В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) хранится документ - две отпечатанные по-английски машинописные страницы, под которыми стоит подпись "Сунь Ятсен", - предсмертное обращение вождя китайской революции к руководителям СССР, датированное 11 марта 1925 г.: "В Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик. Дорогие товарищи!

В то время, когда я лежу здесь, прикованный к постели неизлечимой болезнью, мои мысли обращены к вам и к будущему моей партии и моей страны. Вы возглавляете Союз свободных республик, являющийся подлинным наследием, которое бессмертный Ленин оставил миру угнетенных народов. Благодаря этому наследию жертвам империализма суждено отстоять свою свободу и освобождение от существующего в мире строя, основы которого коренятся в древнем рабстве, войнах и несправедливости.

Я оставляю после себя партию, которая, как я всегда надеялся, будет сотрудничать с вами в осуществлении исторической задачи полного освобождения Китая и других эксплуатируемых стран от этого империалистического строя. Волей судьбы я вынужден оставить эту задачу незавершенной и передать ее тем, кто, оставаясь верен принципам и учению нашей партии, будет моими истинными последователями.

Поэтому я завещал Гоминьдану продолжать национально-революционное движение, чтобы Китай смог освободиться от статуса полуколониальной страны, навязанного ему империализмом. Ради этой цели я повелел партии и впредь поддерживать постоянные контакты с вами. Я глубоко убежден, что ваше правительство, как и раньше, будет продолжать оказывать моей партии свою поддержку. Прощаясь с вами, дорогие товарищи, я хочу выразить мою страстную надежду на то, что скоро наступит время, когда СССР как друг и союзник будет приветствовать сильный и независимый Китай, и оба союзника вместе пойдут вперед к победе в великой борьбе за освобождение угнетенных народов мира. С братским приветом Сунь Ятсен.

Подписано 11 марта 1925 г. Присутствовали:

Сун Цзывэнь, Ван Цзинвэй, Хэ Сяннин, Сунь Кэ, Дай Эньсай, Цзоу Лу, Кун Сянси" [РГАСПИ].

Судьба приведенного выше письма сложилась необычно. Отечественные историки многократно цитировали этот документ, неизменно подчеркивая его значение для понимания конечного этапа того сложного пути, который был пройден вождем китайской революции, искренним другом советского народа. В то же самое время их

стр. 61

тайваньские коллеги в большинстве своем хранили и продолжают хранить упорное молчание по поводу самого факта существования этого обращения, и оно так никогда и не было включено в изданное в Тайбэе "Полное собрание трудов Отца Государства".

Современный исследователь располагает довольно обширной совокупностью данных для реконструкции обстоятельств, при которых умирающий Сунь Ятсен подписал письмо советским руководителям. Однако свидетельства очевидцев зачастую весьма противоречивы.

РАССКАЗЫВАЕТ ХЭ СЯННИН

О том, что происходило у постели Сунь Ятсена непосредственно перед его кончиной, отечественному читателю стало известно главным образом из воспоминаний Хэ Сяннин (1887 - 1956), в то время активной деятельницы левого крыла Гоминьдана. Ее записки [Хэ Сяннин, 1961] были опубликованы в переводе на русский язык в 1966 г. в связи со 100-летием со дня рождения вождя китайской революции. Автор предисловия к книге М. Ф. Юрьев специально отмечал, что в этих мемуарах помимо всего прочего сообщаются важные факты, связанные с составлением завещания Сунь Ятсена [Хэ Сяннин, 1966, с. 14]. Обратимся к этим фактам.

"Зимой 1924 года Сунь Ят-сен отправился на Север пропагандировать среди общественности и в официальных кругах лозунги: "Созыв Национального собрания" и "Ликвидация неравноправных договоров". Длинным путем, через Японию и Тяньцзинь, он добрался до Пекина...

Здоровье Сунь Ят-сена к этому времени было уже подорвано. Путешествие морем зимой еще больше ухудшило его самочувствие. В декабре, добравшись до Пекина, он слег...

В Пекине в это время хозяйничал бэйянский милитарист Дуань Ци-жуй, который и принимал всех приезжавших из Гуандуна. Обходился он с нами весьма любезно, всячески стараясь добиться от нас поддержки своей позиции - "не предпринимать чересчур радикальных мер против империализма". Со своим советом быть дружелюбным, не проводить радикальной политики, чтобы не доводить дело до "необходимости объяснений с державами", он даже направил Сюй Ши-ина к Сунь Ят-сену.

- Какой бы я был революционер, - отвечал возмущенный Сунь Ят-сен, - если бы не стремился к уничтожению империализма?

Между тем Сунь Ят-сену становилось все хуже. Сун Цин-лин не оставляла его ни на минуту. Я была поражена ее выдержкой.

До моего приезда Сунь Ят-сен лечился в Ихэюане¹ , вместе с ним там находилась и Сун Цинлин. Не видя улучшения в состоянии больного, Чжан Цзин-цзян и Ли Ши-цзэн настояли на применении средств китайской медицины, и примерно 20 января Сунь Ят-сена перевезли в дом, расположенный в переулке Тешицзы. Однако и китайская медицина не помогала. Считая состояние Сунь Ят-сена критическим, мы установили круглосуточное дежурство возле него и постоянно созывали консилиумы. Все мы страстно желали продлить ему жизнь, хотя бы на несколько лет, таких нужных для строительства государства, заложенного им самим.

Но, к нашему великому огорчению, болезнь прогрессировала. Лекарства почти совсем не помогали. Страшась не только за жизнь Сунь Ят-сена, но и за судьбы революции, мы находились в состоянии крайнего угнетения.

Все более убеждаясь в неизлечимости болезни, мы решились наконец просить у Сунь Ят-сена совета на будущее. Сунь Ят-сен, врач по профессии, отлично сознавая свое положение, согласился с нами. 22 января мы заговорили с ним о завещании, а 24 января оно было уже готово. Завещание Сунь Ят-сена состояло из трех документов. Первый впоследствии зачитывали на открытии всех заседаний Гоминьдана. Согласно второму, Сун Цин-лин завещалась библиотека и дом Сунь Ят-сена. Обе части завещания записывал со слов Сунь Ят-сена Ван Цзин-вэй. Последний документ - письмо Советскому правительству, которое Сунь Ят-сен диктовал по-английски, - записывали М. М. Бородин, Чэнь Ю-жэнь, Сун Цзы-вэнь и Сунь Кэ.

¹ В оригинале: "В госпитале Сехэ".

стр. 62

В устном тексте завещания были слова: "Объединиться с угнетенными народами мира для совместной борьбы". Ван Цзин-вэй, знавший о визите Сюй Ши-ина и переданной им просьбе не навлекать гнева держав, записал эту фразу следующим образом: "...объединиться с народами, относящимися к нам, как к равным, для совместной борьбы". Однако и против этой формулировки выступили Чжан Цзи, Шао Юань-чжун, Ху Хань-минь и другие. Даже эти туманные слова, написанные Ван Цзин-вэем и Чэнь Ю-жэнем, были признаны "ультралевыми". Правые были недовольны Ван Цзин-вэем и Чэнь Ю-жэнем.

24 января готовый текст завещания должен был подписать Сунь Ят-сен, но он попросил отложить эту процедуру, узнав, что в соседней комнате сокрушается Сун Цин-лин. Он старался успокоить Сун Цин-лин и всех нас, а мы подбадривали его:

- Это совсем не значит, что ты нас покинешь.

Но завещание все-таки очень взволновало Сунь Ят-сена, и он всю ночь не сомкнул глаз. Чтобы совсем не ухудшить его состояние, мы старались больше не говорить о завещании. Все наши помыслы были сосредоточены на том, чтобы как-то продлить Сунь Ят-сену жизнь. Болезнь то отступала, то наступала вновь. Но коренного улучшения не было.

11 марта в 8 часов утра я вошла к нему в комнату, и его вид сразу напугал меня, особенно выражение глаз. Быстро выйдя из комнаты, я рассказала об этом Ван Цзин-вэю и попросила его дать Сунь Ят-сену на подпись завещание. Однако присутствовавшая при этом Чэнь Бицзюнь недовольно возразила:

- Говорите, надо подписывать! Когда он записывал завещание, вы все его ругали, а теперь он же должен нести его на подпись. Чтобы его еще больше ругали?

Тогда я разыскала Сун Цзы-вэня и Сун Ай-лин, они быстро поняли, что настал момент подписать завещание, и поспешили к Сунь Ят-сену. Все собрались у его постели. Когда Сунь Ят-сен подписывал завещание, Сун Цин-лин неутешно рыдала. Да и никто не смог сдержать слез. Мы беспокоились за судьбу союза с Россией и Коммунистической партией, еще при жизни Сунь Ят-сена имевшего много противников. И если бы он не подписал письма Советскому правительству, это было бы использовано как козырь правыми гоминьдановцами.

Во второй половине дня положение Сунь Ят-сена резко ухудшилось. Он постепенно терял речь... На следующее утро в 9 часов 10 минут его не стало" [Хэ Сян-нин, 1966, с. 93 - 98].

Выслушав рассказ Хэ Сяннин, обратим внимание на два важных обстоятельства.

Во-первых, в нем содержатся фактические ошибки, касающиеся некоторых дат. Составители документальной хроники "Сунь Ятсен и Пекин" день за днем проследили события, происходившие во время последнего пребывания Сунь Ятсена на Севере. Они установили, что Сунь Ятсен покинул больницу и был перевезен в переулок Тешицзы не "примерно 20 января", а 18 февраля (в тот день об этом сообщила газета "Чэньбао") [Хуан Цзунхань, Ван Сяньчжи, 1996, с. 484]. Таким образом, утверждение, будто бы 24 января Сунь Ятсен намеревался подписать завещание, является ошибочным, так как в это время он еще находился в госпитале и к нему в палату пускали только его супругу.

Во-вторых, особого внимания заслуживает упоминание Хэ Сяннин о том, что продиктованный, но еще не подписанный Сунь Ятсеном текст завещания обсуждался и редактировался окружением вождя.

ВЕРСИЯ ВАН ЦЗИНВЭЯ

Член ЦИК Гоминьдана Ван Цзинвэй (1883 - 1944) излагал происходившие тогда события в несколько ином свете.

Выступая на II Всекитайском съезде партии 4 января 1926 г., он рассказал следующее:

"...После 26 января прошлого года, когда лидеру партии сделали в пекинской больнице Сехэ операцию, стало ясно, что состояние его безнадежно. В то время все находившиеся в Пекине товарищи, услышав эту печальную весть, ощутили серьезную ответственность, которую им придется взять на себя. Поэтому вечером того же дня было созвано заседание Политсовета. Лидер создал Политсовет еще в Кантоне и лично возглавил его работу. Но попав в больницу,

стр. 63

он понял, что тяжкий недуг не позволит ему заниматься повседневными партийными делами. Между тем большинства членов Политсовета не было в Пекине: Ху Ханьминь и Ляо Чжункай находились в Кантоне, Дай Цзитао и Шао Юаньчун - в Шанхае, так что лишь я один сопровождал вождя в Пекине. Поэтому в тот день он дополнительно ввел в состав Политсовета Юй Южэня, У Чжихуя, Ли Дачжао, Ли Шицзэна и Чэнь Южэня.

В тот вечер после долгого обсуждения члены Политсовета решили, что, пока состояние лидера еще не стало критическим, необходимо просить его оставить завещание, которому могли бы следовать товарищи по партии. Участники совещания были единодушны в этом своем мнении, но на протяжении всего января окончательного решения на сей счет так и не было принято. У всех нас еще теплилась надежда на выздоровление лидера партии. Врачи говорили, что надежды практически уже нет, но мы продолжали верить в то, что силой своей воли и способностью сопротивляться болезни вождь превосходит всех других людей. И пусть даже ему не суждено полностью поправиться, но, может быть, все же удастся продержаться подольше - полгода, год или, как знать, даже два-три года. Если же прямо сказать ему, что недуг неизлечим и что он должен быть готов к смерти, то это подорвало бы его решимость бороться с болезнью. Поэтому все мы решили сказать ему об этом в самый последний момент.

С 26 января по 24 февраля мы почти ежедневно говорили врачам, чтобы в случае резкого ухудшения состояния лидера партии они разрешили бы нам войти в его комнату и поговорить с ним. Врачи дали на это свое согласие.

В первой половине дня 24 февраля вождю стало совсем плохо и было видно, что он не в состоянии продолжать бороться с болезнью. Врачи сказали, что, если нам необходимо поговорить с ним, это следует сделать в течение одного-двух дней, потому что после этого он навсегда покинет нас. Понимая безвыходность ситуации, я с согласия г-жи Сунь² попросил ее выйти, после чего трое товарищей - Сунь Чжэшэн³ , Кун Юнчжи⁴ , Сун Цзывэнь - и я, четвертый, вместе вошли в комнату. Увидев входящих, лидер пригласил нас подойти поближе, как будто понимая, что с постели ему уже не суждено подняться. А затем он спросил, что мы хотим ему сказать. Все остальные по-прежнему не решались прямо сказать то, ради чего мы пришли.

Тогда я осторожно произнес: "26 января Вы попали в больницу, и многие товарищи порицали нас, полагая, что Вы должны были оставить нам несколько слов. Если Вы поправитесь, то все будет в порядке. Если же нет, нам будет необходимо иметь возможность выслушать Ваши наставления. Мы готовы помочь Вам победить демона недуга, но все-таки хотелось бы, чтобы Вы сказали нам несколько слов, пока сознание еще не затуманилось. Эти слова пригодятся нам и через 10, даже 20 лет!".

И вот что тогда ответил вождь: "Если я буду жив, у меня будет что сказать. А умру - действуйте по своему усмотрению, в этом случае мне не нужно ничего говорить вам".

"Все же хотелось бы выслушать Вас!" - настаивали мы.

Вождь сказал: "Если я о чем-то скажу вам, для вас это обернется многими опасностями. Сейчас вас окружают многочисленные враги, а после моей смерти они пойдут против вас в наступление. Если вы будете стойко держаться, это будет очень опасно. Я считаю, что лучше будет, если я ничего не стану вам говорить. Тогда вам будет легче действовать в соответствии с обстоятельствами. Если же я что-то скажу, вам будет очень трудно преодолеть опасность".

"Мы знаем, - ответил я, - что большинство товарищей готовы следовать Вашим заветам. Нам не страшны никакие опасности, выбор между жизнью и смертью нас не пугает. Вы давно наставляете нас и можете быть уверенным, что мы не боимся трудностей, не боимся врагов".

Выслушав меня, вождь закрыл глаза и утвердительно кивнул головой, выражая согласие с нашим мнением.

Мы сказали ему: "Скажите первое, что придет Вам в голову!".

Вождь произнес: "Я написал много книг".

"Да, - ответил я, - Вы написали "Общую программу строительства государства", "План строительства государства", "Три народных принципа", а также "Манифест I Всекитайского

² По китайскому обычаю замужнюю женщину можно называть либо ее собственной фамилией, либо фамилией мужа. Поэтому в приводимых воспоминаниях Сун Цинлин именуют то "г-жой Сун", то "г-жой Сунь".

³ Сунь Кэ, сын Сунь Ятсена.

⁴ Кун Сянси, деверь Сун Цинлин.

стр. 64

съезда". Мы упомянем обо всем этом. Но хотелось бы, чтобы Вы сказали еще нечто обобщающее".

Я помнил, о чем вождь говорил мне 1 января прошлого года по пути из Тяньцзиня в Пекин. Тогда он еще хорошо себя чувствовал и сказал то, что было записано мной: "Цель революции, которой я отдал сорок лет моей жизни, - борьба за независимость, свободу и равноправие Китая". Эту фразу он предполагал произнести в своей речи, но потом было решено отказаться от публичного выступления и заменить его листовкой, распространенной среди населения. На этот раз он помимо прочего сказал нам, что в революционной стратегии следует обратить сугубое внимание на два момента: во-первых, необходимо поднять массы; во-вторых, следует объединиться с народами, относящимися к нам, как к равным, для совместной борьбы. Я выслушал эти два тезиса и тут же записал их.

Поскольку у нас было мало времени и к тому же пришлось писать тут же в присутствии больного, записано все это было наспех, очень небрежно.

Когда я прочел записанное мною, вождь кивнул головой и сказал: "Хорошо".

Мы подготовили еще одно завещание, имеющее отношение к семейным делам, и я медленно зачитал его. Вождь снова кивнул головой и сказал: "Хорошо".

Сначала мы хотели тут же просить вождя поставить свою подпись, но в соседней комнате горестно рыдала г-жа Сунь, и вождь сказал: "Уберите пока это, у меня все-таки есть еще несколько дней жизни". Поэтому я и не осмелился вновь просить вождя подписать завещание и, сложив, положил его в карман... Завещание хранилось у меня, с тем чтобы дать его на подпись вождю в тот момент, когда ему станет совсем плохо" [Чжунго Гоминьдан, 1926, с. 11 - 13].

ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ЗАПИСЬ ЭТОГО РАЗГОВОРА

Свидетельства Хэ Сяннин и Ван Цзинвэя не полностью совпадают между собой. Отличается от них и запись "Разговора с Ван Цзинвэем и другими 24 февраля 1925 г.", опубликованная много лет спустя в КНР:

"24 февраля 1925 г. Сун Цзывэнь, Сунь Кэ, Сунь Вань, Цзоу Лу и Ван Цзинвэй по поручению товарищей по Гоминьдану пришли к больному Сунь Ятсену с просьбой оставить завещание. Ниже приводится оригинал записи происходившего тогда разговора, под которым присутствовавшие поставили свои подписи (публикуется впервые).

Лидер партии: "Что вы хотите мне сказать?"

Ван Цзинвэй: "Мы до сих пор не оставляем надежды помочь Вам победить болезнь. Но западные и китайские врачи сказали нам, что лучше всего было бы поговорить с Вами, когда Вы еще хорошо себя чувствуете. Мы не знаем, когда нам понадобится Ваше напутствие, может быть, через 10 лет, может быть, через 8, а может быть и через 20 - 30. Мы не оставляем надежду помочь Вам победить болезнь, но в то же время хотим, чтобы Вы сказали нам несколько слов".

Лидер партии: "Я думаю, что мне нечего вам сказать. Поправлюсь - будет о чем сказать, а умру - к чему тогда слова?".

Ван Цзинвэй: "Товарищи хотят действовать в соответствии с Вашими предначертаниями. Если Вы скажете товарищам несколько слов, это вселит в них необоримую уверенность в своих силах. После того, как Вы поправитесь, понадобится отдых в течение года или полугода. На это время требуется, чтобы Вы сказали товарищам несколько слов".

Лидер партии: "А что вы хотели от меня услышать?"

Ван Цзинвэй: "Мы записали то, что Вы часто говорили нам" (зачитывает).

Лидер партии (утвердительно покачивая головой): "Согласен! Но вы действуете так открыто, а это опасно. Потому что политические враги сейчас готовятся к тому, чтобы после моей смерти заставить вас отступить. А если вы проявите твердость, для вас неминуемо возникнет опасность".

Ван Цзинвэй: "Мы не боимся опасности, мы непременно будем действовать в соответствии с Вашими предначертаниями".

Лидер партии: "Я согласен".

Ван Цзинвэй: "Ваша супруга проявляет исключительную заботу о Вас во время Вашей болезни! Наши товарищи относятся к ней с огромным уважением и очень благодарны ей. Если вдруг произойдет непредвиденное, товарищи непременно будут заботиться о ее безопасности,

стр. 65

но Вы и ей должны сказать несколько слов, чтобы успокоить ее. Кроме того - Ваши дети! Мы подготовили текст обращенных к ним слов" (зачитывает).

Лидер партии (закрыв глаза, утвердительно кивая головой): "Согласен".

Ван Цзинвэй: "Могли ли бы Вы поставить свою подпись?".

Лидер партии: "Пока не нужно этого делать. Принесите мне тексты через несколько дней, и я подпишу их".

В 4 часа 15 минут 24 февраля 1925 г. у постели больного лидера партии.

Записал: Ван Цзинвэй.

Удостоверили: Сунь Вань, Сунь Кэ, Сун Цзывэнь, Цзоу Лу" [Хуан Цзунхань, Ван Сяньчжи, 1996, с. 388 - 389].

Эта запись, сделанная Ван Цзинвэем, и его официальное сообщение на съезде Гоминьдана в основном совпадают между собой, за исключением одной немаловажной детали. Оказывается, Ван Цзинвэй вовсе не записывал завещание со слов Сунь Ятсена прямо у его постели, а пришел к нему с заранее подготовленным текстом. Именно так обстоятельства разговора выглядят и в изложении некоторых других очевидцев.

ВОСПОМИНАНИЯ ХУАН ЧАНГУ И СУНЬ КЭ

Раньше других о последних днях Сунь Ятсена поведал миру его личный секретарь Хуан Чангу (1890 - 1959). Он сопровождал д-ра Суня в поездке в Пекин, а спустя полтора месяца после его кончины выступил перед выпускниками военной школы в провинции Юньнань с рассказом о болезни и смерти вождя. Вскоре после этого полный текст воспоминаний Хуан Чангу был опубликован в газете "Миньго жибао".

"...В 3 часа пополудни 24 февраля из комнаты больного с озабоченным видом вышла медсестра и сказала, обращаясь к родственникам и всем присутствовавшим:

"Сегодня утром настроение обычно бодрого г-на Суня внезапно стало удрученным. За последние два дня и особенно сегодня после обеда в горле у него скопилась мокрота. К тому же он находится уже в бессознательном состоянии. Мой опыт подсказывает мне, что состояние г-на Суня стало критическим. Если вам нужно о чем-то спросить его, это, пожалуй, нужно сделать не откладывая".

Мы и до этого знали, что надежды на выздоровление главнокомандующего уже нет. Поэтому многие товарищи настаивали на том, что необходимо составить текст завещания, с тем чтобы в случае крайней нужды главнокомандующий мог подписать его и оставить партии в качестве вечного ориентира. Для того чтобы сделать это, обратились к г-ну Вану. Услышав слова медсестры, г-н Ван договорился с тремя родственниками больного и прежде всего попросил г-жу Сунь выйти из комнаты. Четверо вошли, закрыли за собой дверь и встали у постели.

В этот момент главнокомандующий впал в состояние дремоты, но, услышав звук шагов, пришел в себя. Открыв глаза, он спросил товарищей: "У вас есть ко мне какое-то дело?". Сказал и снова закрыл глаза.

"Мы четверо, - говорит г-н Ван, - сегодня пришли по-товарищески навестить вождя. Вы, вероятно, скоро поправитесь. Но после этого Вам еще нужен будет длительный отдых. Тем временем у нашей партии будет много неотложных дел, и нужно, чтобы кто-то занимался этими партийными делами вместо Вас. А для того, чтобы этот товарищ вел партийные дела в соответствии с намерениями вождя, необходимо, чтобы вождь сказал несколько слов в качестве напутствия товарищам".

Главнокомандующий внимательно слушал г-на Вана, а выслушав его, о чем-то глубоко задумался, словно ему хотелось многое сказать. Однако после долгого молчания он открыл глаза и произнес строгим голосом: "Мне нечего сказать! Если я поправлюсь, у меня будет возможность говорить и я через несколько дней после отдыха на горном курорте смогу подробно поговорить с каждым из вас в отдельности. Если же я не поправлюсь, о чем же тогда говорить!". Сказав это, главнокомандующий снова закрыл глаза.

Г-н Ван вновь обратился к нему с просьбой: "Судя по всему, здоровье нашего вождя непременно пойдет на поправку. Но до полного выздоровления, пожалуй, потребуется еще много времени, когда Вы не сможете заниматься делами. А партийных дел уже сейчас очень много, и все они не терпят отлагательства. Поэтому все-таки хотелось бы, чтобы Вы заблаговремен-

стр. 66

но сказали несколько слов в качестве наставления нам, с тем чтобы мы могли в соответствии с ними заниматься партийными делами".

Главнокомандующий долго молчал, после чего вновь открыл глаза и сказал: "Я считаю, что все вы находитесь в опасности. Если я умру, враги непременно постараются подчинить вас своей воле. А если вы не подчинитесь, они захотят разделаться с вами. Если вы попробуете избежать опасности, вам придется сдать свои позиции. Так что же еще я могу сказать вам?". Произнеся эту фразу, он снова закрыл глаза.

Г-н Ван вновь со всей искренностью попросил его: "Мы вместе с вождем боролись в течение нескольких лет и никогда не боялись опасности. Мы никогда не отступали под натиском врагов. Кто же сможет подчинить нас своей воле? Тем не менее хотелось бы, чтобы Вы сказали нам несколько слов в качестве напутствия, чтобы мы знали, как идти дальше вперед и продолжать бороться".

Главнокомандующий, убедившись, что просьбы так настойчивы, опять открыл глаза и спросил: "А что вы хотели бы от меня услышать?".

Г-н Ван отвечал ему: "Мы здесь подготовили несколько слов и прочтем их Вам. Если Вы не будете согласны с ними, просим Вас сказать что-то другое, а я запишу сказанное".

Выслушав это, лидер партии сказал: "Хорошо! Прочтите мне то, что вы там подготовили!".

Г-н Ван вынул первый текст и медленно тихим голосом прочел:

"Сорок лет жизни отдал я национальной революции, имеющей целью принести Китаю свободу и равенство. Накопив сороколетний опыт, я глубоко осознал, что для достижения этой цели необходимо пробудить массы и вести борьбу в союзе с народами мира, строющими отношения с нами на основе равенства.

Революция и теперь еще не завершена. Чтобы довести ее до конца, мои единомышленники должны и впредь энергично действовать, руководствуясь написанными мною "Планом строительства государства", "Общей программой строительства государства", "Тремя народными принципами", а также "Манифестом I Всекитайского съезда". Особенно же необходимо в кратчайший срок добиться осуществления выдвинутых мною требований о созыве Национального собрания и аннулировании неравноправных договоров.

Такова моя последняя воля".

Когда текст был зачитан, главнокомандующий выразил свое полное согласие и сказал, кивнув головой: "Хорошо! Я совершенно согласен!".

Тогда один из родственников попросил: "Только что Вы выразили готовность сказать несколько слов, касающихся партийных дел. Не могли ли бы Вы точно так же сказать кое-что Вашим родственникам?".

"Хорошо, - ответил главнокомандующий. - А что именно я по вашему мнению должен сказать?".

Г-н Ван вынул второй текст и прочел:

"Обратив все свои помыслы на служение родине, я не накопил себе никакого имущества, Все оставшееся после меня - книги, одежду, дом и т. д. - я завещаю моей супруге Сунь Цинлин. Мои дети уже достигли совершеннолетия и не зависят от других. Я хочу, чтобы они сами позаботились о себе, дабы оправдать возложенные на них надежды. Такова моя последняя воля".

Выслушав прочитанное, главнокомандующий снова кивнул головой и произнес: "Хорошо. С этим я также согласен".

Г-н Ван вновь попросил его: "Поскольку Вы согласны с этими двумя текстами, не могли ли бы Вы сегодня подписать их, с тем чтобы они стали словами, сказанными лидером партии?".

Кивнув головой, главнокомандующий ответил: "Да".

Тогда г-н Ван открыл дверь и вынул авторучку. Г-жа Сунь в это время сидела в гостиной. Увидев, что дверь открылась, она тут же вошла. Главнокомандующий, по-видимому, для того, чтобы она не мучилась при виде безнадежности его положения, быстро сказал г-ну Вану: "Сегодня подписывать не надо. Отложим это на несколько дней"" [Хуан Цзунхань, Ван Сяньчжи, 1966, с. 184].

Достоверность приведенных выше подробностей происшедшего в тот день у постели Сунь Ятсена подтверждается воспоминаниями его сына Сунь Кэ (1891 - 1974),

стр. 67

который также был тогда в комнате умиравшего. Наиболее существенным является следующее свидетельство:

""...О чем же я должен сказать вам?" - спросил отец.

"Мы уже подготовили текст, - отвечал Ван Цзинвэй. - Хотелось бы зачитать его Вам, и если Вы будете согласны, то поставьте под ним свою подпись. Если же Вы не будете согласны, то скажите что-то другое, а я запишу".

"Хорошо, - сказал отец. - Читайте!".

И тогда Ван Цзинвэй медленно, иероглиф за иероглифом прочел подготовленный заранее текст, а отец выразил свое полное удовлетворение написанным. Это и было то, что известно сейчас как "Завещание Отца Государства". Кроме того, был подготовлен текст завещания родственникам, который также был зачитан, и отец согласился и с ним" [Сунь Кэ, 1994, с. 11 - 12].

Таким образом, запись разговора Сунь Ятсена с Ван Цзинвэем 24 февраля 1925 г. и воспоминания Хуан Чангу и Сунь Кэ совпадают в главном.

Во-первых, Сунь Ятсен первоначально вообще не собирался оставлять завещание и согласился на это лишь после настойчивых просьб Ван Цзинвэя.

Во-вторых, уступив желанию своих соратников, Сунь Ятсен вовсе не диктовал им свою последнюю волю, а лишь одобрил готовый текст завещания, с которым те пришли к нему и о содержании которого ему до того момента ничего не было известно.

В-третьих, Ван Цзинвэй зачитал Сунь Ятсену два документа: обращение к членам Гоминьдана и распоряжение по поводу имущества. О письме руководителям Советского правительства в тот день вообще не было речи.

КЕМ БЫЛ СОСТАВЛЕН ТЕКСТ ЗАВЕЩАНИЙ?

Определенный свет на этот вопрос проливают воспоминания одного из ветеранов Синьхайской революции, члена Политсовета ЦК Гоминьдана Юй Южэня (1879- 1964):

"После прибытия (Сунь Ятсена) в Пекин его болезненное состояние усугубилось и он собственноручно отдал письменное распоряжение о создании Пекинского Политсовета. В то время это был высший орган партии, принимавший решения и ответственный за претворение их в жизнь, поэтому его деятельность осуществлялась в полной тайне... После этого Отец Государства уже не вставал с постели.

Когда Политсовет был создан, он провел более десяти заседаний в гостинице "Бэйцзин фаньдянь", во время которых чаще всего У Чжихуй спорил с Бородиным. Из-за языкового барьера дискутировать они могли лишь через переводчика, а это всегда отнимало много времени.

Болезнь Отца Государства приобретала все более угрожающие формы, и товарищи по Политсовету высказали мнение о том, что на всякий случай необходимо составить текст обращения вождя. Я предложил назвать его "Предсмертным приказом", но У Чжихуй сказал, что это прозвучит на феодальный манер и что лучше воспользоваться обычным словом "Завещание". Это предложение и было принято на заседании. Затем было проведено несколько совещаний для обмена мнениями и составлен текст, который написал Ван Цзинвэй. Более двадцати товарищей, находившихся в Пекине, были приглашены принять участие в редактировании этого текста. Окончательный вариант его был записан Ван Цзинвэем и представлен Отцу Государства, лежавшему в постели" [Юй Южэнь, 1978, с. 397].

Подробности того, как составлялось политическое завещание Сунь Ятсена, мы находим в мемуарах тогдашнего члена Политсовета Юй Шудэ (1894 - 1982):

"В то время пекинская ячейка Гоминьдана часто проводила расширенные заседания - фактически это был перебазировавшийся в Пекин ЦИК Гоминьдана, решавший важнейшие вопросы. Кроме членов ЦК, первоначально входивших в состав пекинской ячейки - Ли Дачжао, Дин Вэйфэня, Ван Фациня, Юй Южэня, Гу Мэнъюя, Сюй Цяня и Юй Шудэ, в заседаниях при-

стр. 68

нимали участие Ван Цзинвэй, Линь Сэнь, Чжан Цзи, Цзоу Лу, Се Чи, У Чжихуй, Ли Шицзэн и другие, а также кандидаты в члены ЦК Хань Линьфу, Лу Ююй, Фу Жулинь и т. д. Председательствующим на заседаниях обычно избирали Ван Цзинвэя.

Так как состояние г-на Суня стало угрожающим, на одном из таких заседаний Ван Цзинвэй высказал мнение о том, что на всякий случай нужно составить текст завещания Сунь Ятсена. Написать предварительный набросок завещания тогда же уполномочили У Чжихуя.

На следующем заседании У Чжихуй представил свой проект текста и, сокрушенно покачивая головой, зачитал его присутствовавшим. Я не помню его дословно, но общий смысл, как обычно в политических завещаниях, сводился к тому, что автор призывал членов партии вопротить в жизнь его неосуществленные планы. Текст был короткий, всего иероглифов сто с небольшим. Я помню только, что в последней фразе "Упорно стремитесь к этому! Упорно стремитесь к этому!" было использовано казавшееся неуместным устаревшее выражение старокитайского письменного языка.

Ван Цзинвэй слушал и тоже покачивал головой. Когда текст был зачитан, Ван Цзинвэй спросил присутствовавших, какие есть замечания, но все молчали. Тогда выступил сам Ван Цзинвэй, сказавший, насколько помнится, о том, что "этот текст неудовлетворителен, он не отражает революционный дух Сунь Ятсена и не может вдохновить членов партии на революционные свершения". После этого он сам предложил: "Я мог бы попробовать составить другой вариант завещания".

На следующем заседании Ван Цзинвэй зачитал написанный им текст завещания, который после длительного обсуждения был единодушно признан гораздо более удачным, чем вариант У Чжихуя, и без каких-либо изменений принят" [Хуан Цзунхань, Ван Сяньчжи, 1966, с. 397 - 398].

КТО БЫЛ АВТОРОМ ПИСЬМА СУНЬ ЯТСЕНА СОВЕТСКИМ ЛИДЕРАМ?

Хэ Сяннин утверждала, что текст письма Сунь Ятсена в Москву был продиктован им самим и записан Бородиным, Чэнь Южэнем, Сунь Цзывэнем и Сунь Кэ, причем сделано это было еще до 24 февраля. Ван Цзинвэй, напротив, утверждал, что это письмо было составлено Чэнь Южэнем и зачитано Сунь Ятсену после того, как 11 марта тот подписал два первых завещания.

Любопытные подробности привел на сей счет автор официальной хроники жизни Сунь Ятсена, не указывая, впрочем, на каких источниках он основывался:

"После того, как Сунь Ятсен поставил свою подпись под двумя завещаниями, с которыми он согласился еще 24 февраля, его секретарь Чэнь Южэнь вдруг вынул написанное по-английски длинное предсмертное письмо в Советскую Россию. Оно было составлено Чэнем и Бородиным, а зачитано Сун Цзывэнем, после чего вождя попросили подписать его. Текст был очень пространный, написан на английском языке, появился он неожиданно и в большой спешке. Это было нечто совсем иное, чем согласованное за 16 дней до этого написанное по-китайски политическое завещание, принятое после тщательного обсуждения ответственными товарищами из высшего руководства. Этот английский текст всего лишь один раз прочли находившемуся при смерти Сунь Ятсену и тут же попросили подписать его. Неудивительно, что в то время товарищи по партии считали, что сделано это было неправильно, на сей счет было высказано много критических замечаний, и все это вызвало споры" [Гофу няньпу, 1965, с. 1129].

Утверждение Хэ Сяннин о том, что письмо советским руководителям было записано со слов Сунь Ятсена, представляется весьма сомнительным.

Во-первых, как мы видели выше, все остальные очевидцы в один голос сообщают, что 24 февраля Сунь Ятсен вначале вообще был против того, чтобы оставлять какие бы то ни было завещания. Поэтому маловероятно, что он продиктовал свое предсмертное обращение к лидерам СССР еще до 24 февраля.

стр. 69

Во-вторых, текст письма и в самом деле гораздо длиннее двух других завещаний. Сунь Ятсен немного знал английский, но не в такой степени, чтобы излагать свои мысли на этом языке⁵ .

В-третьих, в письме содержится утверждение, что Сунь Ятсен повелел партии и впредь поддерживать постоянные контакты с советскими руководителями. Но в политическом завещании об СССР вообще не упоминается. Это наводит на мысль, что письмо Сунь Ятсена составлялось независимо от основного завещания.

Судя по всему, письмо было сочинено Бородиным и Чэнь Южэнем - секретарем Сунь Ятсена, ответственным за его иностранную переписку. Оба свободно владели английским языком, и текст послания стилистически был почти безупречен.

РАССМАТРИВАЯ ОРИГИНАЛ ЗАВЕЩАНИИ

Еще 24 февраля, когда Сунь Ятсену прочли текст двух завещаний, он был, говоря словами медсестры, "в бессознательном состоянии". В дальнейшем ему становилось все хуже. По словам Хэ Сяннин, 11 марта, когда она вошла в комнату Сунь Ятсена, выражение его глаз напугало ее. Силы оставили Сунь Ятсена, и он уже не мог поставить свою подпись без посторонней помощи.

"Г-жа Сунь, - вспоминал Хуан Чангу, - со слезами на глазах приподняла руку главнокомандующего, чтобы он мог удержать авторучку и поставить свою подпись" [Хуан Цзунхань, Ван Сяньчжи, 1996, с. 417].

С этим полностью совпадают воспоминания Ван Цзинвэя: "Получив согласие г-жи Сунь, товарищ Хэ Сяннин попросила меня достать два завещания и передать вождю авторучку, которую обычно имел при себе Сунь Чжэшэн. Больной был крайне слаб, руки у него дрожали и не слушались его. Поэтому супруга держала его руку, чтобы ему легче было подписывать. Несмотря на то, что в руках у него уже не было силы, подпись получилась очень отчетливой" [Чжунго Гоминьдан, 1926, с. 13].

В настоящее время мы имеем возможность обратиться к оригиналам всех трех документов⁶ и убедиться в том, как в действительности выглядит стоящая под ними подпись Сунь Ятсена.

Как это ни покажется парадоксальным, но иероглифы "Сунь Вэнь", венчающие текст первых двух завещаний, выглядят не просто отчетливо. Выведенные уверенным, сильным почерком, они не могли быть написаны человеком, находившимся на грани между жизнью и смертью. Тем более, если кто-то другой водил рукой умирающего, помогая ему писать.

Еще более загадочной кажется подпись Сунь Ятсена под письмом, адресованным советским руководителям. Она являет собой прямо-таки произведение каллиграфического искусства - линии букв идеально ровные, плавные, они написаны твердой и решительной рукой.

Объяснение этому может быть только одно. Сунь Ятсену, который был уже не в состоянии адекватно воспринимать все происходившее вокруг него, с большим трудом удалось поставить свою подпись под предъявленными ему документами. Но на этом история с ними не закончилась. Весьма вероятно, что уже после того, как вождь Гоминьдана скончался, вопрос о его завещаниях продолжал обсуждаться на Политсовете. Возможно, что решено было заново переписать текст завещаний и имитиро-

⁵ В записке, адресованной Ф. Волховскому (15 марта 1897 г.), Сунь Ятсен сообщал: "Я должен признаться, что не могу правильно писать по-английски без посторонней помощи" [Гофу цюаньцзи, 1989, с. 313].

⁶ Подлинники двух завещаний Сунь Ятсена хранятся в архиве Комитета по истории Гоминьдана в Тайбэе.

стр. 70

вать подпись Сунь Ятсена. Если это предположение верно, все было сделано в течение нескольких последующих дней, потому что 15 марта, как отмечает исследователь биографии Сунь Ятсена К. М. Вилбур, фотографические воспроизведения двух завещаний были опубликованы в журнале "Говэнь чжоубао" [Wilbur, 1976, р. 369, n. 32]. Письма в Москву в этом издании не было. Русский перевод его появился в газете "Правда" 14 марта, а в Китае его английский оригинал стал известен 18 марта из корреспонденции агентства "Роста"⁷ .

"НАСТОЯЩИМ УДОСТОВЕРЯЕТСЯ..."

Помимо подписи Сунь Ятсена, стоявшей под его завещаниями, их подлинность подтверждалась подписями свидетелей. Однако в связи с этим возникает еще один недоуменный вопрос, почему-то никогда не попадавший в поле зрения исследователей жизни и деятельности вождя китайской революции.

Проблема состоит в том, когда именно Ван Цзинвэй и иже с ним удостоверили своими подписями достоверность трех документов.

Ван Цзинвэй утверждал, что это произошло сразу же после того, как Сунь Ятсен одобрил 24 февраля текст двух завещаний:

"Выйдя из комнаты, мы тут же отправились с отчетом в Политсовет. На месте было несколько членов Политсовета. Некоторые из них уже ждали у дверей и слышали весь наш разговор. Поэтому мы попросили их подписать текст, удостоверяя его" [Чжунго Гоминьдан..., 1926, с. 13].

Примерно так же излагал происходившее и Сунь Кэ:

"Мы вышли из комнаты больного и немедленно направились с сообщением в Политсовет. Все присутствовавшие члены Политсовета единодушно поставили свои подписи под документами в знак подтверждения их подлинности" [Сунь Кэ, 1994, с. 12].

Между тем Цзоу Лу утверждал, что подписи членов Политсовета и родственников появились под завещанием лишь 11 марта:

"Когда вождь подписывал (завещание), г-жа Сунь держала его руку в своей. После этого У Цзинхэн⁸ , Дай Чуаньсянь⁹ , Шао Юаньчун, Сун Цзывэнь, Кун Сянси, Сунь Кэ, Дай Эньсай и я тут же скрепили его своими подписями" [Цзоу Лу, 1976, с. 163].

Немаловажное значение имеет также вопрос о том, кто именно удостоверил подлинность документов.

Под текстом двух завещаний стоят подписи десяти человек: Ван Цзинвэя, Сун Цзывэня, Сунь Кэ, Кун Сянси, Шао Юаньчуна, Дай Эньсая, У Чжихуя, Хэ Сяннин, Дай Цзитао и Цзоу Лу.

Текст письма был подписан в присутствии семерых человек, среди которых не было У Чжихуя, Дай Цзитао и Шао Юаньчуна¹⁰ .

Не может быть сомнения в том, что письмо Сунь Ятсена в Москву не могло быть подписано Сунь Ятсеном "в присутствии" тех лиц, фамилии которых стоят под ним.

⁷ Вырезка из газеты "Far Eastern Times" с текстом письма попала в архив Госдепартамента США (USDS 893.006198). С этого текста, в некоторых местах не полностью совпадающего с оригиналом, хранящимся в архиве РЦХИДНИ, был сделан перевод на китайский, а затем китайский текст переведен на русский. Именно он помещен в книге "Сунь Ятсен. Избранные произведения", М., 1985, с. 556 - 557.

⁸ У Чжихуй.

⁹ Дай Цзитао.

¹⁰ К. Вилбур не имел возможности ознакомиться с подлинником письма, хранящимся в московском архиве, и ошибочно утверждал, что подписей свидетелей под этим документом вообще не было [Wilbur, 1976, р. 279].

стр. 71

Невозможно представить себе, чтобы три члена Политсовета - У Чжихуй, Дай Цзитао и Шао Юаньчун - демонстративно отказались засвидетельствовать подлинность послания прямо у постели умирающего вождя партии. Но они могли уклониться от этой процедуры после кончины Сунь Ятсена, когда письмо задним числом было перепечатано вторично, а под ним появилась красивая подпись умершего. Все трое были представителями правого крыла Гоминьдана. В ноябре 1925 г. они принимали участие в Сишаньской конференции, на которой было принято решение об исключении коммунистов из Гоминьдана и освобождении Бородина от обязанностей главного политического советника. Сам Бородин писал об этом следующее:

"Не успели еще снести Суня на могилу, как назревавший за все время нашего непосредственного контакта с Гоминьданом раскол фактически начался, и притом первыми выступили правые гоминьдановцы. Выступление их носит характер борьбы не с так называемыми принципами Сунь Ятсена, а с левым крылом, которое они окрестили красным, продавшимся большевикам" [Бородин, 1994, с. 541].

ФОТОГРАФИЯ, ОКАЗАВШАЯСЯ ПЛОДОМ ВООБРАЖЕНИЯ ХУДОЖНИКА

В заключение - еще об одном документе, имеющем отношение к рассматриваемой нами теме.

В 1986 г. в газете "Жэньминь жибао" появилось сообщение, в котором говорилось: "Предсмертную фотографию Сунь Ятсена телезрители впервые увидели в фильме "Сунь Ятсен - буревестник революции". В течение длительного времени эта реликвия хранилась в Обществе китайских эмигрантов в Кобэ (Япония) и была предоставлена создателям фильма историком Лю Данянем" [Жэньминь жибао, 10.11.1986].

Эта заметка привлекла к себе внимание Юй Цичжао - сотрудницы мемориального музея при Университете Сунь Ятсена в Гуанчжоу, которая заинтересовалась происхождением указанной фотографии. Ей удалось установить, что это изображение уже публиковалось ранее на Тайване со следующим комментарием:

"В 9 часов 30 минут 12 марта 1925 года Отец Государства скончался в доме по адресу Пекин, переулок Тешицзы. На картине изображен тот исторический момент, когда 11 марта Отец Государства, уже будучи не в состоянии сопротивляться тяжкому недугу, подписал свое завещание. Оригинал картины размером 9 чи высотой и 11 чи шириной был написан весной 26 года Китайской Республики¹¹ . Справа на ней изображен Дай Цзитао, в центре - Цзоу Лу, правее его У Чжихуй, а у изготовья кровати - Сунь Кэ" [Юй Цичжао, 1999, с. 315].

Позднее этим изображением заинтересовался историк Ван Гэнсюн. Он сформулировал ряд вопросов, на которые не смог найти удовлетворительного ответа. В частности, почему на фотографии нет Сунь Цинлин, которая в действительности держала в этот момент руку Сунь Ятсена? [Ван Гэнсюн, 2001, с. 404].

Совершенно ясно, что изображение, о котором идет речь, вовсе не является фотографией, а это сводит к нулю его значение как исторического источника. Более того, художник, взявший в руки кисть 12 лет спустя после изображенных им событий, умышленно исказил истинное положение вещей. Он создал композицию, сразу и надолго удовлетворившую взыскательные требования нового руководства Гоминьдана. Живописец не изобразил на картине ни Ван Цзинвэя, потерпевшего к тому времени поражение в борьбе с Чан Кайши, ни Хэ Сяннин, ни даже Сунь Цинлин, которая поддержала китайских коммунистов. У постели умирающего вождя остались лишь те, кто к 1937 г. оказался в одном лагере с самозваным преемником Отца Государства.

¹¹ 1937 г.

стр. 72

В сущности столь же произвольно коррективы в исторические факты вносили и те персонажи, которые оказались за кадром картины.

Ван Цзинвэй, выступая на II Всекитайском съезде Гоминьдана, руководствовался весьма серьезными соображениями. Ему, ставшему после смерти вождя фактическим руководителем партии, политическое завещание Сунь Ятсена было крайне необходимо как мандат, удостоверяющий право преемничества. По той же самой причине ему было не с руки информировать членов партии о том, кто был истинным автором завещания.

Придуманная Ван Цзинвэем версия о том, что последняя воля Сунь Ятсена была записана под диктовку вождя, понравилась Хэ Сяннин. Она распространила этот вымысел и на письмо советским руководителям. Но руководствовалась она при этом совершенно иными соображениями. Ей важно было доказать, что на смертном ложе великий китайский революционер думал о союзе с китайскими коммунистами и обращал свой мысленный взор к Советской России.

Воспоминания Хэ Сяннин были с удовлетворением востребованы теми советскими историками, которые придумали миф о "великом переломе" в мировоззрении вождя китайской революции.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бородин М. М. Смерть Суня и Гоминьдан // ВКП(б), Коминтерн и Китай. Документы. Т. 1. 1920 - 1925. М., 1994.

Ван Гэнсюн. Вэйжэнь сянцэ ды мандянь (О том, чего нельзя увидеть в альбоме фотографий великого человека). Шанхай, 2001.

Гофу няньпу (Хроника жизни Отца Государства). Т. 2. Тайбэй, 1965.

Гофу цюаньцзи (Полное собрание сочинений Отца Государства). Т. 10. Тайбэй, 1989.

Жэньминь жибао. 10.11.1986.

РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории). Ф. 514. Оп. 1. Д. 125. Л. 13 - 14.

Сунь Кэ. Баши шулюэ (Воспоминания восьмидесятилетнего) // Чжуаньцзи вэньсюэ, 1994, N 4. Хуан Цзунхань, Ван Сяньчжи. Сунь Чжуншань юй Бэйцзин (Сунь Ятсен и Пекин). Пекин, 1996. Хэ Сяннин. Воды хуйи (Мои воспоминания) // Жэньминь жибао. 7.10.1961.

Хэ Сяннин. Воспоминания о Сунь Ят-сене (перевод с китайского Ю. М. Гарушьянца). Вступительная статья М. Ф. Юрьева. М., 1966.

Цзоу Лу. Хуйилу (Воспоминания) // Цзоу Лу цюаньцзи (Полное собрание сочинений Цзоу Лу). Т. 1. Тайбэй, 1976.

Чжунго Гоминьдан ди эр цы цюаньго дайбяо дахуй хуйи цзилу (Протоколы заседаний II Всекитайского съезда Гоминьдана). 4.01.1926.

Юй Цичжао. Сунь Чжуншань вэньши тупянь каоши (Критическое исследование визуальных источников биографии Сунь Ятсена). Гуанчжоу, 1999.

Юй Южэнь сяньшэн вэньцзи (Собрание сочинений Юй Южэня). Тайбэй, 1978. Wilbur K. M. Sun Yat-sen, Frustrated Patriot. N.Y., 1976.

Permanent link to this publication: