Как известно, проблематика, касавшаяся прав человека и гражданских свобод, разрабатывалась во многих странах Востока еще во времена их колониальной или полуколониальной зависимости, точнее, на этапе развертывания национально-освободительной борьбы. Эта разработка велась не только с различных идейно-политических позиций, но и в разной форме - как в светской, так и в религиозной. Египетской общественной мысли принадлежало видное место в обращении к гуманистическим традициям средневековой арабо-мусульманской философии, в отклике на идеи европейского Просвещения относительно "естественных прав человека", гражданского равноправия и гражданских свобод.

После окончания второй мировой войны Египет принимал участие в подготовке под эгидой ООН проекта Всеобщей декларации прав человека (1948 г.). Египетская делегация особенно активно проявила себя в дебатах вокруг статьи 19. Статья гласила, что каждый человек имеет право на свободу убеждений и на их свободное выражение, он вправе беспрепятственно придерживаться своих убеждений, а также искать, получать, распространять информацию и идеи любыми средствами независимо от государственных границ. Делегат Египта отметил, что подобная постановка вопроса может "рассматриваться как поощряющая, хотя и непреднамеренно, определенные махинации хорошо известных на Востоке миссий", цель которых состояла в том, чтобы обратить в свою веру местное население. Это заявление было в принципе поддержано представителем Пакистана, который, так же как и его египетский коллега, считал, что западные миссионеры сочетают распространение христианства на Востоке с пособничеством колонизаторам [см.: Жданов, 1991, с. 107 - 108].

Основные положения Всеобщей декларации прав человека нашли отражение в ныне действующей конституции Египта 1971 г. Следует упомянуть установления этого документа, согласно которым провозглашается равенство граждан перед законом независимо от пола, языка, вероисповедания и убеждений (ст. 40); личная жизнь граждан объявляется неприкосновенной и охраняемой законом (ст. 45), любое посягательство на эту неприкосновенность, а также на иные гарантированные конституцией и законом личные права и свободы признается преступлением, а в уголовном и гражданском судопроизводстве на него не распространяется срок давности (ст. 57); государство гарантирует свободу совести и отправления религиозных культов (ст. 46); гарантируется свобода выражения мнений в устной, письменной и иной форме, но в рамках закона и при условии, что конструктивная критика и самокритика "являются гарантией целостности национальной структуры" (ст. 47); гарантируются свобода научных исследований, литературного, художественного и культурного творчества (ст. 49), а также свобода печати, публикаций и средств информации, правда, цензура может быть введена в ограниченной форме в условиях чрезвычайного положения или военного времени "в интересах государственной целостности и наци-

стр. 132

ональной безопасности" (ст. 48); гражданам предоставлено право "без предварительного уведомления проводить частные собрания, не нарушая общественного порядка и не имея при себе оружия" (ст. 54), а также право создавать ассоциации в соответствии с законом, но их деятельность не должна быть направлена против существующего строя и общества, не должна вестись тайно и носить военный характер (ст. 55).

В качестве социальных и моральных основ общества оговорены: обязанность государства "обеспечивать сохранность египетской семьи, ее ценностей и традиций" (ст. 9), гарантировать защиту материнства и детства, проявлять заботу о подрастающем поколении, создавая ему благоприятные условия для развития своих способностей (ст. 10); предоставлять женщине возможность сочетать общественный труд с обязанностями в семье, давая ей равные права с мужчиной в общественно-политической, культурной и экономической областях жизни в соответствии с нормами мусульманского права - шариата (ст. 11). Государство обязалось гарантировать право на труд (ст. 159), обеспечивать социальное, культурное и медицинское обслуживание населения, особенно в сельских местностях с целью скорейшего повышения его жизненного уровня (ст. 16); гарантировать выплату пенсий по нетрудоспособности, безработице и старости (ст. 17), а также право на образование (ст. 18). Согласно конституции, "соблюдение норм морали и их защита, развитие самобытных египетских традиций, забота о развитии религиозного воспитания, нравственных и национальных ценностей, сохранение исторического наследия народа, научных данных, социальных норм поведения и общественной этики является обязанностью общества в рамках, предусмотренных законом. Государство обязано руководствоваться этими принципами и укреплять их" (ст. 12) [Конституция Арабской Республики Египет, 2003, с. 163 - 166].

Исходя из того, что большинство конституционных положений о правах человека в свете реалий мусульманского Востока изначально носило, да и поныне носит декларативный характер, отдельные исследователи полагали, что данные нормы рассчитаны "на вырост", на перспективу их последующей реализации. Однако путь к такому будущему Египта, как и многих других восточных государств, не был прямолинейным. Отход от уже взятых рубежей проявился в итогах референдума 1980 г., когда текст египетской конституции (ст. 2) пополнился положением, закрепившим за исламом статус государственной религии, а за "положениями мусульманского права - шариата" - статус основы законодательства [An-Naim, 2002, р. 173 - 174].

Подобный поворот событий сразу же отразился на последующем процессе официального признания Египтом международных актов о правах человека и гражданских свободах. Если в 1967 г., например, без каких бы то ни было оговорок египетская сторона присоединилась к Международной конвенции по гражданским и политическим правам, а также к Международной конвенции по экономическим, социальным и культурным правам (оба акта были ратифицированы в 1982 г.), то иначе обстояло дело с подписанием в 1980 г. Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, ратификация которой состоялась годом позже. Египет (наряду с другими государствами традиционного распространения ислама - Алжиром, Бангладеш, Ираном, Ираком, Ливией, Марокко, Тунисом и т. д.) оговорил, что не считает себя связанным отдельными положениями данного международно-правового акта. Относительно принципа равенства супругов при определении гражданства ребенка (ст. 2) египетская сторона отметила предпочтительность такого определения по гражданству отца. Относительно принципа равенства супругов в их семейных правах и обязанностях (ст. 16) было замечено, что семейные отношения в Египте искони регулируются священными религиозными установлениями. А потому намерению следовать принципу закрепления за женщиной таких же прав в семейных отношениях, как и за мужчиной, сопутствовало признание того, что in proviso, т. е. в силу объек-

стр. 133

тивно бытующих условий, данный принцип не может быть приемлем для шариата [см.: Поленина, 2000, с. 178 - 179].

Оценивая позицию Египта относительно Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, следует иметь в виду не только сугубо юридическую, но и фактическую сторону дела. Согласно данной Конвенции (ст. 28), государства, ее подписавшие, имели право делать оговорки, т.е. односторонние заявления, посредством которых фиксировалось намерение исключить или изменить определенные положения этого акта. Оговорки, сделанные Египтом, базировались на законах шариата, из его официального признания в качестве основы государственного законодательства. В итоге возымела место коллизия норм международного права и соответствующих им положений египетской конституции, с одной стороны, и шариатских нормативов - с другой. Но и обращение к шариату фактически базировалось на различиях в подходах к одной и той же проблематике. В одних случаях такой подход определялся современным видением вопроса при одновременном учете социокультурной специфики "мира ислама¹ ; в других - идеализацией раннеисламских устоев, которая воплощалась в попытках воспроизводства средневеково-мусульманской практики, несовместимой с требованиями современности.

Шумную известность в самом Египте и за рубежом приобрело, в частности, судебное разбирательство по иску "хисба" (т.е. в связи с нарушением религиозной морали), когда в качестве ответчика предстал профессор Наср Абу Зайд. Податели иска обвинили его в "вероотступничестве" и потребовали развода обвиняемого с женой. В 1993 г. суд первой инстанции района Гизы не поддержал данное требование. Тогда истцы обратились в апелляционный суд г. Каира, и судьи приняли постановление в их пользу. В 1995 г. Верховный суд вынес окончательное решение о разводе Насра Абу Зайда с женой. Спустя год после этого судебного разбирательства был принят закон, обязывавший суды принимать иски частных лиц по профилю "хисба" [An-Naim, р. 173].

Серия последующих обличений отдельных египтян в "богохульстве", "вероотступничестве", свидетельствовала о попытках фактически свести на нет конституционные положения о правах человека, исходя из признания шариата в качестве основы государственного законодательства. Бывало и так, что объектом обвинений по профилю "хисба" становились видные участники правозащитного движения. Немало тревог пережила, например, Навал ас-Саадави, известная писательница и стойкий борец против приниженного положения мусульманки в семье и обществе. В 2001 г. исламисты объявили ее "атеисткой" и пытались организовать ее развод с мужем [Al-Ahram, 21 - 27 June 2001].

Реакция египетской, в том числе мусульманской общественности на факты воспроизводства средневеково-религиозной практики, бросающей вызов современно-цивилизационным подходам к правам человека, не была единой и однозначной. По мере того, как с конца 1960-х - начала 1970-х годов Египет, подобно многим другим государствам Востока, стремительно входил в полосу подъема движения за "возрождение ислама" и "возврат к его фундаментальным ценностям", на первый план выходили противники абсолютной и неукоснительной ориентации на международно-правовые стандарты прав человека. Ссылаясь на "западное происхождение" международного права, они утверждали, что оно тем самым либо полностью, либо в

¹ Л. Р. Сюкияйнен обратил внимание на прямую связь между особенностями современного исламского взгляда на права женщины и той системой ценностей, истоки которой восходят к мусульманской правовой культуре. Согласно этой системе, во главу угла ставится не всеобъемлющее уравнение женщины в правах с мужчиной, но равенство их возможностей в пользовании своими правами, несущими на себе печать различий в семейных обязанностях. Выполнение женщиной семейного долга имеет более высокую ценность, чем реализация профессиональных и прочих амбиций [Сюкияйнен, 2002, с. 303 - 307].

стр. 134

значительной мере несовместимо с исконными ценностями мусульманского Востока. Идея полной несовместимости была взята на вооружение экстремистскими исламистскими группировками. Объявив "священную войну во имя веры" не только всему неисламскому, прежде всего "западному", миру, в приверженности джахилийи (т.е. греховному многобожию) они обвиняли всех инаковерующих и инакомыслящих. Перспектива правового регулирования в планетарном масштабе связывалась при этом исключительно с шариатом.

Иной позиции придерживалась та часть приверженцев "фундаментальных ценностей ислама", которая видела в их утверждении важнейшую предпосылку духовно-нравственного оздоровления мусульманского общества, залог эффективного освоения достижений современного прогресса и конструктивного диалога с мировым сообществом на культурно-гуманитарной основе. Признаки того, что диалог не обойдет проблематики, касающейся прав человека, дали себя знать с начала 80-х годов XX в. В 1981 г. была опубликована Всеобщая исламская декларация прав человека, разработанная Исламским советом Европы, неправительственной организацией, которая объединяет выходцев из стран мусульманского Востока, в том числе и из Египта. В 1990 г. Каирскую декларацию о правах человека в исламе приняла Организация "Исламская конференция" (ОИК), координирующая на межправительственном уровне деятельность многих государств с мусульманским населением. По своему содержанию обе декларации являли собой "исламский" отклик на международные стандарты прав человека, отмеченный как признанием универсальности данных стандартов, так и особым упором на историко-культурное своеобразие "мира ислама" [см.: Ковлер, 2002, с. 235 - 244; Сюкияйнен, 2002, с. 307 - 314]. Такого рода специфический подход отличал выступления представителей мусульманской группы государств (Ирана, Сирии, Йемена, Малайзии, Индонезии, Египта и других) на Всемирной конференции ООН по правам человека (1993 г.).

Тем временем одновременно с "исламской" разработкой концепции прав человека активизировались различные группировки воинствующих исламистов. Террор, развязанный ими в ряде государств мусульманского Востока, в том числе и в Египте, создал дилемму, до сих пор весьма значимую для общественно-политической жизни этих стран, в том числе для местных движений за права человека. Египетскую ситуацию и поныне во многом определяет введение военного положения после того, как в октябре 1981 г. одна из экстремистских группировок совершила покушение на жизнь президента Анвара Садата, в результате которого тот был убит. Новый президент Хосни Мубарак на первом же заседании Совета министров подчеркнул, что его первоочередной задачей является восстановление политической стабильности в стране, даже если для этого придется пойти на ограничение демократических свобод.

Имея в лице исламских экстремистов жесткого и непримиримого противника, поднаторевшего в организации разветвленного и глубоко законспирированного подполья, опирающегося на мощную поддержку зарубежных единомышленников, властные структуры Египта стремились держать ситуацию в стране под своим контролем. Репрессии против воинствующих исламистов не исключали, однако, освобождения из тюрем тех из них, которые выражали готовность покончить с прежней подрывной деятельностью. Силовые методы борьбы дополнялись использованием разного рода политико-правовых приемов в расчете если не на блокировку, то на ослабление исламистской оппозиции [см.: Ражбадинов, 2004; Esposito, 2003, р. 84 - 86].

Главное же - в сложнейших условиях военного положения, объективно ограничивавших общественную инициативу и самодеятельность, именно государство с конца XX - начала XXI в. стало брать на себя инициативу подведения не только организационно-правовых, но и социокультурных норм под движение в защиту прав человека и гражданских свобод.

стр. 135

В 1999 г. власти попытались законодательно отрегулировать деятельность многочисленных правозащитных неправительственных организаций (НПО). Направленность принятого тогда закона во многом определялась тем, что он разрабатывался в качестве ответной реакции правящих кругов на весьма хаотичное состояние правозащитного движения при доминирующей активности тех его участников, чьи усилия ограничивались фиксацией фактов нарушения прав человека силами госбезопасности и органов правосудия в ходе реализации правоприменительных мер, включая акции, направленные против исламских экстремистов.

Стремление многих египетских НПО выстраивать борьбу против применения пыток в ходе следственного дознания, против жестокого обращения с заключенными в тюрьмах и тому подобного посредством равнения на международные стандарты прав человека, путем апелляции не столько к местной, сколько к западной общественности, зачастую расценивалось властями как предвзятая критика, а порой - как проявление сугубо оппозиционных настроений.

Жесткость, с которой закон 1999 г. о неправительственных организациях регулировал и ограничивал их деятельность, не могла не вызывать протест со стороны широкой общественности. Понимая, сколь непредсказуема может быть активизация оппозиционной деятельности, египетские власти постарались переключить основное внимание неправительственных организаций на конструктивное решение задач, жизненно важных для государства и общества. И прежде всего - на ликвидацию того приниженного положения женщины в семье и в обществе, последствия которого все ощутимее тормозили модернизацию государственного и общественного устройства, подъем экономики и культуры.

Начать хотя бы с того, что, за исключением тонкой прослойки образованных египтянок, включенных в орбиту жизнедеятельности современного типа, большинство их соотечественниц пребывает в мире традиционно-шариатской регуляции личного статуса и семейных отношений. Соответственно культивируется приниженное положение женщины, а его некоторое повышение обеспечивает разве что рождение детей, в первую очередь мальчиков. Налицо прямая связь между преобладанием в египетской семейной структуре семьи патриархально-традиционного типа с ее установкой на многодетность и живучестью докапиталистических способов хозяйствования, особенно в сельских районах. Между тем к исходу XX столетия Египет наряду с рядом других развивающихся государств оказался в тупиковой ситуации: бурные темпы неконтролируемого роста населения фактически сводили на нет и так вполне скромные достижения в экономическом развитии страны. Острота демографической проблемы преломлялась в процессах аграрного перенаселения, сверхурбанизации, в росте безработицы и т.д.

Включая "женский вопрос" в повестку дня египетской общественно-политической жизни, власти откликались на его судьбоносное для страны значение. Что не менее существенно - они получали реальный шанс направить энергию различных социальных сил с разными мировоззренческо-идейными установками в общее русло конструктивной патриотической и гуманитарной деятельности. В свою очередь, объединение усилий участников борьбы за права женщин не могло не повышать динамизм и эффективность всего движения за права человека и гражданские свободы. Тем самым целенаправленно создавался действенный противовес угрозам политической стабильности в стране, наконец, самим властным структурам, которые исходили от воинствующей исламской оппозиции.

Понимание того, что итог противоборства зависит не только от результативности силовых и прочих антиэкстремистских действий, но также от позиции многочисленной массы мусульман, приверженных идеалам "возрождения ислама" по его традиционным этико-правовым параметрам, нацеливало правящие круги Египта на гибкость

стр. 136

и маневренность в психологическом обеспечении своей политики. Это проявлялось в первую очередь в учете таких свойств массового сознания, как неприятие нововведений, восходящее к их каноническому запрету (бида); в особой чувствительности в отношении моральной оправданности нормативных актов в свете принципов "исламской справедливости"; шариатское признание "молвы", т.е. общественного мнения, в качестве нормативно значимого фактора социальной регуляции.

Видна определенная логика в последовательности осуществления государственных, в том числе законодательных, акций по повышению статуса женщины в семье и обществе, в вариативности официальных мер по ослаблению и блокировке реальных, а также возможных выступлений исламской традиционалистской оппозиции. Необходимость подобных мер в полной мере обозначилась в ходе разработки закона 2000 г., согласно которому уравнивались права супругов на инициативу в осуществлении бракоразводного процесса, и закона 2003 г. об определении гражданства ребенка как по гражданству отца-египтянина, так и по гражданству матери-египтянки. Ведь в обоих случаях законодатель посягал на основополагающие принципы шариата в сфере семейного права: в первом - нарушалась многовековая традиция закрепления инициативы в разводе главным образом за мужем, во втором - лишался всей полноты юридической силы свойственный шариату принцип патрилинейности.

При разработке и обсуждении закона 2000 г. власти постарались представить данный акт как напрямую восходящий к шариату, а точнее - к нормам "хулу", дозволявшим уход жены от мужа на основе "муавада", т.е. в соответствии с шариатским принципом "обмена правами и собственностью". Суть "хулу" состояла в том, что жена получала право на расторжение брака в обмен на денежное вознаграждение супруга.

По закону 2000 г. процедура "хулу" могла быть не только начальной, но и завершающей стадией бракоразводного процесса в случае, когда разводящиеся пары соглашались ею ограничиться. Если по истечении одного месяца, отведенного на эту процедуру, муж настаивал на сохранении брака, то жена была вправе направить в суд иск о разводе. Суд мог решить дело в ее пользу. Однако постановление выносилось при условии отказа разведенной супруги от материального содержания со стороны бывшего мужа и возврата ему брачного выкупа (махр). Срок принятия судебного решения относительно бездетных пар не должен был превышать трех, в отношении многодетных супругов - не более шести месяцев [Law N 1/2000..., 2000, р. 15].

На стадии подготовки, обнародования и вступления в действие закон неизменно вызывал бурные дебаты и столкновения представителей различных слоев египетского общества. Раскол на противоборствующие группировки не обошел стороной даже преподавательский корпус Аль-Азхара, старейшего и высокоавторитетного в мире ислама университета. Ехья Исмаил, генеральный секретарь Фронта улемов Аль-Азхара (в данном объединении состояли многие преподаватели, известные своей богословской ученостью), опубликовал статью под названием "Хулу: сделано в Америке". В ней он осудил шейха Мохаммеда Сайида Тантави, возглавлявшего Аль-Азхар, за поддержку закона о предоставлении женщине права на развод, представив дело так, что принятие закона - результат американского диктата. В ответ шейх Тантави направил жалобу генеральному прокурору, а он отдал Ехью Исмаила под суд по обвинению в клевете. В марте 2001 г. суд по уголовным делам Каира оправдал ответчика, отметив, что его статья содержала "чисто критические замечания". Спустя полгода кассационный суд рассмотрел процедуру свершившегося судопроизводства, сочтя необходимым передать дело другому суду по уголовным делам. На сей раз было вынесено постановление (август 2002 г.), по которому Ехья Исмаил подлежал годичному тюремному заключению за клевету на шейха Мохаммеда Сайида Тантави. Данное решение сразу же опротестовал Центр правовой помощи по правам человека. Обратившись к другим египетским неправительственным правозащитным организа-

стр. 137

циям, Центр предложил объединить усилия с тем, чтобы исключить наказания в виде лишения свободы или же штрафов за поступки, связанные с высказыванием личного мнения. Эта позиция подкреплялась ссылкой на ратифицированную Египтом Международную конвенцию по гражданским и политическим правам [Al-Ahram Weekly, 29.08 - 4.09.2002].

Реализацию закона 2000 г., призванного утверждать равенство супругов в праве на прекращение брака, изначально тормозила консервативно настроенная часть судейского корпуса: искусственно затягивались сроки рассмотрения бракоразводных дел по инициативе женщин, их подвергали унизительным расспросам и т.п.² . Чтобы исправить такое положение, в марте 2004 г. Народное собрание Египта постановило создать специальные суды по семейным делам. Помимо троих судей в каждом из судов должны работать социолог и психолог. Им отведена роль посредников и советников при разрешении семейных неурядиц и конфликтов. До принятия парламентского решения идею создания судов по семейным делам одобрили муфтий в качестве высшего духовного авторитета страны по вопросам мусульманского права, министр внутренних дел, а также Национальный совет по делам женщин, функционирующий при президенте страны в качестве специализированного консультативного органа [Al-Ahram Weekly, 25 - 31.03.2004].

Принимая в расчет немалый накал страстей, бушевавших вокруг закона 2000 г. о предоставлении женщине права на развод, египетские власти сравнительно долго и интенсивно готовили общественное мнение к тому, чтобы закон об определении гражданства не только по отцовской, но и по материнской линии был воспринят большинством населения с должным пониманием, спокойно и без особых эксцессов.

Инициатором закона выступил президент Египта. Во время выступления на съезде правящей Национально-демократической партии в сентябре 2002 г. Хосни Мубарак предложил пересмотреть прежний подход к определению гражданства исключительно по отцовской линии. Откликнувшись на это выступление, министр внутренних дел учредил комитет для разработки соответствующего законопроекта, в который вошли представители министерства внутренних дел, Национального совета по делам женщин, а также группа высококвалифицированных экспертов-юристов. Законопроект обсуждался Национальным собранием и был поддержан большинством парламентариев. Официальная кампания в пользу придания законопроекту силы закона строилась не только и не столько на подчеркивании его значимости для построения гражданского общества. В центр внимания выдвигались конкретные факты: под угрозой находится спокойствие и благополучие 300 тысяч египетских матерей, состоящих в браке с иностранцами. Ведь по действующему законодательству они не могут рассчитывать на то, что их дети (численностью примерно один миллион) станут гражданами Египта [Al-Ahram Weekly. 6 - 12.12.2003]. Такая постановка вопроса не могла не взывать к гуманным и патриотическим чувствам, к традиции почтительного и уважительного отношения к матери, что свойственно общечеловеческой этике в целом, египетской культуре, включая ее исламскую составляющую.

Среди официальных мер, предшествовавших вступлению в силу закона 2003 г. о новой процедуре оформления гражданства, выделялись акции, логически взаимосвязанные перспективой выстраивания национального механизма защиты и соблюдения прав человека. Речь идет как об освоении элементов соответствующего мирового опыта, так и о переменах в законодательстве относительно НПО.

В том, что с начала XXI в. египетские власти стали активно сотрудничать с ООН, с другими государствами, придавая системный характер всей правозащитной дея-

² В течение 2000 - 2003 гг., например, из 5431 иска, поданного женщинами в целях расторжения брака, лишь по 222 было принято постановление о разводе [The Egyptian Gazette, 11.11.2003].

стр. 138

тельности, большую роль сыграл Национальный совет по делам женщин. С 1998 г. он поддерживал контакты с Фондом развития ООН, специализировавшимся на решении проблем равноправия женщин и их участия в различных сферах современной жизнедеятельности (Фонд был создан в 1994 г. со штаб-квартирой в Иордании).

В конце 2001 г. египетское правительство инициировало формирование разветвленной сети центров, призванных изучать и анализировать положение с правами женщин в стране, вовлекать общественность в реализацию мер по предупреждению любых посягательств на эти права, включая правонарушения, в которых повинен персонал административных и иных государственных инстанций. С начала 2002 г. эти центры создавались под эгидой Национального совета по делам женщин. Европейский союз и скандинавские страны взяли на себя обязательства по оказанию центрам финансовой помощи и содействия в ознакомлении с опытом правозащитных организаций Европы. Изначально предполагалось участие в работе центров представителей НПО [Al-Ahram Weekly. 13 - 19.12.2001].

Между тем вопрос о правовом статусе египетских неправительственных организаций требовал незамедлительного решения: еще в июне 2000 г. конституционный суд Египта вынес постановление о неконституционности закона 1999 г. о НПО. Расценивая этот закон как воплощение правительственной "политики железного кулака", неправительственные организации встретили новый закон 2002 г. не без некоторой настороженности, оговорок и критики ряда его положений. Согласно этому акту, все неправительственные организации попадали под четко регламентированный государственный контроль. До выборов правления они обязаны представлять соответствующий список кандидатов на одобрение министерства общественных дел. От того же министерства НПО надлежит получать разрешение не только на получение отечественных или иностранных источников их финансирования, но также на любые публичные акции. Министерство вправе ликвидировать неправительственную организацию, преступившую закон, посягнувшую на общественный порядок и общественную мораль. Она подлежала роспуску и в случае, когда неправомерные действия совершались только руководством НПО. Вне закона ставилась политическая активность неправительственных организаций, будь то участие их членов в избирательных кампаниях, использование при этом средств организации или же представительство интересов отдельных партий. Предусматривая возможность конфликтов между государственными инстанциями (министерством общественных дел) и неправительственными организациями, новый закон установил процедуру выхода из конфликтной ситуации с участием четырех сторон: судьи, представителя администрации, представителя Федерации НПО и представителя НПО. Не исключалось примирение и путем двусторонних переговоров (например, между представителями администрации и НПО). Главное же - закон 2002 г. открывал перед неправительственными организациями перспективу их официального признания и узаконения посредством регистрации в министерстве общественных дел [Al-Ahram Weekly. 7 - 14.11.2002].

Осуществление подобных законодательных норм требовало, однако, времени и собственного опыта ради того, чтобы в Египте как на официальном, так и на неофициальном уровне идея диалога и перехода НПО к партнерским отношениям с государством ради общих правозащитных целей не попадала в "уши глухих". Для многих неправительственных организаций Египта большое значение имела возможность ознакомиться с опытом зарубежных НПО, с их принципами автономности, самоорганизации, независимости как от правительственных инстанций, так и от любых групп, стремящихся к власти. А главное - с их включенностью не только во внутригосударственный, но и в международный механизм защиты прав человека [см.: Матвеева, 1997].

стр. 139

Своеобразным импульсом к переменам во взаимоотношениях официальных властей и НПО послужили события 20 марта 2003 г. Разогнав тогда демонстрацию в Каире, участники которой протестовали против вторжения войск США и их союзников в Ирак, силы госбезопасности учинили расправу над организаторами этого массового выступления. Представители НПО с помощью убедительных аргументов опровергли официальную версию относительно подстрекательства, если не прямого участия в демонстрации, исламских экстремистов. Одновременно был поставлен вопрос о необходимости повсеместно утверждать "культуру прав человека", особенно же в структурах государственного управления. Со стороны отдельных правозащитников последовала критика в адрес некоторых НПО, увлекавшихся популистскими лозунгами в ущерб конкретной правозащитной работе. Говорилось и о том, что государству пора существенно расширить практику официального признания тех НПО, которые положительно зарекомендовали себя в качестве подлинных защитников прав человека, перестать видеть во всех без исключения неправительственных организациях если не явных, то потенциальных мятежников и безответственных смутьянов. Пора, наконец, эффективно реализовать зафиксированный египетской конституцией принцип свободы ассоциаций.

24 июня 2003 г. министерство общественных дел зарегистрировало первое неправительственное объединение - Египетскую организацию по правам человека. За свое официальное признание она боролась 18 лет, а в 1991 г. даже подавала в Высший административный суд жалобу на отказ в регистрации. Руководитель министерского департамента по неправительственным организациям Ибрахим аль-Токхи заявил: "Мы приветствуем всех, кто работает на пользу общества, кто демонстрирует прозрачность своей работы и подчиняется закону". По поводу одновременного отказа в регистрации другим организациям было сказано, что они имеют право опротестовать отказ, обратившись в суд, что министерство общественных дел непременно согласится с любым последующим судебным постановлением [Al-Ahram Weekly. 10 - 16 July 2003].

В египетской прессе отмечалось, что отношение властей к неправительственным организациям во многом определяется соображениями государственной безопасности и требованиями такой "проверки на кислотность", благодаря которой под видом правозащитного объединения не смогут действовать экстремистские и прочие криминальные группировки, а отдельные НПО, имея финансирование извне, не станут агентами иностранного влияния. То, что Египетская организация по правам человека первенствовала в процедуре официальной регистрации НПО, объяснялось международным признанием ее деятельности: Комитет ООН по правам человека не раз включал в свои периодические отчеты рекомендацию о юридическом оформлении статуса этой организации. Обращалось внимание и на то, что с 1998 г., после кратковременного ареста ее руководителя в связи с получением финансовой поддержки из-за рубежа без разрешения правительства, она практически не имеет иностранных источников финансирования.

Как известно, в свете мировой правозащитной практики официальное признание НПО является важным этапом в формировании национального механизма реализации прав человека и гражданских свобод. Но эта мера должна сопрягаться с образованием другого звена данного механизма в виде оформленного законом и обладающего необходимыми полномочиями учреждения по защите прав человека.

За две недели до регистрации Египетской организации по правам человека (7 июня 2003 г.) в законодательном порядке был создан Национальный совет по правам человека и, судя по тому, кто введен в руководство, какие права даны и исполнение каких функций вменено в обязанности совета, власти Египта нацелены на выстраивание данного механизма, но исключительно под своим строгим контролем.

стр. 140

Состав Национального совета по правам человека был укомплектован в январе 2004 г. усилиями высшего консультативного органа страны - Маджлиса аш-Шура. Председателем Национального совета стал Бутрос Гали, бывший генеральный секретарь ООН, копт по этноконфессиональной принадлежности. Его заместителем был назначен Ахмед Камаль Абу-ль-Магд, бывший министр информации, представитель тех мусульманских кругов, которые стремятся соотнести фундаментальные, прежде всего духовно-нравственные, ценности ислама с усвоением верующими современных знаний, навыков, технологий в интересах социального благоденствия, экономического процветания и подъема культуры. В состав Национального совета по правам человека (всего 25 человек) также вошли Фуад Риад (бывший судья международного уголовного трибунала по Югославии), Бахиддин Хасан (директор Каирского института по правам человека), Мунир Абд ан-Нур (депутат парламента), Хафез Абу Седа (генеральный секретарь Египетской организации по правам человека) и др. [Al-Ahram Weekly. 12 - 18 June 2003].

Спустя месяц после учреждения Национального совета Бутрос Гали обсудил планы его работы при встрече с президентом Хосни Мубараком. В компетенцию совета включена разработка национального плана по защите прав человека, проверка жалоб населения относительно нарушения этих прав, обеспечение честного выполнения соответствующих международно-правовых стандартов. Совету поручено координировать свои действия с местными и международными организациями по правам человека, ежегодно предоставлять президенту страны и парламенту отчет о положении в Египте с данными правами. А главное - неустанно формировать и утверждать "культуру прав человека".

В рамках Национального совета по правам человека образованы семь комитетов, шесть из которых должны заниматься политическими, социальными, экономическими, общегражданскими, культурными и законодательными аспектами правозащитной деятельности. Седьмому комитету вверена проверка жалоб населения и общественных организаций на нарушение прав человека [Al-Ahram Weekly. 26.02 - 03.03.2004].

Тем временем общая ситуация в самом Египте и за рубежом складывалась таким образом, что на официальном и на неофициальном уровне утверждалось понимание важности соблюдения универсальных, общезначимых для всего человечества международно-правовых норм, отмеченных печатью региональной (страновой) этнокультурной специфики. Правомерность таких норм напрямую выводилась из сущности международного права как базирующегося преимущественно на консенсусе государств и призванного регулировать отношения между всеми членами мирового сообщества в интересах мирного сосуществования, обеспечения благополучия и безопасности всех государств и их граждан. В прямой связи с такой постановкой вопроса находилась и находится возрастающая озабоченность официальных кругов и общественности не только Египта, но и других восточных государств тем, что США и их союзники, самовольно присвоив себе функции всемирной "защиты прав человека", стали вмешиваться во внутренние дела других стран, а в ряде случаев (пример тому - Афганистан и Ирак) доводят дело до военной интервенции.

На совещании министров иностранных дел арабских стран, состоявшемся в Каире в марте 2004 г., было решено активизировать совместные усилия по разработке и принятию такой хартии по правам человека, которую характеризовал бы "современный свежий взгляд" на гражданские, политические, экономические, социальные и культурные права человека. Не делается секрета из того, что наличие подобной хартии обеспечит Арабскому Востоку хотя бы чисто юридическую защиту от вмешательства извне под девизом "защиты прав человека".

стр. 141

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Жданов Н. В. Исламская концепция миропорядка. Международно-правовые, экономические и гуманитарные аспекты. М., 1991.

Ковлер А. И. Антропология права. М., 2002.

Конституция Арабской Республики Египет // Государственный строй и конституции арабских республик. М., 2003.

Матвеева Т. Д. Неправительственные организации в механизмах защиты прав человека. М., 1997.

Поленина С. В. Права женщин в системе прав человека: международный и национальный аспект. М., 2000.

Ражбадинов М. З. Египет 90-х: политика государства в отношении исламских движений // Восток (Oriens). 2004, N 4.

Сюкияйнен Л. Р. Исламская концепция прав человека: теоретические основы, тенденции и перспективы развития // Права человека. Итоги века, тенденции, перспективы. М., 2002.

Al-Ahram Weekly. Cairo.

An-Naim. Islamic Family in a Changing World. London-New York, 2002.

Esposito J. L. Islam and Civil Society // Modernizing Islam. Religion in Public Sphere in the Middle East and Europe. L., 2003.

Law N 1/2000 Promulgating the Procedural Personal Status // Official Journal. Cairo, 29 January 2000.

The Egyptian Gazette. Cairo.

Permanent link to this publication: