Алматы: ТОО "Print-S", 2009. 1263 с.
Кокандская историография исследуется давно. Особый вклад в ее изучение внес автор рецензируемой книги - Тимур Касымович Бейсембиев (список своих работ по теме (45 статей и книг) он приводит на с. 1033-1036). Монография фактически представляет собой концентрированный и обогащенный итог прежних работ исследователя (по словам автора, "плод 26-летних изысканий", с. 65).
Основная часть книги состоит из трех глав. В первой главе автор изложил историю изучения кокандской историографии, привел краткий обзор хроник, их классификацию, предложил свои наблюдения относительно внутренней взаимосвязи сочинений периода ханств (естественно, в основном кокандских авторов) и предпринял попытку определить место кокандских хроник в историографической традиции Востока, к сожалению, без обширных сравнений. Интересен анализ Т. К Бейсембиевым "внешних" и "внутренних" (взаимных) компиляций в сочинениях кокандских историографов. Иными словами, автор выделил в сочинениях блоки, заимствованные у ранних авторов и, собственно, у "своих" кокандских историков. Анализ сопровожден подробными таблицами, что позволило автору сделать общие заключения о методах компиляций.
Во второй главе автор предлагает обзор социально-экономической, отчасти политической и этнической, истории Коканда, также немного расширив материал и факты, опубликованные в прежних своих работах. Интригующе назван третий параграф этой главы - "Идеология", представляющий собой достаточно поверхностное исследование способов и источников легитимации власти Мингов. Более точно в этой главе речь идет об идеологии политических легитимации, которые автор приводит из своих прежних работ, исключив только заключения, сделанные в стиле советской исторической школы. Тем не менее для современных исследователей полезно то, что в этой главе приведен солидный материал фиктивных и реальных родственных связей Мингов, обширные сравнения с прецедентами генеалогических реконструкций (опять же искусственных и реальных) других династий Средней/Центральной Азии, в первую очередь Чингизидов. Здесь же приведены обзоры и интерпретации разных вариаций легенд о происхождении Мингов от "сына" Захир ад-дина Бабура - Алтун Бишика. Интересно (хотя и не бесспорно) заключение Т. К. Бейсембиева о "триумфе чагатайской государственной идеи в Фергане" (с. 224), о чем подробнее будет сказано ниже.
Наблюдения автора по поводу реконструкций местных династий собственного происхождения обогащены интересными историческими и культурологическими сравнениями, особенно в отношении восприятия в Российской империи завоевания Крыма и Кавказа, примерами из истории средневековой Франции и др. В интерпретациях автора эти сравнения могут дать интересную перспективу для теоретических осмыслений, особенно схожих обоснований державных прав у династий, разделенных историческими, региональными, культурными и религиозными традициями.
Третья глава монографии посвящена краткому обзору политической истории Коканда и соседних государств и независимых владений, также заимствованной в большей степени из прежних работ автора. Здесь же Т. К. Бейсембиев предлагает список и достаточно подробную хронологическую классификацию и репертуар содержания источников (с. 344-491). Этот обзор может существенно облегчить работу тем исследователям, кто продолжит изучение кокандской историографии.
Заключение книги представляет собой большей частью итоговые размышления автора по поводу возможных перспектив для дальнейших исследований кокандской историографии. Здесь же (с. 326) он, на мой взгляд, вполне справедливо предлагает пересмотреть достоверность тезиса об "острых англо-русских противоречиях в Средней Азии" на том основании, что о них не упоминается в кокандских хрониках. Этот тезис Т. К. Бейсембиева может быть подтвержден рядом статей знаменитого "Туркестанского сборника" (см. особенно серию статей: "О среднеазиатском вопросе". Передовые статьи "Биржевых Ведомостей". N 16, 124, 135, 141, 160, 163,239, 273, 306) [Туркестанский сборник, с. 157-219].
Т. К. Бейсембиев выделяет два приоритетных (как он полагает) направления в дальнейшей разработке сочинений кокандских авторов и истории региона: в пределах первого направления (источниковедческого) предлагается отдельное изучение всех имеющихся кокандских хроник, их на-
учные издания, переводы, размещение в Интернете и т.п.; в пределах второго (исследовательского) предложено "разрабатывать те проблемы, при решении которых кокандские хроники... могли быть взяты за основу". К таким проблемам, например, отнесены "история Кокандского ханства и история Средней Азии XVIII-XIX вв." (с. 326). Далее совершенно справедливо поставлен вопрос о "компилятивных частях" сочинений историографов Коканда, для выявления их связи с предшествующими историографическими традициями мусульманского мира. Т. К. Бейсембиев не исключает, что в компилятивных частях "отдельные сведения кокандских хроник могут оказаться вполне оригинальными и даже уникальными" (с. 327).
Особая ценность рецензируемой книги состоит в том, что ее можно использовать как обширный и подробный справочник по политической и генеалогической истории Коканда и некоторых других государств региона. В монографии имеются полезные сведения в области сравнительного источниковедения (к сожалению, они не учитывают современных компаративных методик в исследованиях исламской историографии), репертуара хроник, экономической и культурной жизни ханства, дворцовой жизни, "табель о рангах" (чинах и званиях) в Кокандском и отчасти в соседнем ханствах и т.п. Весь этот материал изложен в солидных по объему приложениях (с. 21-64, 344-1004), которые в действительности представляют собой более расширенный вариант "Индексов", опубликованных Т. К. Бейсембиевым в Японии [Beisembiev, 2008]. Подробные указатели к текстам также делают книгу весьма полезной и удобной в использовании, несмотря на ее солидный объем и немного запутанную структуру. Добавлю, что некоторые приложения выглядят лишними в исследовании (например, генеалогические хорошо известные древа афганских Дуррани или иранских династий). Вместо них более полезно было бы расширить исследовательскую часть монографии, имеющую непосредственное отношение к заявленной в названии теме.
Объемное, обширное, добротное исследование А. К. Бейсембиева вызывает положительную реакцию, но одновременно располагает к научным дискуссиям и оставляет пространство для других точек зрения (собственно, это и было одной из задач автора, судя по его многочисленным ремаркам). Поэтому позволю себе сформулировать некоторые соображения относительно высказанных автором гипотез и утверждений, а также предложить свое видение перспектив исследований истории Коканда.
Прежде всего хотелось бы остановиться на утверждении Т. К. Бейсембиева о "триумфе чагатайской государственной идеи" в генеалогических реконструкциях кокандских Мингов и других династий (с. 223-225); в другом месте эта "идея" названа "политико-правовой идеологией Чингизизма" (с. 325). Однако мне представляется, что генеалогические реконструкции кокандских историков скорее персонифицированы. В них выделяется не династия (Чагатаиды или Тимуриды), а конкретные личности, в первую очередь Амир Тимур, иногда Чингисхан, как изрядно мифологизированные образцы "твердой и справедливой власти". Далее, эти реконструкции, оставаясь способом легитимации династии, имели те формы, которые создавали конкретные официальные или независимые авторы. Как они воспринимались в обществе, мы пока не можем сказать достоверно. Собственно, "государственные идеи", господствовавшие в среде Мингов, равно как и у соседних династий, еще далеки от полных осмыслений (такую попытку предпринял автор настоящей рецензии, см.: [Бабаджанов, 2010]).
К сожалению, в упомянутом параграфе "Идеология", а также в Заключении (где автор намечает перспективы дальнейших исследований) не нашлось места для анализа исламских источников легитимности власти. Между тем такая попытка исламизировать свою родословную (посредством фабрикации генеалогии Тимура с потомками Пророка) имела место в случае 'Умар-хана (у Исфараги и затем повторившего эти генеалогические креативы 'Аваз-Мухаммада [Бабаджанов, 2010, с. 332-338]), что отмечено и у автора в его описании репертуара источников. Между тем легитимация собственного права на власть у Мингов не ограничивалась только "поисками" легитимной родословной, связанной в первую очередь с Амиром Тимуром. В этом случае нельзя обходить вниманием религиозный контекст сочинений, который еще далек от добротных и обширных осмыслений.
К соображениям Т. К. Бейсембиева относительно дальнейших перспектив исследования кокандской историографии хотелось бы добавить еще и следующее. В отношении кокандской историографии должны быть применены и другие методологии исследований и анализов мусульманских источников. Особенно важно проанализировать ее как единый и в то же время разнообразный историографический корпус. Одновременно необходимо выделить в ней "нарративные комплексы", исследовать внутреннюю динамику текстов, их смысловые связи с хронологически и территориально близкими и отдаленными историями, как это предлагает Мэрелин Р. Волдман [Waldman, 1980].
Очень важно иметь в виду мотивы автора как протагониста идеологии какого-то сословия, группы, клана, высокопоставленной личности и т.п. В аспекте политических легитимации практически для любого кокандского автора непременным основанием для его "построения" (выбора) оптимального образа правителя является "правильный/справедливый" характер его деяний. При таком подходе, как заметила Джулия С. Мейсами, важно учитывать пропагандистские побуждения авторов, "ибо их труды тесно связаны с легитимацией их правителей или эмфазисом на особом статусе их региона и его жителей" [Meisami, 1999, р. 296-297]. Одновременно (если это касается преимущественно неофициальных историй) обязательно должна учитываться нравственная риторика историографов [ibid., p. 5-10, 67-72]. Добавлю, что, как правило, такая риторика связана с конфессиональными оценками и мировоззрением. Следовательно, этот аспект тоже важен в исследованиях кокандской историографии. Важно также сосредоточиться на других историографических вопросах: стиле изложений политических событий, выявлении в них принципов сочетания исламских и чингизидских традиций, понимания авторами династической генеалогии, ее легитимации, формы критики одних и возвышения других правителей и т.п.
Во всяком случае, теоретическое осмысление кокандской историографии еще далеко от завершения. На мой взгляд, рецензируемая монография представляет собой еще один этап исследований, когда в изучении источников сохранялись описательный метод или подходы исключительно в плане восстановления политического, экономического и общественного контекста истории отдельного государства (ханства) региона. Иными словами, благодаря переработанному автором солидному материалу осмысление кокандской истории можно вывести на новый уровень. Хотя рецензируемой публикацией теоретическое осмысление кокандской историографии еще не завершено.
Тем не менее книга Т. К. Бейсембиева может стать пособием для специалистов (например, в качестве настольного справочника по позднейшей (доколониальной) истории региона, династиям, должностным обязанностям бюрократических структур и т.п.) и ее следует рассматривать как блистательное завершение этапа описательных исторических и историографических реконструкций прошлого региона.
Должен предупредить, что высказанными замечаниями и соображениями я никоим образом не хотел бы подвергнуть сомнению исключительную полезность и важность рецензируемой монографии. Повторю, что заслуги Т. К. Бейсембиева в изучении истории и историографии Коканда исключительны. Такого рода кропотливая и обширнейшая систематизация материала, информативная насыщенность, скрупулезность и широчайший охват - редчайшее (по нынешним временам) явление для исторических и тем более источниковедческих исследований. Уверен, что это и другие исследования по истории Коканда и региона, которые вышли из-под пера Т. К. Бейсембиева, стимулировали и будут стимулировать других ученых.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бабаджанов Б. М. Кокандское ханство: власть, политика, религия. Токио-Ташкент, 2010. Туркестанский сборник. Т. 6 / Сост. В. И. Межов. Л., 1967.
Beiscmbiev T.K. Annotated Indices to the Kokand Chronicles. Tokyo: ILCAA, 2008. Meisami J.S. Persian Historiography to the end twelfth century. Edinburgh, 1999.
Waldman M.R. Toward a Theory of Historical Narrative - A Case Study in Perso-Islamicate Historiography. Ohio: Ohio Univ. press, 1980.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
![]() |
Editorial Contacts |
About · News · For Advertisers |
![]() 2020-2025, BIBLIO.UZ is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Uzbekistan |