Цивилизационный метод изучения истории является одним из наиболее распространенных в современной науке. Начиная еще с А. Тойнби, который полагал, что изучение цивилизаций есть "умопостигаемое поле исторического исследования", этот метод использовался для описания цивилизаций. Причем надо отметить, что это относилось к анализу уже сложившихся цивилизаций. Новизна исследования состоит в том, что автор применяет данный метод для понимания явлений, связанных со становлением новой цивилизации, объединяющей страны Юго-Восточной Азии (ЮВА). В нем рассматриваются вопросы цивилизационного формирования, взаимосвязь этого процесса с глобализацией, а также препятствия на пути становления региональной идентичности. Исследование лежит в русле важнейших направлений, которые разрабатываются институтами Историко-филологического отделения РАН.

Эта проблема представляется актуальной и для России, где сегодня остро стоит задача укрепления общероссийской идентичности в рамках полиэтнической и поликонфессиональной страны.

Прежде чем перейти к основному содержанию следует определиться с пониманием самого понятия цивилизации. Если мы принимаем, что цивилизация есть некое сообщество, связанное воедино совокупностью базовых смыслов и объединенное политической или религиозной идеей, то обоснование цивилизации Юго-Восточной Азии требует одних доказательств. Если под цивилизацией мы будем подразумевать определенный уровень материальной и духовной культуры и общественного развития, то соответственно - других. Если же в основу понятия цивилизация кладутся элементы бессознательной симпатии (реципроктности) и альтруизма взаимодействующих сообществ, то - третьих.

Такое разнообразие научных представлений о самом термине "цивилизация" сильно затрудняет изучение вопроса, ибо мы сталкиваемся с использованием одного и того же понятия в разных и подчас малосопоставимых контекстах. Я стремился придерживаться первого из вышеупомянутых определений цивилизации, ибо, как представляется, это определение в наиболее полной степени выражает самое суть понятия цивилизации в ее историческом контексте.

На основе такого подхода появляется возможность структурировать многочисленные исследования по истории и культуре стран ЮВА, выделив по меньшей мере две ос-

Статья написана в рамках исследовательского проекта РГНФ 07 - 01 - 00081а.

При подготовке статьи были использованы материалы, предоставленные А. А. Агаджаняном, И. В. Подберезским и Д. В. Деопиком на состоявшейся в 2004 г. в ИМЭМО РАН научной конференции, посвященной проблемам цивилизационного развития ЮВА. Автор также выражает благодарность Г. Ф. Мурашевой, В. А. Тюрину и А. М. Хазанову за ценные советы при подготовке окончательного варианта настоящего текста.

стр. 5
новные концепции, которые широко распространены среди исследователей этого региона.

Сторонники первой концепции исходят из того, что Юго-Восточная Азия - гетерогенный и разъединенный регион, который с незапамятных времен характеризуется цивилизационной мозаичностью. Они рассматривают ЮВА как хаос народов и языков, как смесь религий, рас, цивилизаций, экономик и политий. Их общее мнение заключается в том, что ЮВА делится на сферы влияния индийской и китайской культур и в регионе нет единого культурного поля, нет и единого художественного стиля, который в других регионах как раз и свидетельствует о цивилизационном единстве. Кроме того, для ЮВА трудно отыскать некую общую идею, которая должна пронизывать исторический путь мало-мальски заметной цивилизации: [Холл, 1958; Acharya, 2000; Geertz, 1980; Wolters, 1999].

С этой концепцией тесно связаны и некоторые другие подходы, в которых история ЮВА рассматривается как бесконечное противостояние и борьба местных государств, как зона столкновения мировых религий. Естественно, что сторонники этих концепций даже слышать не хотят о непрерывном существовании особой цивилизации ЮВА. Применительно к сегодняшнему дню они обычно заявляют о непрочности объединительных процессов в регионе, о сохранении серьезных противоречий между входящими в АСЕАН странами, о том, что никакой новой юго-восточноазиатской идентичности сформировать не удастся.

Слабость всех этих концепций состоит в том, что объективная реальность последних сорока лет в истории стран Юго-Восточной Азии не подтверждает этих умозаключений. В эти годы ЮВА из мировой периферии превратилась в один из наиболее быстроразвивающихся районов мира. Местные элиты сумели сформулировать объединяющие их цели, интересы и принципы и на этой основе сделать огромный шаг к взаимной интеграции, мирно разрешив большинство многолетних региональных конфликтов. Без глубинных основ внутреннего единства достичь таких результатов странами, население которых исповедует разные, подчас конкурирующие друг с другом религии -(буддизм, ислам и христианство), а тип государственной власти варьируется от демократической республики (Филиппины) до коммунистической (Вьетнам) или военной (Бирма) диктатуры, невозможно.

Концепцию, которую я выдвигаю, можно назвать концепцией изначального единства. Суть ее заключается в том, что, несмотря на разнообразие народов, языков, религий, в ЮВА есть нечто общее, что связывает все проживающие здесь этносы.

В сфере экономики - это основанное на ирригации рисовое хозяйство, которым издревле занималось население долин крупных и средних рек.

В социальной сфере - это исключительно сильная община, основанная на общем для всех типе хозяйства - рисопроизводстве. Общинный организм породил чрезвычайно важную и самую многочисленную для всех стран региона социальную группу - свободных крестьян. Юго-Восточная Азия всегда характеризовалась большой социальной мобильностью, где крестьянин мог стать военным, чиновником или монахом.

В духовной сфере - это традиции, обычаи, архетипы сознания, особенно культ предков. Именно от них человек, исповедующий ислам, буддизм или христианство, до сих пор получает главную санкцию на свое поведение. Не менее важным является и общий для большинства народов ЮВА культ духов-хранителей общины. Это надсемейный культ, который всегда привязан к определенной деревне-общине и не объединяется в более сложные конструкции. И сегодня среди общих культурно-религиозных доминант культ предков и духов это не просто тип ранней религиозности, но сохранившаяся вопреки всем влияниям основополагающая форма религиозных верований и практик.

Более того, на уровне власти этот культ трансформировался в культ царственных предков, а также в культ сакрализованного, а в некоторых случаях и обожествляемого,

стр. 6
царя. Культ предков-духов, как и связанный с ними культ обожествляемого правителя, и образовывают тот первоначальный общий идейно-духовный субстрат, который можно найти практически повсюду в Юго-Восточной Азии.

Позже на этот субстрат наложились мировые религии (сначала буддизм, потом ислам и еще позже христианство). При этом мировые религии не подавили и не вытеснили традиционные культы, а скорее дополнили их, резко расширив границы миросозерцания и уровень духовной культуры этносов ЮВА. Базовый сакральный слой - культ предков и духов продолжает и сегодня активно существовать и фиксируется, как правило, в устной форме (фольклор, миф, народный театр). Мировые же религии, как и связанные с ними литературные и художественные традиции, опираются на письменную практику и строятся вокруг священных текстов. Взаимодействие между этими двумя слоями порождает смешанные формы, сочетающие устную и письменную традиции, и свидетельствует об имманентной способности местных культур к заимствованию нового знания без разрушения старого. Это проявляется и сейчас, когда процесс модернизации - усвоение смыслов западной цивилизации - не вытесняет устоявшиеся религиозно-духовные воззрения, а скорее находит свою нишу, определяя поведение в сфере бизнеса и трудовых отношений.

В сфере семейных и деловых отношений общее для всего региона - это и система счета родственников по обеим линиям, и традиционная взаимопомощь в общине, и обыкновение принимать решение после длительного и тщательного обсуждения, в котором участвуют все с намерением не поспорить и доказать свою правоту, а достичь согласия и компромисса.

Свидетельством исторического единства стран региона можно считать общую для них рыхлость и неустойчивость элит. При всей пышности элитарной культуры, ее статусной символики и атрибутики механизм удержания статуса, наследования не был разработан, а там, где его пытались создать (панджи в яванско-малайском мире, кхлони и комратень ани в Ангкорской Камбодже), результат был скорее отрицательным. В исторической ретроспективе можно сказать, что в регионе практически не было аристократии как сословия, династии менялись достаточно часто, а элита формировалась на основе кровнородственной близости к правителю. Элита здесь всегда была иерархией людей, близких к власти и служащих правителю. Вся ее собственность была пожалованной в кормление государственной землей или государственным доходным местом (портовые пошлины, сбор податей), право на которые зависело от должности.

В то же время нельзя не задаться вопросом о том, являются ли вышеназванные примеры признаком общей цивилизации или они составляют лишь некий исторический фундамент, который полноценной цивилизации никак не соответствует. Дело в том, что нельзя отрицать факта: в Юго-Восточной Азии традиционные культы так и не трансформировались в некие общие глобальные мировоззренческие и религиозные концепции, которые бы подчеркнули единство и самостоятельность региона. Здесь на их фундамент наложились заимствованные мировые религии. Причины, в силу которых это произошло, до сих пор остаются предметом оживленных дискуссий, но для меня важен сам факт того, что цивилизация по типу китайской или индийской, способная самостоятельно генерировать новые смыслы и религиозные представления, в ЮВА так и не появилась. Скорее можно говорить о трех основных типах социально-политической структуры: вьетнамском (феодально-бюрократическом), приморском, или малайском (военно-феодальном), и индокитайско-яванском (государственно-патриархальном) [Мосяков, Тюрин, 2004, с. 60 - 73]. В связи с этим при изучении истории ЮВА и возникает ощущение не до конца построенной цивилизации, некоего дома, в котором строители возвели фундамент, но так и не достроили верхний этаж.

Между прочим это ощущение возникает не только у стороннего европейского наблюдателя, но и среди политиков и ученых в странах ЮВА. В свое время Нурдин Со-

стр. 7
фие, глава центра стратегического планирования Малайзии, в беседе со мной говорил, что слабость ЮВА всегда состояла в том, что народы этого региона не осознавали своего единства и культурной близости, что их не объединяла какая-либо общая цель или религиозная идея. Он утверждал, что, если государства ЮВА хотят занять достойное место в мире, эту слабость необходимо устранить и строить будущее по модели Европейского Союза. Для осуществления этой цели, по его мнению, необходимо "дотянуть" общность ЮВА до полноценной современной цивилизации с общим взглядом на мир, общей идентичностью и общей исторической мифологией, общим пониманием целей и ощущением общей судьбы, общим рынком, общими правилами и установлениями.

Другой известный в ЮВА политик, многолетний председатель Национального собрания Камбоджи Чеа Сим, касаясь этой же проблемы, отмечал, что "мы (кхмеры) должны преодолеть старые предубеждения в отношении тайцев и вьетнамцев, не должны культивировать обиды, а выделять все общее, что нас объединяет".

Представление о том, что чувство общей истории и культуры должно распространиться среди всех народов ЮВА, уже много лет доминирует во взглядах интеллектуальных элит и в духовной атмосфере региона. Так, еще в 1981 г. видные историки и политики стран АСЕАН выразили мнение, что "должна появиться культура АСЕАН, которая будет материалистической, но подчиняющейся сдерживающим влияниям азиатской духовности, научная, но без враждебности к религиозной жизни и к традициям, рационалистическая, но ценящая народное искусство, обычаи и нравы". Распространение этой общей культуры и связанной с ней общей идентичности должно происходить аналогично тому, как в регионе утверждались в свое время мировые религии, в рамках универсального для ЮВА принципа дополнительности, ни в коем случае не вытесняя идентичность национальную и государственную [ASEAN..., 1981, р. 327; ASEAN..., 1999, р. 217].

Надежды на успех этого проекта подкрепляются тем, что новая система взглядов и самоидентификации внедряется в условиях очевидной переходности обществ в ЮВА. Серьезные социальные перемены (рост среднего класса и городского населения), заметные изменения в сфере образования (увеличение числа грамотных и образованных людей), другие условия жизни и труда миллионов - все это, несомненно, способствует внедрению новых представлений и идей. На пути интеграции уже достигнуты очевидные успехи. Это и чувство региональной общности и солидарности, продемонстрированные всеми странами региона во время разрушительного финансово-экономического кризиса 1997 - 1998 гг., и гордость за превращение АСЕАН в одну из наиболее успешных и влиятельных международных организаций, и успешные усилия, направленные на рост взаимных обменов и торговли, совместных культурных и экономических проектов. Все это заставляет по-новому взглянуть на проблему формирования цивилизаций, которые обычно складывались без сознательных усилий своих носителей и творцов.

На комплексе мер по формированию общей идентичности хотелось бы остановиться несколько подробнее, ибо этот вопрос весьма актуален для современного разорванного противоречиями мира и особенно важен для России, где проблема цивилизационной идентичности всех входящих в состав РФ этнокультурных сообществ так еще и не решена.

Современное цивилизационное конструирование в Юго-Восточной Азии опирается на ясное понимание элитами стран ЮВА необходимости этого процесса. Как отмечала "The Straits Times", одна из наиболее авторитетных в регионе газет, "экономическая интеграция и сотрудничество в сфере безопасности невозможны без формирования общего чувства стран - членов АСЕАН их общего социально-культурного сознания" [The Straits Times]. В формировании этого "общего чувства" можно выделить две группы процессов: а) связанные непосредственно с переменами в государственной политике и б) связанные с переменами в общественном сознании национальных обществ.

стр. 8
Первая группа включает в себя формализованные процессы политического и экономического сближения, подписание документов по развитию общей торговли, внешнеполитической координации.

Более интересно изучение второй группы процессов, связанных с собственно цивилизационным строительством и формированием региональной идентичности. При этом особое внимание уделяется идее компромиссности как некой глобальной цивилизационной данности, присущей всем странам ЮВА. Эта компромиссность проявляется в строгом невмешательстве во внутренние дела стран региона, в отказе от жестких критериев в отношении соблюдения прав человека или характера политического режима в той или иной стране. Все можно решить за столом переговоров, всегда можно найти взаимоприемлемый компромисс, пойти на взаимные уступки - вот некоторые общие принципы, которые утверждаются в политике правящих элит стран региона.

Не менее существенную роль играет и откровенное мифотворчество об общем прошлом стран региона. Утверждается, что в основе их исторического развития изначально лежали общие ценности. Войны в Юго-Восточной Азии объявляются не столько межгосударственными, сколько гражданскими, происходившими в рамках одной страны. Именно так сейчас трактуются войны вьетнамцев и тямов, бирманцев и монов, малайцев и тайцев. Все, что касается общности судеб (например, борьба с колониализмом), подчеркивается; все, что касается вражды между странами, затушевывается. Задача состоит в том, чтобы сформировать у новых поколений ощущение общности исторических судеб.

Внимание уделяется и воспитанию молодого поколения в рамках новой исторической мифологии, в атмосфере сотрудничества и понимания своих соседей. Соседи - близкие родственники - таков девиз большинства учебных пособий по истории, выстроенных с позиций культурно-исторической близости стран региона и нацеленных на демонстрацию этой общности. Так, в современных камбоджийских учебниках об аннексии Вьетнамом так называемой Кампучии кром (район Сайгона) говорится лишь вскользь, хотя на протяжении десятилетий эта тема была одной из острейших в национальном самосознании кхмеров. Точно так же и вопросы территориальных притязаний и исторических обид других стран региона все больше отодвигаются на второй план (притязания Филиппин на Сабах, претензии индонезийцев на Саравак, а малайзийцев - на Южный Таиланд и т.д).

Осуществление проекта формирования общей идентичности жителей ЮВА происходит под контролем Комитета по социальной и культурной деятельности стран АСЕАН, а также Комитета по СМИ. Расширение взаимных контактов финансируется из специального культурного фонда, созданного в 1978 г.

При всей успешности и продуманности этой программы нельзя не указать на очевидные угрозы, способные подорвать шансы на конечный успех. Эти угрозы никак не связаны с нежеланием интеллектуальных и политических элит углубить процесс интеграции либо разыграть национальную карту. Главные вызовы процессу формирования юго-восточноазиатской идентичности приходят извне, со стороны других цивилизаций, в первую очередь китайской и исламской.

Причина этого в том, что в последнее время резко изменились культурно-политические установки как большинства этнических китайцев (хуацяо), проживающих в странах ЮВА, так и миллионов местных мусульман. Они все более активно идентифицируют себя соответственно с китайской и исламской цивилизациями. Что касается китайцев, то, по наблюдениям социологов и культурологов, они стали намного менее охотно интегрироваться в культурный мир стран ЮВА. Раньше китайцы стремились всячески подчеркнуть свое стремление стать членами тайского, кхмерского или индонезийского обществ. Они женились на местных женщинах, учили местные языки, брали местные фамилии. Теперь все это изменилось. Новые китайские эмигранты не

стр. 9
стремятся к интеграции в местные социумы, часто не знают местных языков, живут в достаточно замкнутых национальных сообществах. Более того, на фоне успехов Китая в экономическом строительстве, укрепления его экономических и политических позиций в регионе растет китайский национализм и уверенность в том, что рано или поздно китайский юань станет валютой стран ЮВА, а китайский язык - общепринятым в рамках формирующегося общего рынка стран ЮВА и КНР. Если учесть, что китайцев в ЮВА более 30 млн. и они доминируют в местной экономике, то очевидно, что без решения проблемы интеграции китайцев в юго-восточноазиатское сообщество успех интеграционных процессов проблематичен. Всю свою мощь китайцы в ЮВА скорее бросят на ускорение интеграции КНР и стран АСЕАН, чем на внутрирегиональное сближение.

Еще более сложная проблема с мусульманами, особенно в таких районах, как Аче в Индонезии, Минданао на Филиппинах или среди малайцев Южного Таиланда. По мнению большинства исследователей, в последнее время благодаря вливаниям арабских денег в поддержку разного рода исламских просветительских, образовательных и политических фондов влияние этой религии резко выросло. Это произошло не за счет увеличения числа приверженцев, а вследствие того, что влияние ислама углубляется и подрывает традиционный культ предков и духов, тот общий фундамент, на котором в значительной мере и строится новая региональная идентичность. В регионе все больше правоверных мусульман, которые симпатизируют салафитам и ваххабитам, противопоставляя себя мусульманским традициям стран ЮВА. Так называемые новые мусульмане, получившие образование в Саудовской Аравии и на арабском Востоке либо в местных медресе, где преподают те же саудовцы и их ученики, все более соотносят свою цивилизационную принадлежность с миром ислама, а не с традиционным миром Юго-Восточной Азии. Более того, сегодня именно сторонники радикального ислама под лозунгом автономистских движений Аче, Моро и малайцев Южного Таиланда фактически развязали партизанскую войну против существующих режимов, выдвигая требования не только независимости и автономии, но и полномасштабного перехода на нормы шариата, что прямо противоречит политике региональной интеграции. Все это вполне подтверждает известное суждение Ортега-и-Гассета о том, что в современном мире массы яснее сознают свою цивилизационную принадлежность, чем государственную, и руководствуются больше первой, нежели второй, больше инстинктами, чем рациональностью. В условиях растущего мусульманского экстремизма и нетерпимости к иноверцам говорить о положительных перспективах общей самоидентификации местных буддистов, христиан, мусульман и конфуцианцев вряд ли возможно.

Таким образом, сегодня в регионе налицо двойственный процесс: с одной стороны, направляемые усилия местных правящих элит по формированию региональной идентичности и укреплению взаимной интеграции и единства на общем фундаменте политических и экономических интересов и традиционных ценностей, а с другой - очевидные угрозы этому процессу со стороны сильных и сложившихся цивилизаций (китайской и исламской). Исторический парадокс состоит в том, что в раннее средневековье в IV-VII вв. подобные же внешние влияния предотвратили формирование полномасштабной цивилизации в рамках ЮВА. Сегодня, на новом витке развития, ситуация повторяется. Возможно, такая коллизия и является исторической судьбой цивилизации ЮВА.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Мосяков Д. В. Тюрин В. А. История Юго-Восточной Азии. М., 2004.

Холл Д. Дж. Е. История Юго-Восточной Азии. М., 1958.

Acharya A. The Quest for Identity. International Relations in South East Asia. Oxford University Press, 2000.

ASEAN: Identity, Development and Culture. Queson City, 1981.

ASEAN: Path to Identity. Bangkok, 1999.

Geertz A. Negara the Theater State in XIX Century Bali. Princeton University Press, 1980.

The Straits Times. 21.01.2007.

Wolters O.M. History, Culture and Religion in Southeast Asian Perspectives. Ithaca: Cornell University. N.Y., 1999.

Permanent link to this publication: