались недостаточно высокими. Выявилась неспособность магрибских обществ (за исключением, пожалуй, лишь тунисского) адаптироваться к требованиям, предъявляемым постиндустриальной стадией развития, к очередному витку научно-технического прогресса, обеспечить прорыв в технологической сфере и на этой основе добиться конкурентоспособности своей продукции, что является важнейшим фактором выживания в глобализирующейся экономике.

Рывок арабских стран к современной экономике невозможно обеспечить без проведения реформ и прежде всего, как считает директор Ближневосточного департамента МВФ Дж. Абед, без снижения доли государственного сектора в валовом национальном продукте, оздоровления финансовой системы, изменения налогового законодательства [Washington File, 8 - 15.09.2003, p. 17 - 18]. Нельзя сказать, что руководители магрибских государств не осознавали этого, но они понимали также и то, что реформы приведут к росту социальной напряженности со всеми вытекающими отсюда политическими последствиями. Результатом стала боязнь преобразований, стремление замедлить либерализацию экономики.

Наиболее тяжелая ситуация сложилась в Алжире. Уже к 1980 г. там, по оценке алжирского экономиста М. бени Сада, в народном хозяйстве выявились диспропорции, ставшие причиной низкой производительности труда, недоиспользования производственных мощностей, усиления инфляции и роста спекуляций [См.: Ланда, 1999, с. 183]. Назрела необходимость перехода от этатизированной экономики к рыночной. Однако недостаточно продуманное и чрезмерно форсированное проведение реформ привело к катастрофическим последствиям. Среднегодовые темпы роста ВВП упали с 5.4% в 1980 - 1985 гг. до 1.1% в 1990-х при увеличении численности населения на 2.4% в год [Ближний Восток..., вып. 13, 2002, с. 19 - 21]. Положение усугублялось существенным снижением уровня нефтедобычи (с 1287 тыс. баррелей в день в 1978 г. до 870 тыс. баррелей в 1998 г.) и доходов от ее экспорта с 15 млрд. дол. в 1980 г. до 6 млрд. в 1987 г. [Ближний Восток. .., вып. 16,2002, с. 293; вып. 6,1999, с. 162 - 163]. Произошло сокращение ВВП на душу населения - с 2106 дол. в 1990 г. до 1548 дол. в 1994 г. [Ближний Восток..., вып. 6, с. 20]. За чертой бедности или близко к ней оказалось (по состоянию на 2000 г.) 12 млн. человек, т.е. более трети населения [L'Expresse, 8.02.2000, р. 55]. Безработица среди молодежи достигла 50%. Пауперизация значительной части населения страны стала одной из основных причин роста исламистских настроений. Разочаровавшись как в социалистической, так и в капиталистической модели развития, алжирцы начали возлагать надежды на "третий путь", ассоциирующийся с исламом.

Правда, во второй половине 1990-х годов в стране наблюдалось некоторое хозяйственное оживление [Ближний Восток..., вып. 13, с. 162 - 163], однако говорить о стабилизации экономической ситуации пока преждевременно. В 2001 - 2002 гг. среднегодовые темпы роста ВВП в Алжире возросли до 4.1%, но при этом составили лишь 2.5% на душу населения, практически не превышая его прирост [Jeune Afrique, 21 - 27.09.2003, p. 38]. Вырос до 1720 дол. ВВП на душу населения, но распределяется он крайне неравномерно - на 20% населения страны, относящегося к его беднейшей части, приходится всего 7% фонда потребления [Jeune Afrique/L'Intelligent, 21 - 27.09.2003, p. 38]. Доверие к экономике подрывается к тому же спекулятивным характером значительной части национального капитала, использованием метода "финансовых пирамид". Ти-

стр. 122

пичный пример тому - крах в 2003 г. крупнейшего частного банка "Аль-Халифа", гарантировавшего прибыль в 17% годовых и привлекшего вклады 1 млн. клиентов [Time, 22.09.2003, р. 61].

Непростая ситуация сложилась и в Марокко. В 1970 - 1980-е годы среднегодовые темпы экономического роста составляли там всего 2 - 3%, т.е. ненамного превышали прирост населения (1.7%). В период 1990 - 1998 гг. они не увеличились, оставаясь на уровне 2.2%. ВВП на душу населения возрастал довольно медленно - с 1000 долл. в 1990 г. до 1189 дол. в 1994 г. [Ближний Восток..., вып. 6, стр. 20; вып. 13, 2002, с. 20 - 21; вып. 16, 2002, с. 298]. Политика экономической либерализации привела к некоторому улучшению ситуации. Вместе с тем запоздание с началом реформ не позволило кардинально изменить положение - экономический рост неустойчив, сохраняется высокий уровень безработицы, иностранные инвестиции крайне ограничены. В 2001- 2002 гг. рост валового внутреннего продукта достиг 5.4%, что составило, однако, на душу населения всего 2.9% [Jeune Afrique/L'Intelligent, 21 - 27.09.2003, p. 38]. ВВП на душу населения вышел на уровень 1190 дол. в год, но распределяется он крайне неравномерно - на долю 20% наиболее бедных слоев приходится 6.5% [Jeune Afrique/L'Intelligent, 21 - 27.09.2003, p. 38].

На экономическом положении Ливии негативно сказалось падение в 1980 - 1990-е годы цен на нефть [Ближний Восток..., вып. 11, с. 14]. Доходы страны от экспорта углеводородов снизились с 22 млрд. дол. в 1980 г. до 10 млрд. в 1992 г. и 6.5 млрд. в 1998 г. Это повлекло за собой падение производства (в среднем на 7% в год за период 1980- 1985 гг.). Правительству пришлось пойти на свертывание амбициозных инвестиционных программ, но, несмотря на это, за период 1980 - 1988 г. в стране, практически все ввозящей из-за рубежа, произошло четырехкратное сокращение импорта [Ближний Восток..., вып. 6, с. 21]. В 1990-е годы ситуация несколько улучшилась: в 1994 г. ВВП на душу населения возрос до 9550 дол. по сравнению с 8965 дол. в 1990 г. Тем не менее экономика продолжала находиться в состоянии стагнации и не могла обеспечить превышение темпов роста ВВП над темпами прироста населения (2.4% в год) [Ближний Восток..., вып. 11, с. 14, 12; вып. 13, с. 19, 20 - 21; вып. 6, с. 20, 21). Заметный рост валютных поступлений, вызванный увеличением цен на нефть, наступил в начале XXI в.: в 2002 г. продажа углеводородов обеспечила поступление уже 10.8 млрд. дол., а в 2003 г. - 13 млрд. [Аль-Араб, 30.09.2003]. Тем не менее сохранение в стране, исчерпавшей возможности своего развития в рамках этатизированной экономической модели, не позволяет Ливии эффективно использовать нефтедоллары на цели развития.

В наиболее сложном экономическом положении находится Мавритания. К 1994 г. ВВП на душу населения сократился там до 463 дол. с 520 в 1990 г. [Ближний Восток..., вып. 6, с. 20]. Среднегодовые темпы роста ВВП в 2001 - 2002 (5.1%) лишь незначительно выросли по сравнению с периодом 1990 - 1998 гг. (4.2%), составив в пересчете на душу населения лишь 2.2%. Валовой национальный доход на душу населения был в 2002 г. на уровне 340 дол., при этом на долю 20% наиболее бедных слоев населения приходилось 6.4% потребления [Jeune Afrique/L'Intelligent, 21 - 27.09.2003, p. 38].

Единственной страной Магриба, сумевшей достаточно быстро выйти из экономического кризиса, оказался Тунис. В 1980-е годы в этой стране сложилась непростая ситуация. В 1984 г. 20% населения сосредоточивали в своих руках 50% доходов, а на долю 20% наиболее бедных слоев приходилось всего 5%. 14% населения жило ниже уровня бедности [Ворончанина, 1986, с. 11]. В 1990-е годы, благодаря продуманным и социально ориентированным реформам, положение существенно улучшилось. Среднегодовые темпы роста ВВП составили в 1998 - 2002 гг. 4.9%, в четыре раза превысив рост численности населения. ВВП на душу населения возрос с 2174 тун. дин. в 1997 г. до 2926 в 2002. Потребление в текущих ценах выросло с 16 млрд. тун. дин. в 1992 г. до

стр. 123

24 млрд. в 2002 г. (в стабильных ценах 1990 г. - с 11 млрд. тун. дин. до 14 млрд). Число лиц, живущих ниже уровня бедности, сократилось к 2000 г. до 4.2%. Важным фактором стало формирование многочисленного среднего класса, составляющего в настоящее время 80% населения страны. Это привело к трансформации социальной структуры общества из пирамидальной, свойственной развивающимся странам, в ромбовидную, присущую развитым государствам. Тем не менее социальная напряженность полностью не снята. Главной проблемой, с которой сталкивается страна, остается высокий уровень безработицы, особенно среди молодежи - 57% безработных составляет выпускники вузов или профессионально-технических училищ [Tunisia..., p. 10 - 11,50,29, 11,35].

Наряду с социально-экономическими факторами, распространению исламистских настроений способствуют и внутриполитические причины. Повсеместно наблюдается рост недовольства неспособностью властей решать стоящие перед странами Магриба проблемы, справиться с коррупцией и навязыванием обществу "единомыслия", использованием авторитарных методов правления, ставкой на репрессии. С учетом свойственной исламу апелляции к богу как к источнику власти и отношения к правителям как к лицам, обязанным осуществлять божественную волю, невыполнение властями своих обязательств, нарушение ими "общественного договора" рассматриваются как неподчинение воле Аллаха и легитимизируют таким образом борьбу против властей с использованием всех методов, включая и насильственные. Переход к применению силы облегчается тем, что многие руководители стран региона пришли к власти либо в результате успешных войн за национальное освобождение (в Алжире) либо в результате военных переворотов (в Алжире и Ливии), что сформировало в общественном сознании представление об эффективности методов вооруженной борьбы.

Наиболее рельефно все это проявилось в Алжире. Широко распространившееся там недовольство не только ухудшением социально-экономического положения, но и неспособностью бюрократической верхушки и руководства Фронта национального освобождения найти выход из создавшейся ситуации, побуждали к поиску альтернативного пути. Особенно широко распространены чувства разочарования в молодежной среде. Принятые руководством страны меры по форсированной демократизации общества, значительная часть которого сохранила приверженность традиционным ценностям, лишь усугубили ситуацию. "Политическая весна", вовлекшая в политику широкие массы населения, позволила исламистам воспользоваться в своих интересах стихийным протестом неимущих слоев как против прежней политики режима, так и против навязываемых форм демократизации и перехода к рыночной экономике. Социальной опорой исламистов стали низко оплачиваемое большинство рабочего класса, неимущие городские слои, безработные, молодежь, традиционно религиозное крестьянство.

В начале XXI в. положение улучшилось, хотя и не коренным образом. "Достаточно пройтись по народным кварталам столицы и окрестностей, - констатирует журнал "Jeune Afrique/L'Intelligent", - чтобы убедиться в массовом возвращении исламистов: рост религиозности, более "мускулистые" проповеди, вездесущие "бородачи"... "Низы" в Алжире разочарованы. Они никому больше не верят, сомневаются во всем и с недоверием наблюдают за борьбой кланов в "верхах"". "Ситуация в стране вызывает страх, - признавал премьер-министр АНДР А. у-Яхья, - поскольку она напоминает положение, сложившееся в 1990 г." [Jeune Afrique/L'Intelligent, 14 - 20.09.2003, p. 32].

В Марокко нарастанию исламизма во многом способствовало недовольство населения чрезмерной раздутостью, неэффективностью и главное - коррумпированностью госаппарата. На 1 тыс. человек в этой стране приходится 27 госслужащих, и их

стр. 124

содержание "съедает" 65% текущих бюджетных расходов [Сергеев, 2001, с. 276 - 277]. При этом, по оценке марокканского еженедельника "Журналь", власти "терпимо относятся, если не поддерживают, теневой сектор экономики, производящий примерно 50% ВНП" [цит. по: Сергеев, 2001, с. 300]. Усилению исламистских настроений содействует и политика, направленная на демократизацию режима. Однако дело здесь обстоит иначе, чем в Алжире. Если там политическая либерализация проводилась неоправданно форсированными темпами и поэтому не была воспринята не готовым к столь быстрой трансформации населением, то в Марокко темпы демократизации отстают от потребностей начавшего формироваться гражданского общества. Как это ни парадоксально, исламизации помогает и политика властей. Стремление населения к претворению в жизнь религиозных постулатов вынудило правительство и политические силы обратиться - чтобы не потерять популярность - к тому же исламу. В результате в 1980-начале 1990-х годов в Марокко сложилась ситуация, при которой на исламизацию "снизу" наложилась исламизация "сверху" [Сергеев, 2001, с. 229 - 230].

Благополучнее складывается обстановка в Ливии. Свою роль, естественно, играет жесткий контроль госсаппарата, спецслужб, революционных комитетов не только над политической обстановкой, но и над состоянием умов. Важное значение имеет и массированная пропаганда положений, хотя и окрашенной внешне в "зеленые тона", но секулярной по сути, "третьей мировой теории", провозглашенной руководителем ливийской революции М. Каддафи. Кроме того, сформирование в Ливии джамахирийской политической системы создало у какой-то части населения иллюзию установления в стране народовластия.

Тем не менее предпосылки к распространению в обществе религиозно-возрожденческих воззрений по-прежнему сохраняются. Этому способствует традиционный, ориентированный на религию характер общественного сознания населения, почти половина которого всего полвека назад вела кочевой образ жизни. Длительная идеологическая обработка ливийцев, которым в течение десятилетий прививалось неприятие как демократической, так и коммунистической политической системы, породила довольно стойкое неприятие и западной, и восточноевропейской модели общественного устройства. При этом расширяющееся осознание образованной частью населения искусственности и неэффективности джамахирийской системы наводит ее на размышления о возможности исламского пути государственного строительства. Свою роль играет и вызывающая все большее раздражение повальная коррумпированность госсаппарата. Тем не менее влияние исламистской идеологии на население Джамахирии остается ограниченным.

Что касается Туниса, то политическая система этой страны в том виде, в каком она сложилась после прихода в 1987 г. к власти президента З. А. Бен Али, позволила блокировать исламистские настроения, а затем и достаточно эффективно противостоять их проявлениям. Демократизация общественной жизни, пусть и довольно поверхностная, дает возможность недовольным политикой режима действовать легально, вступив в ряды одной из семи оппозиционных партий; более того, она порождает надежды на возможность в будущем прихода оппозиции к власти конституционным путем. Важным фактором стал допуск президентом З. А. Бен Али в состав "правящего класса" представителей политической и экономической элиты Юга - региона, где в 1980-е годы исламисты пользовались наибольшей поддержкой. Наконец, характерная для Туниса еще со времен нахождения у власти президента Х. Бургибы секуляристская идеологическая ориентация привела к заметному спаду религиозности, особенно среди городского населения.

В последние годы растущее влияние на распространение исламизма оказывают внешние факторы. Прежде всего следует выделить негативную реакцию части об-

стр. 125

щества на вестернизацию, причем вестернизацию не только культурную, но и политическую, заключающуюся в привнесении чуждых арабо-мусульманским традициям правил политической игры. Открытое неприятие в арабском мире, в том числе и в Магрибе, вызывают попытки насадить там демократию по западному образцу без учета местной специфики, порожденной историческим развитием, традициями, национальной психологией. США, подчеркивал профессор Колумбийского университета Э. Саид, стремятся "сконструировать" в умах арабов атмосферу пустыни, способной к восприятию внедряемого американской мощью эрзаца свободной рыночной "демократии" [Le Monde diplomatique, Septembre 2003]. На это наслаивается негативно-упрощенное отношение населения к Европе и в еще большей степени - к США [The Financial Times, 04.12.2002]. Чувства враждебности Западу порождает и то, что в исторической памяти арабов не стерлись воспоминания ни о крестовых походах, ни о колониальном господстве, ни о жестоком подавлении их национально-освободительной борьбы.

Западные державы нередко рассматриваются как источник чуть ли не всех зол. Экономическую отсталость арабских стран в Магрибе зачастую склонны считать следствием колониальной, а в нынешних условиях неоколониальной, эксплуатации (что, впрочем, во многом соответствует действительности). К этому приплюсовываются представления о введенных по инициативе США санкциях против Ливии и Ирака как первопричине экономических проблем, с которыми сталкивались эти страны. На упреки европейцев в том, что в арабских странах отсутствует демократия, следуют разъяснения, что диктатура в ее современном виде является порождением Запада, которому припоминают и фашизм в Италии, Германии и Испании, и марксистское учение о диктатуре пролетариата, и "маккартистский террор" в США [Аль-Араб, 30.09.2003; 11.09.2003]. Достаточно широко распространен стереотип, в соответствии с которым западное общество выглядит как общество половой распущенности, наркомании, господства мафии, общество бездуховное и аморальное.

Арабы не хотят воспринимать Запад положительно и потому, что он "демонизирует" мусульман, не проводя различия между относительно немногочисленными экстремистскими группировками и основной массой населения исламских стран. Для современных Соединенных Штатов, отмечал Э. Саид, характерно "упрощенное видение мира, которое было сфабриковано горсткой гражданских лиц, работающих в Пентагоне, для того, чтобы определить американскую политику в отношении всего арабо-мусульманского мира. Террор, превентивная война, насильственная смена режимов, возможности для чего были созданы самым крупным в истории военным бюджетом, - таковы единственные идеи, без конца обсуждаемые средствами массовой информации и выдвигаемые "экспертами" для оправдания общей политической линии правительства. Размышления, дискуссии, рациональная аргументация, моральные принципы, основанные на светских представлениях, в соответствии с которыми человеческие существа сами творят собственную историю, все это подменено абстрактными идеями, которые прославляют западную или американскую исключительность, отрицают важность контакта цивилизаций и с пренебрежением относятся к другим культурам" [Le Monde diplomatique, Septembre 2003].

В Магрибе считают, что мусульмане Ирака, Палестины, Афганистана превратились в объекты применения силы для великих держав, стремящихся обеспечить свои собственные интересы и озабоченных лишь тем, как свести к минимуму потери своих вооруженных сил [см.: Realites, 25.09 - 1.10.2003, р. 19]. Распространению такого рода настроений в североафриканских государствах, по свидетельству мусульманских священнослужителей, в немалой степени содействовали призывы президента США Дж. Буша к антитеррористическому "крестовому походу". В результате, как отмечает тунисский теолог М. Тальби, сформировалось убеждение, что речь идет о "конфликте

стр. 126

интересов, завуалированном под религиозный конфликт", способствующее нарастанию фундаменталистских настроений [Le Monde, 30.09.2003].

К тяжелым последствиям для арабов, как указывает тунисский политолог Р. аль-Малюли, привел развал социалистического лагеря и распад Советского Союза. Система международных отношений стала менее справедливой. Произошло падение авторитета международных организаций, призванных гасить региональные конфликты, налицо эскалация напряженности на Палестинских территориях, в Ираке и Афганистане [Хакаик, 9 - 15.10.2003, с. 19]. Примечательно, что и в данной оценке превалирует представление, что именно мусульманские страны стали главной, если не единственной, жертвой однополярного мира.

Все более откровенная ставка США и их союзников на силу, объявление Вашингтоном "изгоями" и источниками зла таких стран, как Ливия, Ирак, Иран, Судан, "точечные бомбардировки" Ирака, Афганистана, палестинских территорий, жертвами которых стали десятки тысяч мусульман, вызывают ответную реакцию, ведя к снятию моральных запретов на использование насилия как единственного средства, способного противостоять силе. Но при этом ввиду колоссального неравенства военных потенциалов ставка делается на асимметричный ответ, на акции сопротивления, а также и на терроризм.

Особенно серьезное воздействие на умонастроения в арабском мире, включая страны Магриба, оказала война в Ираке. В регионе скоро пришли к выводу, что ее целью было не "освобождение" иракского народа и даже не защита дружественных Вашингтону режимов на Ближнем Востоке, а установление контроля над этой страной, а затем и над всем регионом, с тем, чтобы получить монопольный доступ к нефтяным богатствам и превратить США в единственную "бензозаправку" в мире, а также обеспечить безопасность Израиля [см.: Аль-Араб, 15.09.2003]. Судя по наблюдениям автора, население стран Магриба, видя на телеэкранах обвешанных суперсовременным снаряжением американских солдат в иракских городах и деревнях, воспринимало их не как человеческие существа, а как вторгнувшихся туда инопланетян. Конечно, такого рода умонастроения не повсеместны, но немалой части населения они свойственны. Например, в достаточно связанном с США Марокко антиамериканизм не преобладал в реакции на происходящее лишь у 27% жителей страны [Аль-Араб, 19 - 20.09.2003].

На это накладывается разочарование в политике собственных правительств. Народные массы, писала накануне совещания глав государств и правительств арабских стран в Шарм эш-Шейхе тунисская газета "Аш-Шурук", ждут от своих руководителей, чтобы те отошли от позиции "ограниченного противодействия планам Вашингтона и продемонстрировали верность своим принципам. Арабы должны занять общую позицию в поддержку и защиту Ирака. Предстоящий саммит должен стать последним испытанием" [Аш-Шурук, 1.03.2003]. Принятые же в Шарм эш-Шейхе "беззубые" решения не только усилили чувство разочарования, но и породили озлобленность в отношении нынешних арабских режимов. Последующие события не могли не способствовать нарастанию подобных настроений. Арабские правительства, констатировала издающаяся в Лондоне и придерживающаяся проливийской ориентации газета "Аль-Араб", платят деньги и предоставляют тыловую поддержку вторгшимся в Ирак армиям. Наиболее яркое свидетельство тому - позиция соседних с Ираком государств, позволившим американским войскам оккупировать район Залива [см.: Аль-Араб, 12 - 13.09.2003].

"Масла в огонь" подливает и ситуация на палестинских территориях, провал попыток выйти на политическое урегулирование израильско-палестинского конфликта, ставка премьер-министра Израиля А. Шарона на силовые методы. Особую чувствительность этой проблеме продолжает придавать сохраняющаяся оккупация Изра-

стр. 127

илем Восточного Иерусалима, рассматривающаяся в регионе как надругательство над мусульманскими святынями.

Представление о настроениях населения стран Магриба дает анализ публиковавшихся в прессе обращений читателей. Можно привести следующий типичный пример. Некий Б. Я. аль-Касеми писал в "Аль-Араб" из Туниса - страны, население которой вестернизировано больше, чем население других магрибских государств, придерживается секуляристской ориентации и славится своим прагматизмом: сопротивление оккупантам в Ираке и Палестине оказывает небольшая группа людей, "представляющая собой авангард, который защищает Исламский и Арабский Восток. Эта группа втоптала в грязь Америку и сионизм... Это - люди, которые верят в Господа... Они ежедневно побуждают нас ходить с высоко поднятой головой" [Аль-Араб, 6.10.2003]. Тунисский исследователь А. М. Шарфи отмечает, что в арабском мире сложилось сейчас весьма тревожное положение. "В современном исламе, - поясняет он, - нет недостатка в выступлениях тех, кто, основываясь на собственных ценностях, проповедует мир и согласие между народами. Но, к сожалению, призывающие к этому остались в меньшинстве... В целом, мусульманская общественность, и особенно политизированная и заидеологизированная молодежь, скорее склоняется к тому, чтобы следовать за теми, кто открыто утверждает, что только насилием можно эффективно отвечать на насилие, жертвой которого стали мусульмане" [Realties, 25.09. -1.10.2003, р. 19].

Другим важным фактором, способствующим распространению исламизма, является глобализация. Ее воздействие на страны региона неоднозначно: интенсификация интеграционных процессов объективно влечет за собой ускорение темпов экономического развития, что ведет к уменьшению числа людей, умирающих от голода и болезней, снижению уровня неграмотности, увеличению численности пользователей электроэнергией, модернизации систем транспорта и связи, внедрению в повседневную жизнь научных и технологических достижений. Вместе с тем ставшее ее следствием углубление разрыва в уровнях развития между постиндустриальными и большинством развивающихся стран порождает ощущение, что они превратились в "пасынков", все более и более оттесняются на обочину процесса мирового развития. Лейтмотив регулярно появляющихся в этой связи в магрибской прессе комментариев - глобализация делает бедные страны еще беднее, а богатые - еще богаче, лишает будущего большую часть человечества, ведет к закреплению за третьим миром роли сырьевого придатка "золотого миллиарда". Такого рода оценки характерны не только для журналистов, но и для политической элиты. Стремление к полной либерализации мировой торговли, подчеркивает тунисский исследователь М. Буснина, приведет к превращению всего мира в огромный единый рынок, на котором будут господствовать транснациональные корпорации [см.: Буснина, 2000, с. 34, 40]. Подобную точку зрения разделяют, впрочем, и некоторые западные исследователи. Арабские государства, указывает, например, американский экономист А. Биссет, "должны быть лучше подготовлены (к интеграции в мировую экономику. - А. Б.); в противном случае она может оказать на них негативное воздействие" [Washington File, 8 - 15.09.2003, p. 18].

Не менее, если не более, угрожающими считают в регионе последствия глобализации для существования собственной цивилизации. Там не могут не видеть, что она ведет к стиранию национальных различий, к насаждению культурного единообразия, к приведению всех и всего к единому стандарту. Целые сегменты истории, разнообразия культур, языков, индивидуальностей, считает Э. Саид, "отбрасываются, забываются, растворяются в пустыне, как это произошло с сокровищами, украденными в Багдаде и затем превращенными в потерявшие всякую ценность фрагменты". [Le Monde diplomatique, Septembre 2003]. Чем больше распространяется культура под ло-

стр. 128

зунгом "Макдональдс - повсеместно", тем более активное сопротивление оказывает ей население, ощущающее угрозу своей самобытности. Арабские страны, подчеркивает М. Буснина, выступают против навязывания однополярной культуры, одного языка, превращения культуры в один из предметов экспорта [см.: Буснина, 2002, с. 36]. Запад обвиняют в пренебрежении нравственными ценностями и враждебности святыням религии, в агрессивности, ориентированной на уничтожение других цивилизаций.

Подобные взгляды достаточно характеры не только для видных представителей интеллектуальной и политической элиты, но и для "улицы", приходящей к выводу о необходимости создания преграды между арабо-мусульманским миром и культурной глобализацией. Попытки внедрить в массовое создание отторгаемые им представления ведут к формированию стереотипа отношения к представителям другой цивилизации как к "чужим" и даже "врагам". Как отмечал М. Буснина в выступлении на состоявшейся в Тунисе в июне 2003 г. конференции "Арабо-российский диалог в XXI веке", культурный расизм, стремление навязать идейный и языковой гегемонизм и одностороннюю ценностную ориентацию, с одной стороны, и ксенофобия и религиозный экстремизм - с другой, делают невозможными контакты с "чужими", более того - порождают опасность конфликтов [Аль-Хуррийя, 24.06.2003].

В противодействии культурной глобализации в ее нынешнем виде просматриваются два момента. С одной стороны, стремление интеллектуальной элиты преодолеть ее негативные аспекты, добиваясь того, чтобы она осуществлялась на основе взаимодействия различных культур, чтобы арабские и мусульманские страны получили возможность вносить свой вклад в формирование общечеловеческой культуры. С другой - налицо неприятие патриархальным, ориентированным на традиционные ценности населением иной культуры как таковой, что ведет к желанию замкнуться в себе, к культурной и религиозной нетерпимости. Подобный подход является бесперспективным, ведущим в тупик. Главное же, он в конечном счете способен лишь воспрепятствовать сохранению размываемой натиском извне самобытности, не позволив ей эволюционировать, адаптируясь к меняющимся условиям жизни.

Стремление противодействовать глобализации не носит вместе с тем всеобъемлющего характера. В исламском мире, включая страны Магриба, существуют социальные группы, активно участвующие в этом процессе и пользующиеся его благами. Они заинтересованы в либерализации - в ее нынешнем виде - мирового хозяйства, сохранении за своими странами роли сырьевого придатка постиндустриальных государств, не имеют ничего против импортированной из США и Западной Европы культуры. Приверженцами ксенофобии они рассматриваются как "агенты глобализации", более того, как вероотступники, борьба с которыми является долгом мусульман.

Следует вместе с тем отметить, что в разных странах Магриба реакция на глобализацию не одинакова, обусловливаясь присущими каждой из них особенностями. В Алжире проводимый ФНО после получения независимости курс соответствовал традиционным стереотипам массового сознания, миропониманию исламской части населения. В этой ситуации начавшиеся реформы были восприняты как следование руководства страны привнесенным извне рецептам, разрушение самобытности, оскорбляющее религиозные чувства, подавление национальной культуры. Призывы исламистов к джихаду против "неверных" получили поддержку части населения также и потому, что его целью должно было стать не только обеспечение социальной справедливости, но и сохранение арабо-мусульманской идентичности страны.

Что касается других государств региона, то попытки "замкнуться в себе" наиболее активно предпринимались в Ливии. Вплоть до начала XXI в. там было запрещено использование спутниковых телеантенн, подвергались строгой цензуре ввозимые в

стр. 129

страну из-за рубежа печатные издания, в кинотеатрах демонстрировалась почти исключительно кинопродукция других арабских стран. Наибольшую открытость к иностранному культурному влиянию проявляет Тунис, где проводится курс на адаптацию национальной культуры к современным условиям, но не за счет утраты собственной идентичности. Такое различие в подходах, впрочем, вполне объяснимо. Для ливийского общества исторически был характерен "разворот в сторону пустыни", порождающий замкнутость, приверженность традициям, патриархальность. Тунис же был всегда "развернут в сторону моря", вел активную морскую торговлю, на его территории находились многочисленные иностранные колонии. В силу этого он был открыт восприятию иных культур, взаимодействию с ними и эволюции собственной культуры на основе синтеза.

Развернутая западными средствами массовой информации после событий 11 сентября 2001 г., и особенно во время войны против Ирака, антиисламская кампания не только усилила чувство враждебности к Западу, но и нанесла значительный ущерб делу налаживания диалога и достижению взаимопонимания между арабо-мусульманской и европейской цивилизациями. На мусульманскую религию возложили ответственность буквально за все - коррумпированность правящих режимов, отсутствие демократии, пренебрежение правами женщин и т.д. Одновременно напоминалось об эпохе арабских завоеваний VII-VIII вв., а также акцентировалось внимание на якобы присущем исламу вменению в обязанность верующим ведение борьбы против "неверных". Более того, утверждалось, что "ислам в силу своей природы всегда и повсеместно выступает как сила, стремящаяся к завоеваниям и генерирующая терроризм" [Le Monde, 3.10.2003]. "Наши западные руководители и их интеллектуальные марионетки, - писал Э. Саид, - кажется, не способны понять, что история не может быть превращена в чистый лист бумаги с тем, чтобы "мы" могли начертать на нем наше будущее и навязать наш образ жизни "низшим" народам" [Le Monde diplomatique, Septembre 2003]. Вместе с тем, как признавала, в частности, тунисская пресса, распространению на Западе искаженного представления о мусульманах объективно способствовали осуществленные исламскими террористами в 2003 г. крупные террористические акты, в том числе в Марокко и Индонезии.

Выдвигавшиеся обвинения не могли не вызвать болезненную реакцию в странах Магриба. В своем выступлении на состоявшейся в Тунисе в сентябре 2003 г. научной конференции "Наша национальная культура и сложности глобализации" профессор Тунисского университета А. С. аль-Мисди отмечал: "Мы сталкиваемся с цивилизационной войной против нашей национальной культуры, в том числе, против ее исторической легитимности... Это война долгосрочная и преследующая глубинные цели. Первое сражение в ней - сражение за культурную беспристрастность... Идея состоит в том, чтобы осудить нашу культуру за преступления, которых мы не совершали. Ответственность же за них несут те, кто довел людей до отчаяния, а затем толкнул на преступления" [Аль-Араб, 26 - 27.09.2003].

Серьезную угрозу в Магрибе усматривают в превосходстве Запада в информационных технологиях. К этому привлек внимание, в частности, М. бу Снина в своем выступлении на конференции "Арабско-российский диалог в XXI в.", отметивший, что установившаяся в мире "монополия культуры единообразных инструментов познания и информационных технологий и коммуникаций" ведет к вторжению извне в "культурные пространства" и подрыву ценностной ориентации народов [Аш-Шурук, 24.06.2003]. При этом налицо осознание того, что манипулирование общественным мнением, осуществляемое ведущими информационными корпорациями, нацелено на обеспечение интересов западных держав, зачастую в ущерб интересам стран региона [Аль-Араб, 11.09.2003]. Но одновременно современные средства информации используются в своих целях также и исламистами. Так, телеканалы "Аль-Джазира" или

стр. 130

"Аль-Арабийя" сразу же информируют миллионы верующих о призывах руководителя "Аль-Каиды" У. бен Ладена к борьбе против американского империализма, сионизма и собственных "еретических" правительств. В целом, как пишет профессор Фрибургского университета Т. Рамадан, благодаря телевидению современные мусульманские проповедники, такие как придерживающийся ревайвалистских взглядов шейх Аль-Кардави, стали пользоваться большим, чем в свое время М. Абдо, влиянием на умы верующих [см.: Gresh, Ramadan, 2000, p. 100 - 101].

Еще один фактор, способствующий распространению исламизма - это психологический дискомфорт, порождаемый вступлением человечества в постиндустриальную эпоху. Данная проблема, конечно, не является присущей исключительно североафриканским государствам либо странам третьего мира в целом. Человек повсеместно испытывает шок перед новыми процессами и явлениями, требующими изменений в мировоззрении, духовном опыте, нравственности, жизненной практике. Для людей становится необходимым научиться гибко переходить в личном, семейном и профессиональном плане из одной жизненной ситуации в другую. Они сознают, что существовавшая в течение тысячелетий их связь с собственными корнями нарушена, что их культура, традиционные ценности не имеют столь уж большого значения. В результате человечество превратилось, по образному выражению профессора Коста-риканского университета А. Леала, в нечто, подобное экипажу подводной лодки, где каждый нажимает какие-то кнопки, отдает те или иные команды, но при этом не понимает, как эта субмарина функционирует, как ею пользоваться и зачем мы все в ней оказались [см.: VIII International Symposium..., 2000, p. 86].

Что касается населения стран Магриба, то оно явно не подготовлено к "жизни на подлодке". По такому показателю, как "человеческое развитие", Тунис занимает 48-е место в мире, Алжир - 101-е, Марокко - 124-е [L'Observateur, 17.09.03, р. 6]. Происходящие перемены порождают у людей стремление вновь обрести утраченную точку опоры в жизни. Выходом представляется возврат к прошлому, культ которого начинает формировать духовные стереотипы и культурные модели, очерчивать поведенческие рамки. При этом исторический опыт, как правило, идеализируется. Характерной становится тоска по "золотому веку" ислама - периоду между VII - серединой X в., когда арабы опережали другие народы в таких областях, как философия, математика, астрономия, медицина, архитектура, литература, музыка [L'Observateur, 17.09.03, р. 6]. При этом в массовом сознании "золотой век" неразрывно связан не просто с исламом, а рассматривается как прямое следствие возникновения этой религии.

Впрочем, к исламским ценностям людей не в меньшей степени толкает и то, что, обращаясь к ним, они попадают в иную систему координат, где на смену свободе далеко не простого выбора, с которым постоянно сталкивается человек в современном, до предела усложненном обществе, приходит психологически намного более приемлемый постулат "Ты должен поступить так, как это предначертано свыше". С другой стороны, арабы, по оценке тунисского аналитика А. аль-Ахдара, привыкли считать, что их религия - центр всех религий, что ее святые места - центр мироздания, а арабская нация занимает центральное положение среди всех наций. Происходящее же сейчас наносит удар по их "религиозному нарциссизму", побуждает их задаваться вопросом: "Кто мы? Лучший или худший из всех народов? И почему?". Ответ находят в следующем постулате: "Мы отвернулись от нашей религии и поэтому Бог отвернулся от нас. Давайте же станем на путь возвращения к Нему, чтобы вернуться к золотому веку" [Аль-Муляхиз, 2.01.2003, с. 17].

Стремление укрыться в религии от окружающего мира порождается и противоречиями между требованиями организации современного общества по "вертикальному" имущественно-классовому делению и традиционным сознанием, не воспринима-

стр. 131

ющим такое деление. Выход опять же видится в возврате к ценностям прошлого. В связи с этим вспоминают, в частности, об идеях средневекового арабского историка А. Р. ибн Хальдуна о присущем исламскому обществу "племенном духе", являющемся основой "духа народа". Утверждается, что именно отказ от этого "племенного духа" привел к исчезновению единого мусульманского государства, его распаду на мелкие эмираты и превращению мусульманских народов в народы угнетенные и что только возврат к такому освященному религией "племенном духе" способен вывести арабские страны из нынешнего тупика [см.: Аль-Араб, 12 - 13.09.2003].

Таким образом, распространение исламизма в странах Магриба порождается целым рядом причин - экономических, социальных, внутри- и внешнеполитических, психологических. В становящемся все более сложным, временами враждебном, мире ислам предстает в глазах арабов доктриной, которая в силу своей "посюсторонности" и - одновременно - "божественной сути" способна обеспечить решение всех проблем, привести к построению на земле общества справедливости и братства.

Встает, однако, неизбежный вопрос, как добиться этого. Приверженцы идей религиозного возрожденчества видят выход в строгом подчинении всей жизни - в экономическом, политическом, психологическом, бытовом планах - требованиям мусульманской религии и возвращении к практике раннего халифата. Другие, придерживающиеся реформаторских взглядов, полагают, что религия должна эволюционировать, адаптируясь и современным условиям с тем, чтобы не отстать от жизни и не лишиться возможности влиять на происходящие процессы. Путь к этому, полагают они, лежит через возрождение иджтихада и даже через возврат к мутазилизму [Аль-Муляхиз, 2.02.2003, с. 17].

К настоящему времени социальные, политические и - в какой-то мере - идеологические и психологические корни исламизма подорваны лишь в Тунисе. Но и там положение может измениться к худшему в случае экономического кризиса. В Марокко, и особенно в Алжире, ситуация хотя и улучшается, но медленно. В этих двух странах происходит сейчас своего рода "бег против часовой стрелки", и их способность противостоять исламизму будет зависеть от того, насколько эффективными и социально ориентированными окажутся проводимые там реформы, удастся ли им добиться нейтрализации порождающих его причин. Ливия сталкивается с назревшей проблемой модернизации социально-экономической и политической системы, и ее "прорыв в современность" не будет, видимо, безболезненным. Вместе с тем наличие у государства средств, накопленных благодаря экспорту нефти, дают ей возможность самортизировать негативные последствия грядущей перестройки. Проблема модернизации остро стоит и перед Мавританией, которая к тому же сталкивается с задачей скорейшего преодоления отсталости и резкого повышения уровня жизни населения.

В перспективе же странам Магриба и Ближнего Востока придется противостоять серьезным вызовам. Продолжающийся быстрый рост народонаселения потребует создания в арабском мире к 2020 г. 100 млн. новых рабочих мест [Le Monde, 10.02.2004]. Запланированное на 2010 г. сформирование евро-средиземноморской зоны свободной торговли ставит государства Южного Средиземноморья перед необходимостью модернизации 30 - 50% своих производственных мощностей. Требования политической демократизации со стороны национальной буржуазии и современного среднего класса уже наталкиваются и будут, скорее всего, в возрастающей мере наталкиваться на нежелание авторитарных режимов поступиться властью, отсутствие в этих странах гражданского общества, неготовность к либерализации основной массы населения, а также на опасения, что исламисты могут воспользоваться политическими свободами в своих интересах. Отсюда возникает возможность новых серьезных кризисов и потрясений.

стр. 132

Будущее стран Магриба будет в этих условиях зависеть от способности как правительств, так и населения осознать требования современности и необходимость адаптации к ним и продуманно, рационально провести назревшие социально-экономические и политические преобразования, пройдя по "лезвию бритвы".

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ближний Восток и современность. Вып. 6, 1999; Вып. 11, 2002; Вып. 13, 2002; Вып. 16, 2002.

Борисов А. Арабский мир: прошлое и настоящее. М., 2002.

Ворончанина Н. И. Ислам в общественно-политической жизни Туниса. М., 1986.

Ланда Р. Г. История Алжира. XX век. М., 1999.

Сергеев М. С. История Марокко. XX век. М., 2001.

М. бу Снина. Руан ва-мавакиф: Фи-ль-хивар бейна хадарат: Фи сакафа ас-салям: Фи-ль-ауляма ва-та-дыаятиха: Фи-т-тарбия ва-т-таалим аль-али. Тунис, 2000.

Хакаик. 11 - 17.09.2003; 9 - 15.10.2003.

L'Expresse. 8.02.2000.

Gresh A., Ramadan Т. L'Islame en questions. P., 2000.

Jeune AfriquelL'Intelligent. 14 - 20.09.2003; 21 - 27.09.2003.

Le Monde diplomatique, Septembre 2003.

L'Observateur. 17.09.2003.

Realties. 25.09. -1.10.2003.

VIII International Symposium on Philosophy and Theory of Culture: Intellect, Imagination, Intuition: Reflections on the Horizons of Consciousness: September 17 - 21, 2000. St. Petersburg: SPB, 2000.

Time. 22.09.2003.

Tunisia. A Country that Works. Invest in Tunisia. Tunis, б/г.

Washington File. 8 - 15.09.2003.

Permanent link to this publication: