А. ЯКОВЛЕВ

Доктор исторических наук

В последние годы все большее значение при анализе современного развития стран Востока приобретают гуманитарные факторы: культура, религия, традиции, в то время как привычные политические и экономические инструменты анализа подчас уже не могут помочь исследователю.

В начале XXI в., после ярких взлетов технического гения человека на протяжении XX столетия и не менее значительных падений человеческой нравственности в ходе войн и революций, определились два основных подхода к осмыслению текущей действительности: естественно-научный, учитывающий материальные и политические факторы, и гуманитарный, принимающий во внимание духовный фактор в общественной жизни.

До недавнего времени первый подход виделся, очевидно, верным и единственным - пока в современном мире все чаще не стали возникать явления, необъяснимые с этой точки зрения.

Почему хорошо образованные и отлично обеспеченные саудовцы организовали события 11 сентября 2001 г.? Почему английские врачи индийского происхождения в 2005 г. стали активными членами террористических групп в Англии? Почему летом 2007 г. пакистанские студенты подняли мятеж против правительства? Во всех трех случаях причины были явно не материальные и неполитические. Ясно, что на открытый конфликт люди поднялись не бездумно.

Эти и подобные события стали показателями не только ограниченности привычных подходов при исследовании развития стран Востока, но и очевидным свидетельством завершения большого исторического периода в развитии стран Востока - периода модернизации.

МОДЕРНИЗАЦИЯ СТРАН ВОСТОКА

Явление модернизации давно изучено в востоковедной литературе и породило особую теорию. Оно рассматривалось преимущественно как процесс приближения того или иного общества к современному (капиталистическому, индустриальному) состоянию, базовой моделью которого стал рассматриваться опыт западноевропейских стран, прежде всего стран "первого эшелона капиталистического развития" - Англии и Франции, позднее - США.

Вследствие очевидной экономической и военной силы стран Запада и притягательности их образа жизни, западная модель оказалась в XIX в. исходной для стран "второго эшелона" капитализма - Германии, России и Японии, а далее, в XX в. - и для стран Востока. Процесс модернизации оказался неизбежным путем их развития, получившего определение - "догоняющий тип развития".

Вопрос о возможности альтернативного западному пути остается целиком умозрительным. Да, страны Востока располагали большим потенциалом, имели более древнюю и высокую культуру, но основные характеристики их цивилизаций не давали возможности для формирования качественно иного строя общественной жизни. Гипотетические предположения о возможном пути развития человечества в случае установления в мире в XII - XVI вв. гегемонии одной из восточных цивилизаций (арабо-мусульманской, индийской или китайской) остаются в области фантазии.

Ныне можно констатировать, что ориентация на западную модель производства, потребления и культуры способствовала значительному повышению жизненного уровня миллионов людей почти во всех странах Востока. Экономический рост позволил к концу XX в. многим государствам в разы увеличить ВВП и уровень среднедушевого дохода. Все большее число людей смогло получить если не "кусок пирога" современного уровня западного благосостояния, то хотя бы "крошки" от этого пирога.

Тем не менее, на рубеже веков обострилась проблема нормативности западной модели капиталистического общества. Необходимо отметить, что эта модель была порождена уникальным сочетанием различных явлений в экономической, политической, социальной, идеологической и духовной сферах жизни западных обществ в XVII - XVIII вв. Опыт общественного развития стран Востока за последние два столетия свидетельствует о невозможности реализации западной модели в незападном мире в полном объеме.

Кроме того, тот же опыт модернизации большинства восточных обществ к концу XX в. показал ощутимые пределы их роста и развития, что влечет за собой не только сохранение разрыва в экономическом и технологическом уровнях Востока и Запада, но и увеличение этого разрыва при переходе западных стран "золотого миллиарда" в постиндустриальное состояние.

Современный опыт развития западноевропейских стран в рамках одной модели показывает яркие отличия в экономическом, социальном и политическом развитии, вызванные как природными, так и историческими обстоятельствами. Анализируя проблемы модернизации незападных стран и современной России, отечественный востоковед А. В. Акимов отмечал: "С одной стороны, практически все элементы имеют аналоги в новейшей истории, и накопленный опыт [западной модели] может быть использован для решения проблем. С другой стороны, ее уникальность в целом может привести к неправильным аналогиям, несовместимым стратегиям преобразования страны, когда каждое разумное само по себе и проверенное мировым опытом отдельное действие в комбинации с другим могут оказаться разрушительными для России"¹.

Сейчас у всех на виду поразительные успехи Китая и Индии, стремительно наращивающих объем ВВП, развивающих современные наукоемкие отрасли промышленности и неуклонно увеличивающих свою долю в общем объеме мировой торговли. Конечно, это производит впечатление, особенно с учетом более чем миллиардного населения каждой из стран. Однако аналогичные темпы роста демонстрировали и "драконы" Юго-Восточной Азии.

В конце 1970-х - начале 1980-х гг. четверка стран ЮВА - Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Малайзия - благодаря успешному проведению государством модернизации путем комплексных коренных реформ смогла достичь по многим экономическим и социальным показателям уровня высокоразвитых стран Запада. Четверка "тигров", или "драконов", поразила воображение. Оказалось, что не нужно быть американцем или европейцем, чтобы производить и потреблять по высшим мировым меркам. Но к концу века выяснились объективные пределы такой модели развития: недостаток ресурсов и ограниченность технологической базы.

ТРАДИЦИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

При изучении периода становления капитализма на Востоке следует учитывать не только формационные характеристики и явления, но и особенности, которые имеют цивилизационное значение. Это позволяет рассматривать достижения стран Востока не просто в качестве "незавершенной" или "искаженной" западной модели, до уровня которой они не успели или не смогли дойти. К концу XX в. можно говорить о стремлении к выработке в незападных обществах своих собственных моделей капитализма (современного, индустриального общества), а в некоторых уже и моделей посткапитализма (постсовременного, постиндустриального) общества.

В большинстве стран Востока реформы, проводившиеся государством как революция сверху или растянувшиеся на столетие как реформа внутри системы, позволяют более ясно представить те или иные особенности и характерные черты модернизации в отдельной стране, а также выделить в переходном состоянии общества явления конфликта традиции и современности, противоборства формационных и цивилизационных элементов как на уровне социума, так и на уровне человека. "Важно подчеркнуть, - отмечал российский социолог В. И. Пантин, - что в теории модернизации, несмотря на особое внимание к процессам социально-экономического и политического развития, с самого начала большое значение придавалось проблемам изменения человека при переходе от традиционного общества к современному, трансформации его ценностей, установок, ориентации и самого способа взаимодействия с другими людьми"². Процесс модернизации общества, в конечном счете, так или иначе, доходит до каждого человека. В связи с этим большую важность имеют характер и тип реформ, в которых реализуется соотношение традиции и современности в обществе, а также определяется согласие власти и народа по поводу цены начинаемых преобразований.

Изначальная модель капиталистического общества была сформирована путем нескольких великих революций. В дальнейшем реформы стали более мягким инструментом модернизации в руках власти. Однако это не означало устранения революции как формы насильственного разрыва со старым строем и создания нового, примеры чего мы видели во второй половине XX в. в разных странах. Отказ от модернизации вполне может привести к избранию революции в качестве средства развития незападного общества.

Тем с большим основанием можно подтвердить тезис о важности традиции при осуществлении модернизации, ведь верность базовым цивилизационным основам общества позволяет сохранить его идентичность, смягчает для народа трудности крутых перемен, а использование имеющегося исторического опыта облегчает для власти проведение модернизации. Вместе с тем, никакая модернизация не гарантирует полной гармонизации общественной жизни и тем более счастья отдельного человека.

Новые доказательства этого возникли на рубеже XX и XXI вв. Вопреки ожиданиям восточных реформаторов и их западных партнеров, даже вполне успешный процесс модернизации стран Востока порождал новые конфликты или усиливал предпосылки для усиления старых.

Дело в том, что все более очевидной становилась ограниченность западной модели, исходной для модернизации. Более того, как только все социально-экономическое содержание этой модели в той или иной форме и виде реализовывалось в восточных странах, в обществе возникало неприятие иных составляющих этой модели - социальных, политических и культурных. Иначе говоря, Восток не просто в большей или меньшей степени заимствовал формационное (материальное и политическое) содержание западного опыта развития. Овладев им, он ощутил себя равным с Западом и тут же отверг как снисходительный европоцентристский взгляд на себя, так и претензии Запада на управление миром. Это стало неожиданной "платой" Западу за модернизацию, которая не превратилась в полную вестернизацию незападного мира.

Главные причины этого проясняются. Сказалась ограниченность господствовавшего в западноевропейских странах подхода к общественному развитию, как сугубо материальному. Там давно

забыты идеи Т. Мора о том, что не стоит тратить время на изготовление вещей, без которых можно обойтись, и тратить жизнь в тщеславной погоне за показным и ненужным избытком. Экономоцентристский подход давно стал определять всю общественную жизнь стран Запада, их политику, социальные отношения, культуру и мораль. Господствующие на Западе идеологические системы, либо отрицающие христианские ценности своей цивилизации, либо даже борющиеся с ними, принудили современного человека к постоянной и безостановочной редукции его жизни, упрощению, отказу в духовной жизни, культуре и политике от более сложного ради более простого - при все возрастающей усложненности материальной сферы. Прогресс довел западного человека до "высот" утонченного наслаждения миром, но не сказал и не может сказать ему, в чем и для чего дана ему жизнь. Как говорил один из героев Э. Хемингуэя, религия - опиум для народа... Но сегодня и экономика - опиум для народа...

Экономоцентристский подход, фактически революционный разрыв Запада с традицией (равно как и коммунистический опыт СССР), оказывается, в конечном счете, неприемлемым для большинства народов стран Востока, в которых не христианская, но иная духовная составляющая их цивилизаций много сильнее, там от нее отказываться не хотят.

И как только эти страны благодаря проведению коренных социально-экономических реформ смогли выбраться из пропасти нищеты, отсталости и голода, они тут же заявили о своей инородности, инаковости, самобытности по отношению к Западу. Западная модель увиделась исчерпанной, началось отталкивание от нее. Модернизация создала там материальные и социально-культурные условия для самоидентификации на новом уровне. И тогда оказалось, что для стран, принадлежащих к восточным цивилизациям, духовный фактор намного важнее, чем материальный. (Впрочем, о возрастании важности духовного фактора заговорили в конце XX в. и на Западе, и в России.)

Притязания восточных стран на более значимую роль в мировых делах породили страх о "конце гегемонии Запада", направлявшего мировое развитие с XVI по XX вв. В конце 1990-х гг. С. Хантингтон указал на "смену вех" в мировом развитии: по окончании "холодной войны", делившей мир на две части по политическому, в меньшей степени - социально-экономическому критерию, определяющим становится критерий культурной идентификации (цивилизационной идентификации). К началу XXI в. возрастание роли и значения стран Востока в экономическом, демографическом и политическом развитии мира стало очевидностью, а присутствие восточных анклавов во многих европейских странах только усиливает этот процесс.

Стоит указать на реальную сложность продолжающегося процесса модернизации незападных обществ, в ходе которого не только утверждается новый строй, новая формация, но и происходит их воздействие на цивилизационые основы конкретного общества, включая религию и религиозные институты, традиционные культуру, ценности и мораль, которые активно сопротивляются такой вестернизации. Возрастание в жизни общества важности неэкономических факторов может порождать межцивилизационные конфликты - как между странами, так и внутри национальных границ восточных и западных стран - особенно при их политизации.

В то же время опыт модернизации восточных стран, в которых проходили "революции сверху", показывает, что современные кризисные явления в этих странах на рубеже XX - XXI вв. - не только проявления конфликта цивилизаций и угрозы растущей глобализации, сложностей перехода в постиндустриальное состояние общества, но и понимание невозможности этого для Востока в существующих условиях. Кризисные явления порождены также недостаточной степенью индустриализации и "капиталистичности" незападных обществ, что стало еще одним доказательством естественной ограниченности коренных реформ как инструмента модернизации - по западной модели. Поэтому трудно согласиться с прогнозом С. Хантингтона: "Страны с западнохристианскими корнями добиваются успеха в экономическом развитии и установлении демократии; перспективы экономического и политического развития в православных странах туманны; перспективы мусульманских стран и вовсе безрадостны"³. И дело не только в том, что такого рода европоцентристский подход давно показал свою непродуктивность. Вполне возможно, что при смене модели развития перспективы незападных стран могут оказаться вполне успешными. У них нет оснований для отчаяния. Перед ними в XXI в. открывается возможность избрания иной модели развития, более соответствующей их традициям и отвечающей их месту в мировой системе.

В XXI в. перед опасностью новых общественных конфликтов и новых вызовов, для перехода в новое качество и состояние незападные общества вновь могут использовать испытанный инструмент коренных преобразований - реформы. Но, естественно, прежде от власти, от государства, правящих и господствующих слоев в той или иной стране потребуется составить план, наметить конечные и промежуточные цели, определить свою социальную опору и внешних союзников и проложить "маршрут", по которому общество отправится в путь по пути социально-экономических преобразований.

НОВЫЙ ПУТЬ?

Ведь как бы то ни было, модернизация закончена - что дальше? Каков он, новый путь?

Выбор происходит в новых условиях стремительно меняющегося мира, в противоречивых тенденциях, с одной стороны, нарастающей глобализации, буквально "стягивающей" страны мира общими технологиями, возрастанием торговых и информационных потоков, с другой стороны - не менее очевидно нарастающего стремления США к установлению своего абсолютного господства в мире, а значит - подчинения остальных стран интересам единственной сверхдержавы.

Выбор непрост: или проверенный путь "догоняющего развития" по образцу передовых стран Запада, уже принесший немалые результаты, или смена модели развития, выработка своего пути

в условиях неопределенности перспектив.

Один из возможных вариантов - избрание модели "устойчивого развития", что потребует "ускорения экономической модернизации развивающихся стран в рамках энерго- и ресурсосберегающей модели развития, в формировании которой им должен оказать помощь развитый мир"⁴. Нынешний устойчивый рост цен на энергосырье и другие сырьевые товары создает для такого развития неплохие предпосылки.

В то же время немалое число восточных лидеров и представителей восточного общества стали задаваться вопросом: не стоит ли прежде выбора маршрута определить цель пути?

В 2005 г. король Бутана заявил, что для него важнее счастье народа, чем рост ВВП. Примечательно, что глава государства решительно сменил приоритеты развития, поставив на первое место цели не материальные, а духовные. Конечно же, это вовсе не означает отказа от экономического развития, но смена ориентиров означает, что экономическое развитие может не столько определять развитие общества, сколько способствовать его развитию, быть его слугой, а не господином.

Стоит вспомнить, что четверть века назад в Саудовской Аравии в качестве главной цели в пятилетнем плане социально-экономического развития на 1980 - 1985 гг. было названо "развитие людских ресурсов", а в плане на 1990 - 1995 гг. - "укрепление единства общества и национальной безопасности". Это тоже были декларации, но за ними стояло иное, чем на Западе, понимание смысла жизни человека и общества.

Впрочем, изменение в понимании смыслов происходило, конечно же, и на Западе. В завершении "эры просперити" там произошло ошеломительное открытие: человек - существо духовное, его побуждения и действия вызываются не только материальными причинами, но и идеями, настроениями, памятью; человек - это не просто "ходячий желудок". Американский экономист Дж. Стиглиц признал, что "создание рыночной экономики важно не само по себе, а как фактор повышения жизненного уровня населения и обеспечения основы для устойчивого, демократического развития, отвечающего принципам справедливости"⁵. Иначе говоря, целью экономического развития названы не "индустриализация" или "экономический рост", а "демократизация" и "справедливость".

В то же время не только духовные, но и вполне осязаемые факторы побуждали лидеров различных стран Востока задумываться о целях развития. Точно так же, как ранее "четверка тигров", ныне и другие модернизированные страны Востока столкнулись с жестким подходом Запада: "прибыль прежде всего", "ресурсы всего мира должны служить нашему процветанию", "ключ от научно-технического прогресса всегда будет в наших руках".

Но дело в том, что этот западный мир ныне уже не в такой степени необходим миру восточному. Восток благодаря модернизации обрел определенную экономическую самостоятельность и самодостаточность. Зависимость от Запада сохраняется, но это зависимость иного уровня.

Вот почему поднимается вопрос о цели развития, о его приоритетах, о соотношении интересов и идеалов.

В начале 1960-х гг. итальянский философ Ю. Эвола указывал, что в западных странах зарождалось понимание кризиса современного мира и люди "устремляли свой взгляд на Восток, поскольку там отчасти еще сохранился тот традиционный и духовный уклад, который на Западе уже давно перестал служить основой для эффективной организации различных областей жизни. Поэтому встал вопрос о необходимости обращения к Востоку в поиске отдельных принципов, пригодных для обновления и возрождения Запада". Но к этому времени, констатировал Ю. Эвола, "Восток уже вступил на проложенный нами путь, он все больше подчиняется идеям и влияниям, которые привели нас к нынешнему положению... а еще сохраняемые им остатки традиции все больше теряют почву и вытесняются на обочину"⁶.

Однако за несколько десятилетий ситуация изменилась.

Вероятно, что в результате решения многих жгучих экономических, финансовых и политических проблем возникнет понимание, что надо искать не только пути решения этих конкретных проблем, но и новые цели развития; возможно - отказаться от идеологии либерализма, которая фактически заменяется социал-дарвинизмом, и от рынка как ориентира развития, свободного от всех социальных ограничений и моральных норм. Возможна ли смена системы целей, ценностей и идеалов, присущих капиталистической формации в целом, то есть всему нашему миру?

Следует признать вероятность и отрицательного ответа, за которым следует линейно-поступательный путь за передовым авангардом постиндустриального западного общества, и ответа положительного. "Мир нелинеен, то есть основные законы развития неживой и живой природы (от микро- до макромира), в том числе социальных и экономических структур, являются нелинейными, - утверждал советский математик академик А. А. Самарский. - Это означает, в частности, что возможно несколько путей эволюции сложного объекта, то есть будущее неоднозначно определяется настоящим (начальными условиями), и его нельзя предсказать, опираясь только на предшествующий опыт"⁷.

Вступление современного мира в новое качество, завершение на Западе эпохи модерна и расширение процесса глобализации своеобразно отзываются в незападной части мира. Страны Востока различаются по многим параметрам, но в чем они относительно едины - это в стремлении к развитию, развитию устойчивому и гармоничному.

¹ Российские реформы и зарубежный опыт системных преобразований. Вып. 1. М., 1997, с. 8.

² Пантин В. И. Циклы и волны модернизации как феномен социального развития. М., 1997, с. 75.

³ Хантингтон С. Столкновение цивилизаций (пер. с англ.). М., 2003, с. 26.

⁴ "Круглый стол": "Концепция устойчивого развития в контексте глобализации" // Мировая экономика и международные отношения, 2007, N 6, с. 76.

⁵ Вопросы экономики, 1999, N 7, с. 7.

⁶ Эвола Ю. Оседлать тигра (пер. с ит.). СПб., 2005, с. 24 - 25.

⁷ Губарев В. Белый архипелаг Сталина. М., 2004, с. 174.

Permanent link to this publication: