Статья посвящена проблеме взаимоотношения кочевых и оседлых народов, входивших в состав государства Хорезмишхов-Ануштегинидов, на основании сведений из арабо-персидских источников эпохи монгольского нашествия. Исследование противоречий между кочевыми и оседлыми народами позволяет не только пролить свет на причины падения этого государства под натиском монгольских завоевателей, но и проанализировать отношение историков той эпохи к проблеме. В статье также сделана попытка выяснить, насколько кочевые народы были "другими" для оседлого населения Средней Азии, и показать эволюцию складывания образа "чужого" в арабо-персидских источниках эпохи монгольского нашествия.

Династическая традиция хорезмийских владык, носивших титул Хорезмшахов, восходит к первым векам нашей эры, а на территории Кята сохраняется и после завоевания арабами Средней Азии в 712 г. В 1017 г., после завоевания Махмудом Газневи, Хорезм утратил свое значение более чем на столетие - до 40-х гг. XII в. Хорезм входил в состав владений Газневидов (961 - 1187), а затем стал частью Сельджукидского государства (1038 - 1194). Предок династии Хорезмшахов-Ануштегинидов, Ануш-тегин (Нуштегин), был рабом сельджукидского султана Средней Азии Мелик-шаха I, который доверил ему управление Хорезмом. После смерти Ануштегина власть над городом и областью Хорезма в 1097 г. перешла к его сыну Кутб ад-Дину Мухаммаду I. С этого времени можно говорить о правлении в Хорезме династии Ануштегинидов (1097 - 1231).

В период становления государства Хорезмшахов-Ануштегинидов и их борьбы за независимость от Сельджуков происходит и миграция кочевых тюркских племен на территорию Хорезма. В процессе разрастания государства все более явным становится разделение его населения на оседлых жителей крупных городов и их округ и на кочевые тюркские племена. Безусловно, существование в рамках хорезмийского государства большого количества кочевников не могло не привести к конфликтам, а также своего рода их противостоянию с оседлым ираноязычным населением. Контакты оседлого иранского населения и кочевых племен, в том числе и тюрок, имеют давнюю историю, в которой хорезмийский период является лишь одним из этапов, но именно при Хорезмшахах-Ануштегинидах тюрки начинают занимать особое положение в структуре иранского общества.

Активная миграция кочевников-тюрок на территорию Средней Азии приобрела масштабный характер в XI-XII вв., зачастую на службу к государям они поступали целыми племенами. Любопытным представляется эпизод, когда при Хорезмшахе Текише была провозглашена война с неверными и обращение их в ислам, то при этом под неверными понимались кара-китаи и созданное ими государство, а на язычников-тюрок власти не обращали внимания и продолжали принимать их на службу. Некоторое время спустя Текиш женился на Теркен-хатун, дочери кыпчакского хана Джанкиши, и

стр. 11
некоторые тюркские племена (уранийцы, уграки, халаджи и др.) в полном составе переселились в Хорезм. Миграция тюрок-кочевников при первых Хорезмшахах достигала огромных размеров, что определило в значительной степени социальное и политическое "лицо" Хорезма к началу XIII в.

Население Хорезма в конце XII - начале XIII в. был пестрым и состояло из большого числа иранских и тюркских этносов, в том числе оседлых и кочевых племен, еще не сложившихся в отдельные народности. Вражда между ними, особенно между оседлыми иранцами и кочевыми тюрками, временами принимала достаточно острые формы. Это объяснялось неравным положением этих народов: ираноязычное, коренное население большей части территории государства Хорезмшахов к XIII веку в массе были податным населением (райаты). Тюрки же составляли в этом государстве слой военной знати и имели значительные земельные владения (икта). В основном тюрками комплектовались армии Хорезмшахов, особенно это становится заметным в правление Текиша и Ала ад-Дина Мухаммада, а также из них состоял практически весь офицерский состав. В полученных за службу владениях тюркские вельможи "тиранией и притеснениями возложили на плечи райатов тяжкое бремя" [Петрушевский, 1977, с. 105].

Тюркские племена активно использовались не только Хорезмшахами, но и другими правителями в различных конфликтах на территории Средней Азии. Военной поддержкой таких племен было легко заручиться, используя финансовые рычаги, иначе говоря, правители нанимали тюрок на время проведения какой-либо военной кампании. Джувейни пишет о тюркской военной знати: "...сострадание и милосердие было далеко от их сердец; где бы им ни случалось проходить, та область оказывалась разоренной, и райаты искали убежище в крепостях" [Juvaini, 1958, vol. 2, p. 198.]. Подобная ситуация закладывала своеобразную бомбу под здание государства Хорезмшахов-Ануштегинидов: тюрки воспринимались местным населением как чужие и враги. Соответственно те силы, которые им противостояли, рассматривались в качестве освободителей и поддержка им со стороны податного населения была обеспечена. Это нашло яркое отражение на страницах источников, написанных персидскими авторами.

При этом ситуация, на наш взгляд, была значительно сложнее, и не следует считать, что весь государственный аппарат государства Хорезмшахов-Ануштегинидов состоял полностью из тюрок. Например, на должность визиря, первого советника главы государства, назначались выходцы из арабо-персидской чиновничьей среды: "в списке везиров Хорезмшахов мы не находим тюркских имен" [Буниятов, 1986, с. 94.]. Более того, податное население грабили и притесняли также и чиновники, в первую очередь сборщики налогов, представлявшие, в большинстве своем, местное оседлое население. "Они одним росчерком пера покушаются на земельные владения мусульман и постановляют то, что незаконно, вроде того, что пусть такое-то селение уплатит 100 динаров, такие-то мясники - 50 динаров, такие-то бакалейщики - 100 динаров..." [Петрушевский, 1977, с. 106]. Но произвол, творимый чиновниками-персами в отношении своих соотечественников, не уменьшал социальную напряженность, которая существовала в государстве Хорезмшахов к XIII в. между тюркским и ираноязычным населением.

Еще большее обострение отношений между тюркским и ираноязычным населением Средней Азии пришлось на период правления Хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммада (1200 - 1220). Вполне закономерен вопрос о том, был ли Хорезм тогда устойчивым государством или, наоборот, "лоскутным" образованием, готовым мгновенно развалиться под давлением извне? З. М. Буниятов считал, что дело обстояло именно так: государство было крайне неустойчивым, фактически в нем существовала своего рода диархия: "Абсолютным владыкой считался Хорезмшах и султан Ала ад-Дин Мухаммад, но в действительности Ала ад-Дин оказался в полном подчинении у своей матери Теркенхатун, которая во внутренних и во внешнеполитических делах государства была, можно сказать, вторым государем, а в некоторых вопросах противостояла своему сыну"

стр. 12
[Буниятов, 1986, с. 128]. В. В. Бартольд пишет о том же, подчеркивая, "что в областях, находившихся под управлением Теркен-хатун, власть Мухаммада фактически не признавалась" [Бартольд, 1963, с. 444]. Подобные заявления историков базируются в первую очередь на замечаниях ан-Насави в "Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны", где он пишет, что султан не противоречил своей матери "ни в малых делах, ни в больших, ни в серьезных, ни в маловажных - по двум причинам: во-первых, из-за родительской любви, которую она уделяла ему, и, во-вторых, из-за того, что большинство эмиров государства были из ее рода" [Ан-Насави, 1973, с. 73].

Теркен-хатун являлась главой одного из тюркских объединений, пользовавшегося огромным влиянием в империи Хорезмшахов. Можно говорить о том, что именно Теркен-хатун и возглавляемая ею партия управляли Хорезмом и что с ними приходилось согласовывать важнейшие решения. Следует отметить, что Теркен-хатун вмешалась в такое важнейшее политическое мероприятие, как назначение наследника престола: по ее настоянию султан Мухаммад назначил наследником Кутб ад-Дина Узлаг-шаха, обойдя двух старших сыновей - Джалал ад-Дина Манкбурны и Рукн ад-Дина Гурсанджти. "Мать Узлаг-шаха была из того же племени и рода, что и Теркен-хатун, и ненавидела Ай-Чичек, мать Джалал ад-Дина" [Буниятов, 1986, с. 129]. Большинство отечественных и зарубежных историков считают, что ненависть Теркен-хатун к Ай-Чичек отражает борьбу между тюркскими племенами внутри государства Хорезмшахов. Однако существует мнение, что мать Джалал ад-Дина происходила из Индии и не имела никакого отношения к кипчакам: "Мать его (Джалал ад-Дина) из женщин Индийского народа происходила, и имя ее было Ай-Чичек" [Dabir, 1977, р. 217]. Правда, это мнение никак не подтверждается источниками и остается на уровне предположения автора.

Децентрализация хорезмийского государства зашла столь далеко, что султан Мухаммад накануне монгольского нашествия разделил свои владения между сыновьями на четыре части. Отношения между Теркен-хатун и Джалал ад-Дином отражали те противоречия, которые имели место внутри "тюркского лагеря"; между эмирами, родственниками Теркен-хатун, и эмирами Джалал ад-Дина. Поскольку тюрки в государстве Хорезмшахов занимали в основном военные должности, то можно говорить о расколе в среде военачальников государства Хорезмшахов, что не могло не сказаться на боеспособности армии этой державы. В этой ситуации Хорезмшах Мухаммад пытался лавировать между тюркскими эмирами, родственниками своей матери, и тюркскими эмирами Джалал ад-Дина.

Раскол существовал не только внутри тюркского населения государства Хорезмшахов, но и, как уже говорилось, между тюрками и оседлым населением. Это были противоречия между землевладельцами, по преимуществу тюрками, и земледельцами, принадлежавшими к различным этносам. Накануне прихода Джалал ад-Дина в Газну в 1220/1221 г., командующий гурийским гарнизоном города отказался впустить в город тюркские отряды Джалал ад-Дина, обратившись к тюркам с такими словами: "Мы - гурийцы, а вы тюрки, мы не можем жить вместе" [Джувейни, 2004, с. 327]. В данном случае речь не идет о традиционном противостоянии кочевник-оседлый, поскольку гурийцы сами были еще полукочевым народом, а о вражде этнической, которая делила все хорезмийское общество на "тюрок" и "нетюрок". Данное высказывание гурийского военачальника ярко демонстрирует неприязнь к тюркам остальных народов государства Хорезмшахов.

Насколько важным был религиозный фактор в отношениях между кочевыми и оседлыми народами того времени? Может показаться, что кочевые народы принявшие ислам, исключались оседлым населением из категории "чужих". Так, Ибн ал-Асир, описывая ситуацию на Кавказе к 1225 г., когда туда вторглись кипчаки, приводит следующие слова одного из кипчакских военачальников-мусульман, требовавшего у правителя Аррана войск. "Я служил Хорезмшаху и я мусульманин, моя вера позволяет мне

стр. 13
быть для тебя искренним другом. Итак, знай, что Кипчаки - твои враги и что они хотят тебя убить. Не позволяй им задержаться в твоей стране и предоставь мне армию для сражения и для погони за противником" [Al-Asir ibn, 1849 - 1852, t. XIII, p. 464]. Однако не следует забывать о том, что большинство тюркского населения хорезмийского государства были мусульманами, что никак не мешало персидским историкам описывать их в качестве "чужих" оседлому населению. Несмотря на принятие или непринятие ислама, кочевник оставался кочевником в глазах местного населения, за исключением отдельных случаев, как, например, описанный Ибн Ал-Асиром.

Отметим также, что у Хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммада накануне войны с монголами не было опоры на местах, а тем более в только что завоеванных территориях. Джалал ад-Дина Исфахани пишет об этом так: "Хорезмшах Мухаммад, захватывая страны, убивал и уничтожал их владык. Поэтому он остался один-одинешенек султаном всех стран. А когда он убегал от них (монголов), в государстве не было никого, кто мог бы встать препятствием на их пути" [Буниятов, 1986, с. 129].

Уничтожая местных владык, Хорезмшах заботился о прочности своей власти в этих областях, однако, оставляя на их месте тюркских эмиров, он мог рассчитывать на подчинение лишь в мирное время, так как во время войны местное население неохотно подчинялось чужеземным правителям и видело в любом новом завоевателе своего освободителя. Так было в то время, когда Чингиз-хан вторгся во владения Кушлу-хана Найманского, так было и во многих других случаях. Сам Ала ад-Дин Мухаммад не учитывал в своей внутренней политике фактор существовавшей уже долгие годы вражды между кочевыми и оседлыми подданными своей державы, и как показывает дальнейшее развитие событий, этот просчет стоил ему и жизни и государства.

Итак, у Хорезмшаха не было твердой социальной опоры в его собственных владениях. Оседлое население было недовольно "засильем" тюркской знати. Сами тюрки, как уже было сказано выше, подчинялись или Теркен-хатун, или Джалал ад-Дину. Ко всему прочему было расколото духовенство в связи с враждебными действиями Ала ад-Дина Мухаммада против халифа ан-Насира, и некоторая часть среднеазиатского духовенства не поддерживала Хорезмшаха. Кроме того, недавно завоеванные земли стремились отделиться от государства Хорезмшахов, а армия, чье командование состояло в большинстве своем из тюрок, была опорой Хорезмшаха лишь в период активных территориальных приобретений, благодаря которым она и обогащалась.

Остановимся на некоторых эпизодах монгольской кампании в Средней Азии 1219 - 1221 гг., которые подчеркивают характер отношений между различными народами хорезмийской державы.

В разгар монгольского нашествия на Среднюю Азию, после смерти в 1220 г. Ала ад-Дина Мухаммада, его сыновья - Джалал ад-Дин, Узлаг-шах и Ак-шах - прибыли в столицу государства и сообщили о смерти отца и о том, что Мухаммад перед смертью изменил завещание в пользу Джалал ад-Дина, сделав его наследником престола. Вместо того, чтобы сплотиться перед угрозой всеобщего истребления, "несмотря на согласие самого бывшего наследника (т.е. Узлаг-шаха), тюркские эмиры не могли примириться с такой переменой; во главе недовольных встал Туджи-Пехлеван, носивший титул Кутлуг-хана... Был составлен заговор с целью захватить или убить Джалал ад-Дина" [Бартольд, 1963, с. 500].

Тюрки, как уже говорилось, занимали высокое положение в хорезмийском обществе и, в основном, ими комплектовалась армия и офицерский состав. В источниках практически нет упоминаний о том, чтобы тюркские командиры сдавались в плен сами и сдавали монголам города. Более того, зачастую городские ворота перед монголами открывало именно оседлое иранское население.

Вот что пишет о взятии Самарканда Джувейни, историк, которого трудно обвинить в симпатиях к тюркам и к Хорезмшахам, поскольку он писал свой исторический труд

стр. 14
по заказу монгольских правителей Средней Азии. "Жители Самарканда были напуганы битвой, и их страсти и мнение разделились: одни желали сдаться и покориться, в то время как другие испытывали страх за свою жизнь; одни, следуя велению неба, не желали заключения мира, а другие, под воздействием силы, исходящей от Чингиз-хана, не решались продолжить сражение. Наконец на следующий день... последние оставили мысли о войне и перестали сопротивляться. Кади и шейх-уль-ислам вместе с несколькими имамами поспешили к Чингиз-хану; его обещания ободрили их и укрепили их силы, и с его разрешения они вернулись в город. Во время молитвы они открыли ворота мусалла и затворили двери сопротивления" [Джувейни, 2004, с. 80 - 81].

Таким образом, богатый и хорошо защищенный город Самарканд был сдан монголам, хотя мог еще выдерживать осаду достаточно долго, как, например, Гургандж, столица хорезмийской империи, который монголы осаждали несколько месяцев. Кроме того, у Джувейни мы находим целый ряд описаний того, как после взятия городов монголы разделяли население на ираноязычных и тюрок. Если участь первых могла быть различной, то вторых безжалостно убивали. Вот что пишет Джувейни о взятии города Фанаката. "Солдаты были отделены от жителей города; после чего первые были истреблены все до одного, кто мечом, а кто градом стрел, в то время как последние были поделены на сотни и десятки" [Джувейни, 2004, с. 60]. Факты массовой резни тюрок зафиксированы при взятии практически каждого из городов Средней Азии. Так, при взятии Бухары "из народа канглы не был пощажен ни один человек мужского пола ростом выше кнутовища, и среди убитых насчитали тридцать тысяч человек..." [Джувейни, 2004, с. 71].

Массовая резня тюрок имела место при взятии большинства городов Средней Азии, при этом зачастую были убиты все тюрки мужского пола, что говорит о сознательном истреблении целого народа. Поскольку тюрки были воинами Хорезмшаха и именно они оказали основное сопротивление захватчикам, то их истребление могло быть продиктовано военными целями. Но нельзя забывать, что разногласия внутри хорезмийского общества привели к тому, что ираноязычное население смотрело на любую силу, противостоящую тюркам, как на освободителей. Безусловно, разведка Чингиз-хана, великолепно зарекомендовавшая себя во время среднеазиатской кампании, информировала об этом своего повелителя. В результате было решено сыграть на противоречиях и, уничтожив тюрок, привлечь на свою сторону оседлое ираноязычное население Средней Азии.

Наконец, отношение самих монголов к тюркам было весьма своеобразным: можно вспомнить хотя бы сюжет, предшествующий битве на Калке, когда монгольские послы перед русскими князьями называют тюрок своими рабами. Может быть, массовые убийства тюрок не только в Средней Азии, но и при дальнейших походах монголов были продиктованы какими-то процессами, происходившими внутри степного мира, в результате которых тюркские племена стали непримиримыми врагами монголов.

Необходимо упомянуть и о том, что межэтнические конфликты повлияли и на ход борьбы с монголами Джалал ад-Дина Манкбурны, который, пытаясь организовать отпор монголам, в решающий момент практически лишился войска и в результате проиграл важнейшую битву у реки Инд (произошла в период с 18 ноября по 18 декабря 1221 г.). Арабо-персидские историки пишут, что военачальники Джалал ад-Дина поссорились из-за добычи, но при этом следует учитывать, что султана покинули военные отряды, укомплектованные преимущественно ираноязычными воинами, и это свидетельствует о том, что причиной конфликта стали не только деньги [Джувейни, 2004, с. 288].

Яркий пример восприятия арабо-персидскими историками тюрков-кочевников является описание деятельности правителя города Отрара Инал-хана, тюрка по происхождению. Этот правитель являлся в глазах мусульманского историка непосредствен-

стр. 15
ным виновником войны, поскольку по его приказу в 1218 г. был уничтожен монгольский торговый караван, что стало формальным предлогом к войне. Вот как описывает ан-Насави смерть Инал-хана от рук Чингиз-хана, после того как в 1219 г. монголы штурмом овладели Отраром: "Он (Чингиз-хан. - Д. Т.) велел привести к нему Инал-хана, затем приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза. Так он убил его, мучая и наказывая, за позорный его поступок, за гнусное дело и происки, осужденные всеми" [ Ан-Насави, 1977, с. 81.]. Примерно схожее описание гибели Инал-хана оставил Джувейни в своем труде. "Исполнив свое намерение, Гаир-хан (Инал-хан. - Д. Т.) лишил жизни и имущества не только этих людей, он подверг истреблению и опустошению целый мир и целый народ оставил без жилищ, без добра и вождей. Ибо за каждую каплю их крови была пролита целая река Окс; и в наказание за каждый волос, упавший с их голов, на каждом перекрестке в пыль скатились, наверное, сотни тысяч голов; и за каждый динар была отнята сотня кинтаров" [Джувейни, 2004, с. 53]. Таким образом, хорезмийский военачальник, мусульманин, великолепный воин, который был способен в течение пяти месяцев сдерживать монгольский натиск, предстает как "чуждый" всему мусульманскому миру. Вражда между кочевниками и оседлым населением зашла столь далеко, что враждебное отношение проявляется даже к собственным союзникам, к тем, кто тебя с оружием в руках защищает.

Традиция, установленная ан-Насави и Джувейни, согласно которой тюркские кочевники причислялись к "чужим" для мусульманского оседлого населения, получила дальнейшее развитие, в особенности после того, как монгольские правители Средней Азии в начале XIV в. приняли ислам.

В других странах ислама отношение к тюркам было менее критическим. Вот как описывает тюрок, захвативших власть в Египте, египетский историк Ибн Фадлаллах ал-Омари. "Тюрки этих стран, говорю я, одни из лучших родов тюркских по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте своих фигур и благородству своих характеров. Из них состоит большая часть войска Египетского, ибо от них происходят султаны и эмиры Египта. С тех пор как ал-Малик Ас-Салих Неджад ад-Дин Айуб, сын ал-Малика ал-Камила, стал усердно покупать кыпчакских невольников. Потом господство перешло к ним. Цари из них чувствовали склонность к своим родичам и хлопотали об усилении числа их, так что Египет заселялся ими и стал охраняем ими со всех сторон. Из них были светила государевой свиты, председатели собраний, предводители войск и вельможи земли его. Мусульманство прославляет их подвиги в защите веры и что они за дело Аллахово воевали со своими родичами и соплеменниками, причем не отклоняла их от этого дела любовь к соплеменникам и не останавливало их в деле Аллаховом хуление порицателей" [Собрание материалов, 1884, т. 1, с. 232]. Тот же автор описывает кипчаков Северных областей Хорезма следующим образом. "В числе тех, кто пришли под защиту этого султана, находится и тюркский народ, на крайнем севере у пределов его; он в нищете вследствие бедственного существования, ибо это не оседлые люди, у которых есть посевы и сильная стужа губит их скотину. Это тупоумный и жалкий народ, у которого нет ни привязанности к какой-либо вере, ни проницательности ума" [Собрание материалов, 1884, с. 231].

Таким образом, по мнению автора, существуют "свои" и "чужие" тюрки: первые стоят во главе мусульманских государств и сами мусульмане, а вторые - язычники. В XIV-XV в. отношение к кочевникам, стоявшим у руля государства и принявшим ислам, становится более положительным. Хотя они остаются в глазах оседлого населения кочевниками, но это уже "свои" кочевники, которые становятся частью мусульманского общества. Такими были мамлюки в Египте, монголы в Иране, тюрки в Делийском султанате.

стр. 16
Можно сделать ряд выводов. Во-первых, межэтнические конфликты в хорезмийской империи накануне монгольского нашествия не просто имели место, но и были настолько острыми, что послужили одной из основных причин разгрома этого государства монголами. Основой конфликта послужило сосуществование в рамках одного государства двух разных типов культур: кочевой и оседлой. Верховная власть в хорезмийской империи не только не делала попыток решить данный конфликт, но и еще больше усугубила его, принимая на службу все новые и новые кочевые тюркские племена. Во-вторых, упомянутый конфликт не только не затих перед лицом общего врага, монголов, но и разгорелся с новой силой, в результате чего все попытки сопротивления были сведены на нет именно по причине раздоров между кочевым и оседлым населением. В результате этого конфликта были нередки случаи того, что местное оседлое население сдавало города Средней Азии монголам, в то время как отчаянно защищали эти города и самих себя тюрки-кочевники, лишь совсем недавно ставшие частью среднеазиатского общества. Во многих населенных пунктах монголы были встречены как освободители ираноязычным населением и оставались в этом статусе вплоть до начала зверств в отношении этого населения. В-третьих, арабо-иранские историки той эпохи, такие как Ан-Насави и Джувейни, формируют в своих исторических сочинениях образ тюрков, который может быть приравнен к образу "другого". Данная тенденция имеет продолжение и в более поздних исторических сочинениях, принадлежащих перу арабо-персидских авторов и посвященных монгольской эпохе. Таким образом, формируется не вполне верное представление об этносе, который вставал на защиту хорезмийского государства и отчаянно сражался против монгольских завоевателей. При этом в других государственных образованиях, таких как государство мамлюков в Египте, культивируется другое восприятие тюркских кочевников, в связи с тем что именно тюрки управляли этим государством. Однако при этом тюрки вне государства мамлюков и не являвшиеся мусульманами продолжают восприниматься как "чужие" и потенциальные противники оседлого населения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ан-Насави. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны / Пер. З. М. Буниятова. Баку: Элм, 1973.

Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия // Бартольд В. В. Сочинения. Т. 1. М.: Изд-во восточной литературы, 1963.

Буниятов З. М. Государство Хорезмшахов-Ануштегинидов 1097 - 1231 г. М.: Наука, 1986.

Джувейни. Чингиз-хан. История завоевателя мира / Пер. Е. Е. Харитонова. М.: Магистр-Пресс, 2004.

Петрушевский И. П. Поход монгольских войск в Среднюю Азию в 1219 - 1224 гг. и его последствия // Татаро-монголы в Азии и Европе. М.: Наука, 1977.

Собрание материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1 / Сост. В. Г. Тизенгаузен. СПб.: Строганов, 1884.

Al-Asiribn. Al-Kamil fi-t-tarih // Journal Asiatique. 1849 - 1850. Т. XIII, 1849; t. XIV-XV, 1850.

Dabir S. Sultan Djalal ad-Din Horezmshah Tehran: Sherkat-e sehamiye ketabhaye djibi, 1977.

Juvaini. The History of the World-conqueror. Vol. 2 / Trad. J.A. Boyle. Manchester: Universities Press, 1959.

Permanent link to this publication: