Адаптация к императивам глобализации и обусловленным ею изменениям мирового экономического порядка, как и следовало ожидать, особенно тяжело и болезненно происходит в развивающихся странах. В основе этих затруднений, очевидно, лежит глубокая технико-экономическая и социальная отсталость вкупе с обусловленной ею повышенной инерционностью и сопротивляемостью местных традиционных и полутрадиционных социально-экономических структур процессу модернизации. Однако дело не только в непростых объективных обстоятельствах. Осложненность адаптации развивающихся экономик к требованиям времени, как это ни странно на первый взгляд, во многом обусловлена политикой развитых стран, входящих в состав мирового экономического авангарда, и подконтрольных им международных экономических организаций, таких как МВФ, ВТО и Всемирный банк, призванных поддерживать финансовую стабильность в мировой экономике и бесперебойное развитие мирохозяйственных отношений, а также содействовать подъему стран, занимающих нижние ступени в мировой экономической табели о рангах. Политикой, в которой наряду с недостаточным проникновением в местную специфику и элементарными просчетами, допущенными при выполнении возложенных на эти организации задач, отражаются также идеологические и политические пристрастия международных чиновников, облеченных полномочиями готовить и принимать важные решения, подчас затрагивающие судьбы целых стран и народов. Чтобы разобраться в сложившейся ситуации, целесообразно, уточнив некоторые понятия, коснуться политики названных организаций в отношении развивающихся стран и охарактеризовать в общих чертах первые итоги их развития в эпоху глобализации.

ОБЪЕКТИВНЫЕ И СУБЪЕКТИВНЫЕ ФАКТОРЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Если подходить к глобализации как к современному этапу интеграции мирового хозяйства, то, видимо, следует признать, что этот процесс изначально нацелен на максимизацию экономического, научно-технического и культурного взаимодействия всех стран мира вне зависимости от уровня их развития, цивилизационной принадлежности и местоположения. При таком подходе глобализацию в первом приближении, наверное, можно было бы рассматривать как диверсификацию, расширение, углубление и уплотнение всей системы мирохозяйственных и культурных связей, тяготеющих к общепланетарному, глобальному измерению. Так или примерно так и определяют глобализацию ведущие международные экономические организации. Только МВФ, например, выделяет при этом мировую торговлю, транснациональные финансовые и технологические потоки, информационные сети и взаимодействие культур, а ЮНКТАД акцентирует внимание на глобализации промышленного производства через международную кооперацию на основе подетальной, поузловой и пооперационной специализации, опирающейся на сравнительные преимущества ко-

стр. 81

оперирующихся стран. И по этим вопросам, кстати, среди исследователей, похоже, нет разногласий.

Разногласия, как правило, возникают там и тогда, где и когда вместо объективного анализа реальной действительности на передний план выдвигаются идеологические пристрастия, политические симпатии и другие вненаучные интересы или эффектные, но легковесные умозаключения и бесплодное теоретизирование, нередко упускающее из виду реальную действительность.

Одним из самых безобидных примеров такой подмены может служить довольно часто встречающееся отождествление глобализации с современным этапом интернационализации. Между тем при несомненном их сходстве это все-таки различные по своему генезису и реальному содержанию процессы. Интернационализация - это, в сущности, детище промышленной революции, заложившей основы техногенной цивилизации, во многом предопределившей и содержание, и общий вектор мирового развития, а глобализация - порождение информационно-коммуникационной революции, выведшей ее на качественно новую ступень и создавшей технические предпосылки для формирования глобальной экономики. Интернационализация это не только развитие мирохозяйственных связей, но и демонстрация всего лучшего из того, что производится в различных странах. Коль скоро участие каждой страны в международном разделении труда зиждется на ее сравнительных преимуществах. И в этой своей роли, называемой в литературе демонстрационным эффектом, интернационализация содействует модернизации потребностей развивающихся стран, тем самым пробуждая и поддерживая их тягу к развитию. Глобализация же, в отличие от интернационализации, не обладает собственным образоконструирующим началом и, по сути дела, сводится к диверсифицирующейся экспансии информационных, мирохозяйственных и культурных связей.

Учитывая это, глобализацию вряд ли правомерно интерпретировать как новую стадию интернационализации. Ее скорее следует рассматривать как некую дополнительную сугубо современную форму проявления одного и того же феномена (два в одном), суть которого наиболее адекватно выражает, пожалуй, понятие мирового интегрирующего развития (МИР), введенное в научный оборот А. С. Солоницким [Солоницкий, 1995]. Иначе говоря, глобализация не приходит на смену интернационализации, а развертывается как бы параллельно с ней, приумножая каналы, формы и способы мирохозяйственной и сопутствующей ей культурной интеграции стран, относящихся к различным цивилизационным ареалам и находящихся на разных ступенях общественно-экономической зрелости.

Однако, чтобы лучше уяснить, как экономическая глобализация протекает в реальной жизни, насколько значительно втянуты в ее русло развитые и развивающиеся страны и какое она оказывает на них влияние, целесообразно оценить сдвиги в динамике и товарном наполнении мировой торговли (исходя из роли укрупненных товарных групп в процессе воспроизводства), обусловленные радикальными изменениями в содержании НТП, и хотя бы в общих чертах коснуться субъективной политической составляющей глобализационного процесса. Ибо глобализация экономики, как и любой другой общественно значимый процесс, реализуется в борьбе различных экономических и политических сил за свои собственные, нередко разнонаправленные интересы, которые далеко не всегда и не во всем работают на общее благо. И чем ниже уровень социально- экономической зрелости страны, тем шире поле и больше возможностей для проявлений субъективизма в политике и более значима роль субъективного фактора в переживаемых этой страной социально-экономических трансформациях. Наиболее яркими примерами модификаций в процессе развития, обусловленных идейно-политическими установками власть имущих, могут служить, с одной стороны, советская индустриализация, а с другой - беспрецедентный хозяйственный рывок Японии и четверки новых

стр. 82

индустриальных стран (НИС) Дальнего Востока, наложивших заметный отпечаток на общий ход мировой экономической истории.

Информационно-коммуникационная революция ускорила развитие мирохозяйственных отношений. Так, в последние три десятилетия XX в., в общем и целом совпадающие со временем ее развертывания, физический объем мирового товарного экспорта вырос почти в 4.9 раза при увеличении совокупного ВВП мирового экономического сообщества в 2.4 раза [ Мир на рубеже..., 2001; Handbook of Trade..., 1997; UNCTAD. Handbook..., 2002]. Между тем динамика этих двух показателей, как это ни странно на первый взгляд, изменялась в противоположных направлениях: несмотря на ускорение среднегодовых темпов прироста экспорта в 1990-е годы по сравнению с 1970-ми в 2.4 раза (с 2.7 до 6.5%), темпы прироста ВВП за тот же период замедлились в 1.4 раза (с 3.6 до 2.6% в год). В итоге с учетом коммерческих услуг доля мирового ВВП, поступающая в каналы международного экономического обмена (в профессиональной литературе нередко называемая экспортной квотой), в 1965 - 2000 гг. выросла более чем в 1.9 раза и к концу века достигла 23% [ World Development Report, 1991; World Development Indicators, 2002]. Много это или мало, сказать трудно: однозначного ответа на этот вопрос, очевидно, не существует. Для одних стран, наверное, мало, а для других, может быть, и много. Все зависит от конкретных обстоятельств. В частности, от того, в чем выразилась и как отразилась возросшая степень включенности в международное разделение труда на условиях и возможностях развития каждой, отдельно взятой страны, различных групп стран и всей их совокупности.

Дело, помимо прочего, в том, что перерастание промышленной революции в информационно-коммуникационную сопровождалось резким снижением роли первичных природных ресурсов в процессе экономического развития. Наиболее наглядное отражение эта трансформация получила в структуре международной торговли. Достаточно сказать, что в последние 45 лет минувшего века доля продукции сельского хозяйства в мировом экспорте товаров сократилась почти в 3.5 раза, а минерального и энергетического сырья - в 1.8 раза. Наиболее востребованными из сырьевой продукции остались энергоносители, но и их доля с учетом переработки в различные виды топлива упала за те же годы в 1.4 раза. Доля же продукции обрабатывающей промышленности, напротив, выросла в 1.8 раза, а машинотехнических изделий - более чем в 2 раза, в том числе офисного и коммуникационного оборудования - чуть ли не в 15 раз [Глобализация и..., 2003, с. 25; WTO. International...]. Реструктуризация мировой торговли в основе своей связана с технологическим перевооружением экономики лидеров техногенной цивилизации. Развивающиеся же страны, естественно, оказались в положении "догоняющих".

Для уяснения общей картины изменений в мировой экономике, так или иначе связанных с новым витком НТП, уместно вспомнить и то, что переход стран экономического авангарда в постиндустриальную фазу развития сопровождался замедлением темпов роста, которое не приостановлено до сих пор. Если в 1960-е годы на завершающей стадии индустриализации среднегодовые темпы прироста их ВВП достигали 5%, то в 1970-е годы эти темпы снизились до 3.1%, в 1980-е - до 2.7 и в 1990-е годы -до 2.2% [Мир на рубеже..., 2001].

Выход из затянувшейся рецессии попытались найти на путях экономической либерализации, которая под воздействием некоторых императивов информационно- коммуникационной революции и не без участия правых сил, пришедших в ряде стран этой группы к власти, тоже затянулась, не обеспечив, однако, вожделенной динамизации хиреющего роста, а лишь расшатав его и без того не очень-то высокую устойчивость. Немаловажная роль в его взбадривании отводилась интенсификации мирохозяйственных отношений, в том числе за счет форсированного раскрытия развивающихся экономик.

стр. 83

Идейными и политическими вдохновителями этой акции выступили страны "Большой семерки" во главе с США, а ее основными исполнителями - переукомплектованные и доукомплектованные кадрами неолибералов МВФ, МБРР и ГАТТ/ВТО, воспользовавшиеся непреходящими валютно-финансовыми затруднениями развивающихся стран. Так, в 1981 г. с приходом в МБРР нового президента У. Клаусена вместо одного из крупнейших авторитетов по проблемам развития Х. Ченери на пост главного экономиста была приглашена А. Крюгер - специалист по международной торговле, известная прежде всего по исследованиям роли тарифов и других защитных мер в извлечении дополнительных прибылей (rent seeking). "В то время как Ченери и его команда фокусировали внимание на провалах рынков в развивающихся странах, мерах государства по совершенствованию их рынков и на сокращении бедности, - отмечает лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц, около трех лет бывший старшим вице- президентом и главным экономистом Всемирного банка, - для А. Крюгер "головной болью" стало само государство. В итоге решение проблем развивающихся стран было сведено к свободным рынкам. Из-за нового идеологического увлечения банк покинули многие первоклассные специалисты, собранные в свое время Ченери" [Stiglitz, 2002, р. 13].

Особенно показательна в этом плане трансформация МВФ. В 1980-е годы его первоначальную кейнсианскую ориентацию на возмещение провалов рынка и участие государства в создании рабочих мест сменили заклинания о всесилии свободного рынка, ставшие частью нового "Вашингтонского консенсуса" - между МВФ, МБРР и американским казначейством - о "правильной" политике в отношении развивающихся стран, обозначив принципиально иной подход к экономическому развитию и стабилизации. По мнению авторитетных специалистов, этот пресловутый консенсус исходил из оценки ситуации, сложившейся в странах Латинской Америки, которая имела мало общего с положением дел в других регионах развивающегося мира, и к тому же игнорировал опыт самих лидеров мировой экономики. "Большинство промышленно развитых стран, включая США и Японию, - подчеркивает Дж. Стиглиц, - при формировании своих экономик опирались на вдумчивую выборочную защиту некоторых отраслей до той поры, пока те не набирали достаточной силы для конкуренции с иностранными компаниями" [Stiglitz, 2002, р. 16 - 17]. Не менее вдумчиво и осмотрительно, сообразуясь с реальной экономической ситуацией, устранялись затем и другие ограничители рыночной свободы. Так, либерализация рынков капитала в западноевропейских странах началась только в 1970-е годы.

Хотя все три организации продолжали функционировать в сферах своей изначальной компетенции, их политика в отношении развивающихся стран тесно переплетается. Так, в 1980-е годы Всемирный банк наряду с кредитованием отдельных инфраструктурных проектов начал оказывать развивающимся странам широкую поддержку в виде структурно-адаптационных займов, которые, однако, предоставлялись только с одобрения и на условиях МВФ, выдвинутого на роль главного проводника неолиберальных задумок США. Условия же эти сводились к свертыванию госсектора, устранению ограничений на пути частного предпринимательства и всемерному сжатию бюджетных расходов за счет отказа от поддержки реального производства и свертывания социальных программ. Причем фактически без учета конкретной социально- экономической ситуации и имманентных рынку дефектов в части управления процессом развития.

Поначалу предполагалось, что МВФ сконцентрируется только на содействии преодолению финансовых кризисов. Однако в связи с сохраняющейся нуждой большинства развивающихся стран в помощи (которая наряду с явными перегибами в импортозамещении была обусловлена головокружительным взлетом цен на нефть и сопутствовавшим им резким увеличением внешнего долга) рекомендации Фонда и "пристегнутого" к нему Всемирного банка оказали заметное воздействие на эконо-

стр. 84

мическую политику и реальную хозяйственную ситуацию в этих странах. С крахом мирового социализма объектом неолиберального эксперимента оказались и многие постсоциалистические страны.

Сходная трансформация функций, правда в неявной форме, случилась и в ГАТТ/ВТО. Хотя решения этой организации (в отличие от МВФ и МБРР) принимаются на международных форумах, где каждая страна обладает только одним голосом, а присоединение к ВТО новых стран осуществляется на основе договоренностей со всеми странами-участницами. Дело в том, что в ходе продолжавшегося более семи лет Уругвайского раунда переговоров, завершившихся преобразованием ГАТТ в ВТО при неурегулированности некоторых важных вопросов, в уставе новой организации оказались прописанными положения, ограничивающие права государства на вмешательство в процесс экономического развития. В их числе запреты на использование экспортных субсидий, таможенную защиту нарождающейся промышленности и введение обязательных условий для прямых иностранных инвестиций (ПИИ) [Дюмулен, 1997; Integration of..., 1992; Report of..., 1996]. При переговорах претендентов на вступление в ВТО с ее "старожилами" общие вопросы типа названных ограничений, естественно, не затрагиваются. В результате новые члены ВТО автоматически оказываются под прессом этих ограничений. Таким образом, если на заре капитализма прорыв лидеров техногенной цивилизации на рынки отставших в своем развитии стран нередко осуществлялся с помощью военной силы или угрозы ее применения, то ныне для решения этой задачи самым беззастенчивым образом используется давление ведущих международных экономических организаций.

Между тем, как ни важны структурные реформы, которых в обмен на займы добивается МВФ, без осмысленной промышленной политики, хотя бы частично компенсирующей структурные изъяны слаборазвитых экономик, они не могут ускорить индустриализацию, а стало быть, и уменьшить отставание от экономического авангарда. Не могут из-за низкой конкурентоспособности, узости национальных рынков (особенно в части спроса на высокотехнологичную продукцию производственного назначения), исторически сложившейся специализации на производстве и экспорте малодинамичных товарных групп, отсталости местного предпринимательства, низкого качества человеческого капитала и слабой мотивации капиталов, необходимых для развития. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на географию прямых иностранных инвестиций. Во-первых, преобладающая часть экспортируемого капитала по-прежнему концентрируется в странах экономического авангарда, а в 1981- 2000 гг., когда "либерализующая" деятельность МВФ достигла особого размаха, доля этих стран в его накопленном притоке выросла с 60.9 до 66.7% [ UNCTAD. World Investment. .., 2001]. Во-вторых, в рамках развивающегося мира основным магнитом для ПИИ служат отнюдь не лидеры либерализации, а страны, проводящие эффективную промышленную политику, имеющие устойчиво высокие темпы экономического роста и завидную политическую стабильность. В их число наряду с Южной Кореей, Тайванем и Сингапуром входят Таиланд, Малайзия, а также Китай, Индия, Пакистан, Турция, Вьетнам и ряд других.

ПОД ПРЕССОМ РЫНОЧНОГО ФУНДАМЕНТАЛИЗМА

Переориентация МВФ с первоначально намечавшегося содействия в преодолении экономических спадов и восполнении "провалов" рынка на форсированное открытие слаборазвитых экономик вкупе с соответствующими коррективами политики Всемирного банка и ГАТТ/ВТО, не обеспечив связывавшихся с этим надежд, скорее осложнила, нежели облегчила, положение аутсайдеров мировой экономики.

Прежде всего следует отметить нередко ускользающую от внимания научной общественности дестабилизацию множества развивающихся экономик, не в послед-

стр. 85

нюю очередь обусловленную неоправданно поспешными, плохо подготовленными рыночными реформами. Так, в последней четверти XX в. от всякого рода кризисов пострадало около ста стран. Столь значительную их частоту и обширную географию специалисты, помимо прочего, связывают с не вполне адекватной политикой, проводившейся международными экономическими организациями в отношении развивающихся стран в духе Вашингтонского консенсуса, негативные последствия которой были приумножены и усилены ростом глобальной взаимозависимости.

Приватизация и либерализация в большинстве стран проводились при обострении структурных кризисов под давлением и патронажем МВФ, по сути дела, в обмен на необходимую им финансовую поддержку. Однако для преодоления кризисов и перехода на траекторию устойчивого экономического роста одних финансовых вливаний было явно недостаточно. Требовались глубокие системные реформы при определенной последовательности и разумной скорости их проведения, ну и, конечно же, прагматичная, сообразующаяся с жизненными реалиями экономическая политика. Однако международные экономические организации, включившиеся в процесс реформирования развивающихся стран, руководствовались прежде всего и в основном чисто идеологическими соображениями. Приватизация и либерализация рассматривались ими скорее как самоцель, нежели средство социально-экономического обустройства этих стран. Отсюда чрезмерная жесткость и скорость реформ, равно как и недопустимо частые нарушения необходимой их последовательности. С этим же не в последнюю очередь связаны дополнительные экономические сбои и непомерный рост внешней задолженности во многих развивающихся странах.

В ряде случаев такому ходу событий способствовали и некорректные, замешанные на неолиберальных догмах рецепты выхода из кризиса. В их числе требование бюджетных и денежно-кредитных ограничений в условиях экономического спада, что едва ли способствовало быстрому оживлению деловой активности. Думается, не случайно, что наименьшие экономические потери среди стран, непосредственно затронутых азиатским финансовым кризисом 1997 - 1998 гг., понесла Малайзия, наотрез отказавшаяся следовать предписаниям МВФ. Характерно и то, что, несмотря на географическую близость и беспрецедентный по своей мощи натиск международных спекулянтов, от кризиса практически не пострадали КНР и Тайвань. И если "неуязвимость" первой объясняется прежде всего сохранением, несмотря на сильное давление, полного контроля государства над всеми внешнеэкономическими операциями, то второй устоял благодаря тому, что при проведении финансовой либерализации своевременно озаботился созданием новых и модернизацией традиционных рычагов стратегического финансового регулирования [Thurbon, 2001].

Немало проблем в развитии стран, находящихся на периферии мирового хозяйства, возникло также в связи с "либеральным" диктатом ВТО. И дело не только в самом усечении их во многом еще неустоявшегося государственного суверенитета этих стран. Ибо глобализация как всякий интеграционный процесс, по определению, предполагает то или иное его ограничение через делегирование прав на принятие соответствующих решений неким уполномоченным на то международным организациям или непосредственно рынку. И даже не в очевидном неравенстве конкурентных возможностей передовых и экономически отсталых стран как таковом. Особенно важны в этом плане общая неотлаженность рыночных отношений в развивающихся странах, отсутствие или несовершенство необходимых рыночных институтов и надлежащего опыта рыночного регулирования, на порядок повышающих их уязвимость перед стихией рынка, как, впрочем, и любыми неординарными "рукотворными" событиями в сравнении с государствами экономического авангарда.

Проблема еще и в том, что при преобразовании ГАТТ в ВТО, осуществлявшемся по инициативе и под эгидой лидеров мирового хозяйства, не были реорганизованы

стр. 86

дотационные участки в их собственной экономике, искажающие действие рыночных сил в глобальном масштабе, что, помимо прочего, противоречит исходным идеологическим посылкам этого института. Речь идет о явно затянувшейся поддержке ими своего сельского хозяйства и текстильной промышленности. Затянувшейся по многим причинам. Помимо естественной заботы о поддержании определенного уровня самообеспеченности продовольствием и занятости во имя социальной стабильности и национальной (продовольственной) безопасности, равно как и о сохранении национальной идентичности, в их число, похоже, входит и стремление удержать традиционные рычаги давления на развивающиеся страны. Словом, всячески подталкивая своих слаборазвитых контрагентов к ослаблению торгово-политических и иных ограничений своей экспансии, государства экономического авангарда, перестраховывая собственное благополучие, не торопятся отвечать взаимностью.

Об этом, в частности, свидетельствуют не только сохранившиеся до сих пор квоты на импорт множества промышленных и продовольственных товаров, начиная с сахара и кончая текстильными изделиями, представляющими особый интерес для стран, находящихся в начальных фазах индустриализации, но и эскалация нетарифных барьеров на пути этих и других товаров и услуг, реально конкурирующих с тамошним производством. В ту же обойму входят масштабное субсидирование западноевропейского сельского хозяйства и американского аграрного экспорта, а также либерализация торговли финансовыми услугами при одновременном ее торможении применительно к строительным и каботажным услугам, в производстве которых ряд развивающихся стран добился сравнительных преимуществ. Без надлежащего учета интересов развивающихся стран решаются и проблемы, связанные с защитой прав интеллектуальной собственности.

Не следует сбрасывать со счетов и неоднозначное воздействие нынешнего обновленного таможенного режима развитых стран на процесс модернизации развивающихся экономик. При радикальном снижении общего уровня импортных пошлин их исторически сложившаяся многоступенчатая структура, нацеленная на выборочную защиту национальных рынков, осталась в сущности неизменной. Все пошлины, как и прежде, подразделяются там на три основных категории, исходя из места и роли каждого импортируемого товара в процессе воспроизводства. Закупаемое за границей сырье совсем не облагается или облагается самыми низкими пошлинами; с разного рода полуфабрикатов взимаются пошлины среднего уровня (за частичным исключением промежуточной продукции, поступающей на предприятия транснациональных производственных сетей и объединений), а с готовых изделий - самые высокие. Аналогичным образом с прицелом на поддержку наиболее уязвимых и перспективных сегментов национального рынка выстроены таможенные тарифы и на готовые изделия.

Такой таможенный режим вкупе с ужесточением природоохранных стандартов и мер, общим ускорением НТП и вытекающей из этого потребностью в "высвобождении" дополнительного экономического пространства для непрерывно множащихся новых видов производства, а также начавшимся "либеральным разоружением" развивающихся стран, способствовал "перемещению" на периферию мировой экономики материало- и трудоемких, экологически опасных и морально устаревших производств, но в то же время во многом осложнил становление и развитие там обрабатывающей промышленности среднего и, тем паче, высокого технологического уровня, изначально нуждающейся в емких рынках сбыта. Исключение составили лишь отдельные малопродуктивные ее звенья, входящие в состав транснациональных производственных комплексов, являющихся главными бенефициариями информационно-коммуникационной революции и объектом особой заботы развитых стран. А все это, вместе взятое, наложившись на имманентные капиталу стремления к экспансии, де-

стр. 87

формировало и подорвало преобразующие силы мирового интегрирующего развития. В итоге основные выгоды от глобализации по рецептам Вашингтонского консенсуса получили, как и следовало ожидать, сами "глобализаторы". Развивающимся же странам, оказавшимся в роли "глобализуемых", достались в сущности "крохи с барского стола" по принципу "Вот тебе, небоже, что нам негоже". И это не досужие домыслы радикально настроенных антиглобалистов, а реальный факт современной истории, зафиксированный в фундаментальном исследовании ЮНКТАД, опубликованном в форме традиционного доклада этой организации о мировой торговле и развитии [UNCTAD. Trade and...].

"Как же так?" - может спросить хорошо информированный читатель. Ведь за последние три десятилетия минувшего века доля развивающихся стран в мировой торговле товарами выросла в 1.8 раза и достигла 32.1%. Причем эта экспансия произошла главным образом за счет продукции обрабатывающей промышленности. Их доля в мировом экспорте промышленных изделий повысилась за те же годы почти в 5 раз (с 5.5 до 26.8%), в том числе в экспорте машинотехнических изделий, большинство которых представляет особо динамичные сегменты мирового рынка товаров, - в 12 раз (с 2 до 24.3%) [Мировая экономика..., с.95]. К тому же в 1981 - 1998 гг. в экспорте этих стран вдвое (с 8.2 до 16.8%) выросла доля изделий средней техноемкости и почти в 2.7 раза (с 11.6 до 31%) - высокотехнологичной промышленной продукции [UNCTAD. Trade and..., p. 68].

Дело, однако, в том, что отмеченные позитивные сдвиги в товарной структуре экспорта развивающегося мира фактически отражают достижения лишь весьма ограниченной группы стран, сумевших добиться особо значимых успехов в индустриализации и потянувших за собой вверх сводные показатели по всем развивающимся странам. Ведь в 1971 - 2000 гг. на долю девяти наиболее динамичных экспортеров (включающих четверку НИС, три страны АСЕАН, нередко называемых вторым эшелоном НИС, а также Китай и Мексику) пришлось более 9/10 общего прироста в товарном экспорте развивающегося мира, и немногим меньше - в экспорте промышленных изделий и машинотехнической продукции. К тому же облагораживание экспорта развивающихся стран, фиксируемое стандартной торговой статистикой, во многом обманчиво. Эксперты ЮНКТАД как раз и обращают внимание на то, что это облагораживание не сопровождалось соответствующим приростом промышленного производства, и, стало быть, не способствовало уменьшению разрыва между развитыми и развивающимися странами по его среднедушевым объемам. Исключение составило лишь ограниченное число стран, во главе с четверкой дальневосточных НИС, глубоко интегрировавшихся в международное разделение труда еще до начала обвальной либерализации, которая была инспирирована Вашингтонским консенсусом. При этом, как подчеркивается в докладе ЮНКТАД, в их число не входит "ни одна из стран, осуществивших быструю либерализацию торговли и инвестиционного режима в последние два десятилетия XX в." [UNCTAD. Trade and..., p. VII]. Участие большинства развивающихся стран в производстве техноемкой промышленной продукции сплошь и рядом ограничивается простейшими сборочными операциями, создающими лишь малую толику добавленной стоимости, содержащейся в экспортируемой ими продукции. Преобладающая ее часть овеществляется в узлах и деталях, которые импортируются для окончательной сборки и последующего экспорта, и, естественно, достается тем странам, где эти узлы и детали производятся.

Так, в 1981 - 1997 гг., несмотря на падение удельного веса развитых стран в мировом экспорте промышленных изделий с 82.3 до 70.9%, доля этих стран в добавленной обрабатывающей промышленностью стоимости (при измерении их в текущих ценах), напротив, выросла с 64.5% до 73.3% [UNCTAD. Trade and..., p. 81]. Это фактически означает, что заметная часть прироста промышленного производства государств

стр. 88

экономического авангарда в рассматриваемый период была обеспечена благодаря "оптимизации" его структуры за счет переноса на мирохозяйственную периферию сборочных производств с малым добавлением стоимости.

Нельзя сказать, конечно же, что развивающиеся страны вообще не получили выгод от подключения к транснациональным промышленным комплексам. Выгоды они получили, и немалые. Но эти выгоды оказались значительно скромнее тех, что достались лидерам мировой экономики. В выигрыше оказались прежде всего страны, находящиеся в начальной фазе индустриализации. Создание разного рода сборочных производств помогло им повысить общий уровень продуктивной занятости и при этом включить в хозяйственный оборот ранее пребывавшее втуне такое свое "сравнительное преимущество", как дешевизна местных рабочих рук. Что же касается стимулирующего воздействия глобализации на динамику промышленного роста развивающегося мира в целом, то оно оказалось весьма слабым, особенно в сравнении с развитыми государствами. При повышении в 1981 - 1997 гг. доли развивающихся стран в мировом промышленном экспорте на 15.9 процентных пунктов (с 10.6 до 26.5%) их доля в мировом промышленном производстве увеличилась только на 7.2 пункта (с 16.6 до 23.8%) [UNCTAD. Trade and..., р.81]. Хотя в целом развивающиеся страны "стали важным игроком на мировых рынках динамичной продукции, - резюмируется в докладе ЮНКТАД, - на их долю все еще приходится только 10% мирового экспорта товаров, отличающихся высокой наукоемкостью, технологической сложностью и / или эффектом масштаба производства" (выделено мною. - А. Э.) [UNCTAD. Trade and..., p.VII].

Проблема еще и в том, что многообразные тарифные и нетарифные ограничения на импорт промышленных изделий в развитые государства вкупе с запретом на использование развивающимися странами некоторых апробированных инструментов промышленной политики существенно осложнили продвижение последних в более продуктивные ниши мирового рынка, формируемые товарами средней и высокой техноемкости. Между тем нарастающая их скученность на довольно узком экономическом пространстве дешевых трудоемких операций несет с собой реальную угрозу того, что принято называть "ошибочностью композиции" (fallacy of composition) - ситуацией, которая из-за чрезмерной концентрации продуцентов на ограниченном участке экономики чревата резким обострением конкуренции, обвалом цен на конкурирующие товары и услуги и некомпенсируемым ухудшением условий торговли ими. Применительно к интересующему нас случаю такая композиция неизбежно обернулась бы падением и без того мизерной зарплаты занимающихся сборочными операциями и общим обострением проблемы занятости [UNCTAD. Trade and..., p. 113 - 116]. По мнению экспертов ЮНКТАД, "это может подорвать процесс развития, вызвав значительное ухудшение условий торговли, и создать трения в глобальной торговой системе" [UNCTAD. Trade and..., p. 136].

Вне зависимости от отношения к приведенным выше фактам вмешательства развитых государств в общую направленность спонтанных рыночных сил, равно как и к мотивации, лежащей в основе этого вмешательства, думается, мы не вправе абстрагироваться от обусловленных им "искажений" в размещении мирового производства. Не вправе хотя бы потому, что такие искажения ущемляют интересы "догоняющих" экономик, сдерживают их модернизацию и развитие и служат "яблоком раздора" между ними и развитыми государствами. Тем более что подлинной причиной срыва конференции ВТО в Сиэтле послужил отказ стран экономического авангарда прислушаться к озабоченностям развивающихся стран по поводу неполадок в международных экономических отношениях, а вовсе не бесчинства антиглобалистов, о которых сообщали СМИ и на которых акцентируют внимание оголтелые приверженцы неолиберализма.

стр. 89

Выход из создавшегося тупика был найден лишь спустя два года, когда, столкнувшись с реальной угрозой полной приостановки переговорного процесса в рамках ВТО, ведущие экономические державы мира вынуждены были, наконец, признать озабоченности развивающихся стран, недвусмысленно высказанные ими еще в Сиэтле, и в ноябре 2001 г. на четвертой сессии Конференции министров этой организации, состоявшейся в Дохе (Катар), согласиться на переговоры по вопросам, которые тех беспокоят. (А именно это согласие являлось предварительным условием начала очередного раунда переговоров о совершенствовании мировой торговой системы.) Учитывая предысторию вопроса, очевидно, не стоит преувеличивать значимость этих договоренностей и ожидать от них немедленной отдачи. Тем более что речь идет о том, чтобы по меткому выражению Генерального секретаря ЮНКТАД Рубенса Рикуперо, "повернуть многостороннюю торговую систему лицом к развитию (выделено мною. - А. Э.). И об успехах в ее решении можно будет судить по тому, насколько удастся расширить доступ развивающихся стран к рынкам без ограничения свободы их маневра в политике" [UNCTAD. Trade and..., p. XI].

Сколько времени могут занять переговоры по этим необычайно сложным и в высшей степени щекотливым вопросам, так или иначе затрагивающим жизненные интересы всех стран-участниц, когда и какими могут быть хотя бы первые их результаты, судить, наверное, не возьмется никто. Тем более что попытка урегулирования обострившихся разногласий, предпринятая спустя два года (в сентябре 2003 г.) на очередной министерской конференции ВТО в Канкуне (Мексика), окончилась полным провалом. Недовольство участников конференции друг другом достигло такого накала, что они покинули зал заседаний, даже не договорившись о сроках следующей встречи. Не вдаваясь в перипетии этой, прямо скажем, нешуточной размолвки, попробуем уяснить общие итоги развития периферийных стран в эпоху глобализации, а также наметившиеся сдвиги в позициях лидеров мировой экономики по данному вопросу и, отталкиваясь от них, слегка заглянуть в обозримое будущее.

НА ПОРОГЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Вторая половина XX в., прошедшая под знаком радикальных технико-экономических и общественно-политических перемен планетарного масштаба, круто изменила жизнь мирохозяйственной периферии. Образующие ее территории и страны, освободившись от колониальной и полуколониальной зависимости, приступили к формированию и укреплению собственной государственности, стараясь подвести под только что обретенный национальный суверенитет современный экономический фундамент. Основным рычагом экономической модернизации этих стран из-за вековой отсталости стала индустриализация. Несмотря на множество всевозможных заторов и сбоев, к началу нынешнего века большинству из них удалось добиться на этом поприще определенных, а в отдельных случаях весьма внушительных успехов. Достаточно сказать, что в 1951 - 2000 гг. совокупный ВВП развивающегося мира (в ценах и по ППС 2000 г.) вырос в 11 раз (против 2.5 раза в предшествующие полвека), промышленное производство (включая продукцию добывающей индустрии) увеличилось в 16.3 раза и производство услуг - в 12.3 раза при росте сельскохозяйственной продукции в 4.3 раза. В итоге его доля в мировом ВВП повысилась в 1.8 раза (с 22.2 до 39.7%), в промышленном производстве - в 2.2 раза (с 15.5 до 33.7%), а в производстве услуг - в 2 раза (с 20 до 40.1%) [Мировая экономика..., 2003].

Отмеченные достижения, однако, были в значительной мере "съедены" беспрецедентно высоким приростом населения этих стран, особенно в первые послевоенные десятилетия, когда демографический бум достиг своего апогея. И реальный объем экономических благ в расчете на душу населения оказался намного скромнее их абсолютного прироста. Среднедушевой ВВП развивающихся стран за те же полвека

стр. 90

вырос в 3.9 раза и подушевое промышленное производство - в 5.7 раза [Мировая экономика. .., 2003]. А поскольку экономика стран авангарда тоже не стояла на месте, то и относительный разрыв в уровнях развития центра и периферии мировой экономики (измеренный соотношением их подушевого ВВП) практически не изменился. Причем в первом послевоенном двадцатипятилетии этот разрыв даже несколько вырос. Его сокращение началось лишь в 1970-е годы, отмеченные резким замедлением экономического роста развитых государств. Так, при измерении ВВП обеих групп стран в ценах и по ППС 2000 г., точнее других отражающих сегодняшнее состояние дел, получается, что к началу нынешнего века среднедушевой ВВП всех развивающихся стран, изначально входивших в эту группу, достиг 13.6% аналогичного показателя государств экономического авангарда против 9.9% в 1970 г. и 12.2% в 1950 г. [ Мировая экономика..., 2003].

Если же исключить из их числа НИС, уже перешедших в более тяжелую "весовую категорию", то выяснится, что относительный разрыв в среднедушевых ВВП двух групп стран не только не сократился, а фактически увеличился. К тому же разрыв этот наряду с относительным имеет еще абсолютное измерение, несравненно более существенное по своей значимости. Поскольку исходные возможности экономического роста зависят прежде всего и в основном от реальной величины подушевого ВВП, а не от его соотношения с другими странами. А абсолютный разрыв между лидерами и аутсайдерами мировой экономики из-за огромных различий в весомости каждого процента прироста их подушевого ВВП обычно растет даже при сокращении его относительных размеров.

Между тем разрыв этот в ценах и по ППС 2000 г. к концу XX в. в сравнении с его серединой вырос более чем в 3.4 раза и достиг уже почти 25 тыс. дол. Но дело не только, а быть может и не столько в этой устрашающе-впечатляющей сумме, составляющей, кстати говоря, более 6/7 средневзвешенного показателя развитых государств, и даже не в неизбежности ее дальнейшего роста, сколько в новом качестве самого разрыва. Если до начала информационно-коммуникационной революции отставание развивающихся стран от развитых происходило, грубо говоря, в рамках одной технологической эпохи, то ныне, когда лидеры мировой экономики уже вступили в постиндустриальную фазу развития, преобладающее большинство развивающихся стран все еще находится на раннеиндустриальной, в лучшем случае среднеиндустриальной стадии развития, хотя там встречаются и отдельные вкрапления постиндустриальных технологий.

Спору нет, с появлением Интернета возможности получения новых знаний неимоверно увеличились. Но, во-первых, интернетизация периферийных стран требует огромных (в сравнении с их собственными возможностями) средств и немалого времени. Особенно если принять во внимание неизбежные затраты на улучшение здравоохранения и элементарное жизнеобустройство основной массы их населения, не говоря уже о массе других пробелов и упущений. Во-вторых, с углублением разрыва в уровнях развития лидеров и аутсайдеров мировой экономики и усилением неравномерности в развитии ее аутсайдеров растут масштабы оттока из отстающих стран лучших и наиболее перспективных специалистов. В-третьих, реализация творческого потенциала таких специалистов в странах происхождения, чтобы инициировать и ускорить их технико- экономическое возвышение, требует особого внимания и нестандартных решений со стороны государства, возможности которого влиять на ход развития в тенденции сужаются. В-четвертых, "погоня" развивающихся стран за развитыми существенно осложняется нарастающим сокращением жизненного цикла товаров и технологий, которое сопутствует ускорению НТП. И, наконец, нельзя не учитывать его трудосберегающего эффекта, могущего существенно осложнить социально-политическую ситуацию в периферийных странах и тем самым затормозить, а то и вовсе блокировать, процесс их технико-экономического возвышения. Тем более

стр. 91

что на рубеже тысячелетий, по оценке Всемирного банка, из 6 млрд. людей, населяющих нашу планету, 2.8 млрд. живут менее чем на 2 дол. США в день, иными словами, имеют доход ниже установленной мировым сообществом международной черты бедности, а 1.2 млрд. - менее чем на 1 дол. США в день, что по той же градации равнозначно полной нищете [Всемирный банк. Доклад..., 2001, с. 11]. Очевидно, что все или почти все эти люди проживают в развивающихся странах, ряды которых недавно пополнились бывшими социалистическими государствами.

В свете вышеизложенного встречающиеся еще порой утверждения о возможности подтягивания развивающихся стран до уровня развитых представляются абсолютно несостоятельными. Тем более если учесть ограниченность биоресурсного потенциала планеты. В лучшем случае не исключено лишь некоторое относительное сближение двух групп стран по этому обобщающему показателю. Основная проблема будущего общественно-экономического развития и центральная задача формирующегося ныне нового мирового экономического порядка заключается, таким образом, не в преодолении практически непреодолимого разрыва между развитыми и развивающимися странами, а в поиске и реализации мер, содействующих ускоренной модернизации архаичных экономик развивающихся стран и переводу их на рельсы расширенного воспроизводства, могущего обеспечить достойную жизнь всем жителям нашей планеты. Решение этой поистине эпохальной задачи осложняется нарастающей неравномерностью в развитии периферийных стран, требующей более вдумчивого и дифференцированного подхода к их проблемам, учитывающего специфику каждой страны.

Известное представление о первых итогах этого неоднозначного процесса можно получить из данных о динамике экономического роста 100 наиболее значимых в экономическом отношении стран, на долю которых приходится более 99% ВВП и населения развивающегося мира в "традиционных" его границах, не учитывающих пополнения бывшими социалистическими странами, равно как и перемещения НИС в группу развитых государств (таблица).

При рассмотрении результатов ранжировки развивающихся стран по темпам прироста подушевого ВВП обращают на себя внимание изменения в количественном составе групп, различающихся между собой по этому показателю, равно как и в численности их населения в выделенных временных интервалах. В основе этих изменений лежит скачкообразное усиление неравномерности их развития. Его первая волна была, помимо прочего, связана с мировым энергетическим кризисом, в той или иной мере осложнившим экономическое положение стран, зависящих от импорта энергоресурсов, а вторая - спровоцирована форсированной либерализацией, проведенной под давлением международных экономических организаций. Но если в 1971 - 1985 гг. число стран с темпами прироста подушевого ВВП, превышающими 2% (условно принимаемых в качестве нижней границы относительного благополучия) по сравнению с предшествующим 20-летием, несмотря на энергетический кризис, увеличилось на 1/3, то в последующие 15 лет оно в 1.5 раза сократилось. Между тем доля таких стран в общей численности населения развивающегося мира многократно выросла. Стало быть, и наметившееся экономическое возвышение развивающегося мира в последние три десятилетия XX в. наряду с четверкой НИС было обеспечено прежде всего и в основном многонаселенными странами с солидным исходным рыночным потенциалом во главе с Китаем, Индией, Бангладеш, Пакистаном и Индонезией. Потенциалом, который даже при низком уровне развития обеспечивает большие в сравнении с малыми странами возможности для проведения относительно независимой экономической политики.

Особенно показателен экономический рывок НИС, сумевших раньше и лучше других воспользоваться возможностями динамизации экономики, связанными с пре-

стр. 92

Таблица

Ранжировка 100 важнейших в экономическом отношении развивающихся стран по среднегодовым темпам прироста ВВП на душу населения (1951 - 2000 гг.)

-----

Источник: [ Мир на рубеже ..., 2001, с. 376]

имуществами международного разделения труда. В чем-то этой четверке просто повезло. И все же достигнутые ими феноменальные успехи являются их собственной заслугой. Дело, помимо прочего, в том, что в период, когда там закладывались основы для форсированного наступления на отсталость, они не испытывали назойливой неолиберальной опеки. И с рецептами Вашингтонского консенсуса в их экономической политике совпала лишь неукоснительная забота о поддержании макроэкономической стабильности. НИС, как рекомендовано Вашингтонским консенсусом, тоже уделяли повышенное внимание развитию экспорта, но не спешили со снижением импортных барьеров. Внешняя торговля в конечном счете была ими либерализована, но лишь постепенно по мере создания новых рабочих мест в экспортной промышленности. Постепенно, в отличие от рекомендаций Вашингтонского консенсуса, осуществлялась там и либерализация финансов и рынка капиталов. (Хотя, как отмечалось выше, это не уберегло некоторых из них от финансового кризиса.) Главное же в том, что вместо рекомендованного Вашингтонским консенсусом форсированного вытеснения государства из экономики, они весьма успешно воспользовались его созидательным потенциалом. На редкость эффективная политика государства сыграла ничем не заменимую роль в их беспрецедентно быстром экономическом возвышении.

Во многом сходная политика уже около четверти века проводится в Китае, проявившем удивительную осмотрительность и настойчивость в защите своих национальных интересов при вступлении в ВТО. И если взглянуть на перечень стран, оказавшихся в 1971 - 2000 гг. в рассматриваемой категории, то увидим, что все они за Исключением "образцово-показательной" Чили и нескольких карликовых стран, попавших в динамичную струю благодаря благоприятной экономической и политической конъюнктуре, добились динамизации экономического роста при активном содействии государства, хотя при этом и было допущено немало ошибок. Всего же за последние 30 лет истекшего века темпов прироста подушевого ВВП, превышающих средневзвешенный показатель лидеров мировой экономики, удалось добиться 30 странам, на долю которых приходится 68% населения развивающегося мира.

В то же время подушевой ВВП почти трех десятков стран, где проживает около 20% его совокупного населения, не вырос, а сократился. Присовокупив же к последней группе страны с темпами прироста подушевого ВВП менее 1 % в год, увидим, что в завершающей стадии истекшего столетия среди неблагополучных стран оказалось более половины нашей выборки из 100 стран, где сосредоточено свыше 1/4 жителей

стр. 93

развивающегося мира и около 1/5 всего населения планеты. В их число входят не только самые бедные государства, но и ряд стран со сравнительно приличным по меркам развивающегося мира подушевым ВВП. Но это не меняет сути дела, а лишь подчеркивает необычайную сложность ситуации, сложившейся к началу нынешнего века в развивающемся мире. Несколько сглаживает, быть может, общую неблагоприятную картину тот факт, что около 2/3 всех жителей планеты, находящихся ниже порога нищеты и бедности, сосредоточено в пяти крупнейших развивающихся странах, которые по темпам прироста подушевого ВВП в последние 30 лет превосходили развитые государства [ Всемирный банк. Доклад..., 2001, с. 11, 302, 303].

Экономическая и сопутствующая ей социальная деградация возросшего массива развивающихся стран, несмотря на сравнительно небольшую их долю в совокупном населении мира, не может не тревожить здравомыслящую часть человечества. Ибо с умножением их числа ширится ареал и увеличивается количество разного рода потенциальных угроз благополучию мирового сообщества. Вкупе с разрастанием экологического неблагополучия это может поставить под вопрос будущее современной цивилизации со всеми ее научно-техническими и социально-экономическими достижениями. И хотя отставание деградирующих стран Юга от лидеров мировой экономики по индексу человеческого развития несколько меньше, чем по ВВП на душу, это едва ли меняет суть дела. Ибо в условиях экономической безысходности рост продолжительности жизни и просвет в сфере образования скорее усугубляет, нежели облегчает, нравственные и физические страдания людей.

Чтобы ускорить выход из порочного круга бедности, необходимо, думается, пересмотреть некоторые стереотипы и, в частности, отказаться от центро-периферического взгляда на процесс развития. Дело, помимо прочего, в том, что универсального экономического оптимума не существует по определению. То, что представляется оптимальным для мировой экономики в целом, совсем не обязательно является таковым для каждой отдельно взятой страны, особенно если не забывать о перспективе. Идея оптимизации мирового хозяйства, нередко присутствующая в той или иной форме в работах экономистов неолиберального толка, имплицитно исходит из интенции оптимизировать условия для НТП, центром и главным бенефициарием которого, как известно, являются страны экономического авангарда. И даже если бы свободная торговля стала реальностью и действительно была бы способна улучшить распределение ресурсов на всех этажах мировой экономической пирамиды и во всех без исключения странах, сама по себе она не может ни обеспечить, ни увязать между собой накопление капитала и повышение производительности труда, представляющих два основных источника экономического роста и развития [UNCTAD. Trade and ..., 2001, p. 84].

Как показывает опыт развитых и тех развивающихся стран, которым удалось добиться на этом поприще заслуживающих внимания успехов, решение задач такого рода с необходимостью предполагает активное участие в процессе экономического строительства национального государства. Для успешного развития требуется не только эффективный рынок, но и эффективное государство, способное обеспечить формирование и поддержку такого рынка.

* * *

Для возобновления экономического роста стагнирующих и деградирующих развивающихся стран и укоренения там расширенного воспроизводства необходим принципиально иной миропорядок, позволяющий гармонизировать интересы всего мирового сообщества. Порядок, способствующий приумножению и эффективному использованию экспортных ресурсов стран, занимающих нижние ступени в мировой

стр. 94

экономической табели о рангах. Нужны условия, позволяющие наращивать функциональную открытость таких экономик при постепенной и осмотрительной либерализации их торгово-политических режимов, как это совсем недавно было сделано в Японии и в дальневосточных НИС, а ныне осуществляется в Китае и ряде других последовавших их примеру стран, которые во многом благодаря гармонизации импортозамещения с развитием экспортного потенциала по динамике ВВП на душу населения стали опережать государства экономического авангарда. Аналогичная схема, кстати говоря, широко использовалась в свое время и большинством стран, которые входят ныне в его состав. С той, однако, разницей, что тогда можно было ограничивать контакты с мировым рынком на годы, а может быть и на десятилетия. Теперь же из-за резкого ускорения НТП чуть ли не любая заминка в развитии мирохозяйственных связей чревата перебоями в механизме расширенного воспроизводства.

В сущности, нужна иная модель глобализации, в качестве неотъемлемой части включающая адаптацию государств экономического авангарда к насущным потребностям стран арьергарда и активную хорошо продуманную его поддержку по ключевым направлениям развития. Модель, которая призвана оптимизировать сочетание рыночного и регулирующего начал в развитии их хозяйственного взаимодействия, блокировать хаос как рыночной, так и архаизированной стихии, выбивающей почву из под ног значительной части развивающихся и переходных экономик.

К непременным компонентам такой модели относятся: расчистка завалов на пути взаимодействия лидеров и аутсайдеров мировой экономики; ускоренное поэтапное перемещение обрабатывающей промышленности из центра на периферию, передача развивающимся странам соответствующих технологий и помощь в профессиональной подготовке местного персонала, синхронное открытие рынков развитых государств, где эта промышленность дислоцировалась, и - главное - всемерное содействие развитию творческого, интеллектуального и духовного потенциала менее развитых стран.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Всемирный банк. Доклад о мировом развитии. Наступление на бедность. М.: Весь мир, 2001.

Глобализация и крупные полупериферийные страны. М.: Международные отношения, 2003.

Дюмулен Н. Н. Всемирная торговая организация. М.: Торгово-промышленная палата РФ, 1999.

Мир на рубеже тысячелетий. Прогноз развития мировой экономики до 2015 г. М.: Изд. дом "Новый век", 2001.

Мировая экономика. Глобальные тенденции за 100 лет. М.: Экономист, 2003.

Солоницкий А. Мировое интегрирующее развитие // Мировая экономика и международные отношения. 1995. N 12. С. 9 - 12.

Handbook of Trade and development Statistics 199611997. N.Y. -Geneva: U.N. Publication, 1997.

Integration of Developing Countries into the International Trading System. P.: OECD, 1992.

Report of the Conference on East Asian Development: Lessons for a New Global Environment. Kuala-Lumpur, Malaysia. UNCTADAX/Misc. 3.09.04.1996.

Stiglitz J. Globalization and Its Discontents. L.: Penguin Press, 2002.

Thurbon E. Two Paths to Financial Liberalization: South Korea and Taiwan // The Pacific Review. Vol. 14. 2001. N2.

UNCTAD. Handbook of Statistics 2002. N.Y. -Geneva: U.N. Publication, 2002.

UNCTAD. Trade and Development Report, 2002. N.Y. -Geneva: U.N. Publication, 2002.

UNCTAD. World Investment Report 2001. N.Y. -Geneva: U.N. Publication, 2001.

World Development Indicators 2002. World Bank. Wash., 2002.

World Development Report 1991. The Challenge of Development. World Bank. Oxford University Press, 1991.

WTO. International Trade and Development Statistics 2001.

Permanent link to this publication: