4^th ed. Oxford: Westview press, 2007. 290 p.*

Адъюнкт-профессор Пенсильванского университета А. Е. Мейер широко известна своими трудами по истории стран Среднего Востока, а также исследованиями в области мусульманского права и сравнительного правоведения. По признанию автора, цель написания книги состояла в том, чтобы сравнить, как формулируются гражданские и политические права в международно-правовых актах и в тех концепциях по правам человека, в которых разрабатываются исламские принципы права. Работа А. Е. Майер представляет несомненный интерес с точки зрения оценки этих концепций в свете норм международного права, эволюции исламской мысли и соответству-

А. Е. Мейер. Ислам и права человека. Традиции и политика. 4-е изд. Оксфорд: Вествью пресс, 2007. 290 с.

ющей государственной практики. По сути, читателю предоставлена возможность ознакомиться с комплексом внешнеполитических и внутриполитических обстоятельств, так или иначе сказывающихся на темпах и характере реализации международных стандартов прав человека в странах Среднего Востока и сопряженных с многообразными проявлениями исламского фактора.

Структура монографии подчинена концептуально значимым для автора проблемам. Так, во введении А. Е. Мейер отметила, что недопустимо "говорить об исламе и правах человека так, как если бы ислам был монолитом, как если бы существовала единая исламская философия, благодаря которой всем мусульманам был бы свойствен особый взгляд на эти права" (с. XI). Ведь за исламом, равно как и за христианством, индуизмом, иудаизмом и другими великими религиями, стоят многовековые, но неоднозначные в своей совокупности традиции. В ходе их интерпретации могут возникать и действительно возникают конфликты между религиозной доктриной и современной концепцией прав человека. Однако А. Е. Мейер не исключает, что в итоге может быть достигнуто "примирение" конфликтующих сторон.

В главе 1 автор обратилась к истокам проблемы, затронув тему о различиях в понимании прав человека, которая существует в отдельных культурах. Расхождения между мусульманским и международным правом в том, что касается прав человека, по ее мнению, никоим образом нельзя относить исключительно на счет ислама. Следует принимать во внимание, что мусульманское право отразило реалии традиционного общества, в условиях которого оно формировалось. Именно к этим реалиям восходят, в частности, мусульманско-правовые нормативы, поныне находящие отражение в отдельных исламских идеологических установках, в политике ряда правящих режимов, в разработке некоторых "исламских проектов по правам человека", которые на практике оборачиваются приниженным положением женщины в семье и в обществе, нарушением принципа гражданского равноправия в отношении религиозных меньшинств, попранием свободы совести и т.д.

По мнению А. Е. Мейер, немалые осложнения на пути реализации международных стандартов прав человека создает наличие и на Западе, и на Востоке сил, так или иначе обыгрывающих проблему этих прав в собственных политических целях. В обоих случаях не обходится без опоры на некоторые идеологизированные теории и концепции. Как показано в монографии, едва ли не одновременно проявляют себя, с одной стороны, стремление отдельных западных политиков и ученых утвердить за Западом роль гегемона в политической, экономической, культурной жизни всего человечества, с другой - намерение представить дело так, будто западное сообщество в состоянии нести бремя миссии продвижения прогресса по стезе всеобщей реализации универсальных принципов прав человека. Однако замалчивается, что западный мир "имеет собственную историю вопиющих нарушений прав человека, включая широко распространенную практику пыток, геноцида, религиозных преследований, расизма и многовекового рабовладения, не говоря уже об оскорбительном отношении к мусульманам в колониальный период" (с. 5). Вместе с тем многие принципы прав человека, если не все, восходят к правовым установлениям, которые первоначально были выдвинуты и систематизированы на Западе. Но это не означает, подчеркивает А. Е. Мейер, что ценности, ставшие предметом международного консенсуса, несовместимы с ценностями незападных народов.

В главах 2, 3, 4 своей работы автор обращается к изучению истории формирования понятия прав человека в международном праве и мусульманских правовых системах, она соотносит исламские традиции с тем содержанием, которое получают права человека в мусульманском обществе. Не выпуская из виду наличие разных подходов к правам человека, которые проистекают из расхождений между культурами, генетически восходящими к разным религиям, М. Е. Мейер подвергает критике тех западных теоретиков "культурного релятивизма", чьими усилиями ставится под вопрос сама возможность сравнительного анализа мусульманского и международного права. По ее словам, это результат "идеализированного подхода" к исламской традиции и завышения ее "нормативного эффекта", что не соответствовало повседневным реалиям Среднего Востока (урбанизация, индустриализация и т.д.). Абсолютизация внутренней замкнутости мусульманской культуры на якобы присущих лишь ей идеалах, принципах и ценностях вела к исключению самой возможности воздействий и заимствований извне. "Рьяным релятивистам", таким образом, представляется попросту недозволительным сравнивать исламские и международные правовые положения, поскольку такое сравнение, как они полагают, повлечет за собой "оценочное восприятие одной культуры по критериям иной культуры" (с 9).

В настоящее время, отмечает А. Е. Мейер, просматривается прямая связь между фиксацией в западных научных публикациях фактов нарушений прав человека в странах Среднего Востока и риторикой по поводу таких нарушений, с помощью которой США придают легитимность своим неоимпериалистическим проектам, оправдывая, например, вторжение американских войск в Афганистан и Ирак. Последний случай особенно показателен: руководствуясь исключительно стратегическими целями, в течение ряда десятилетий США сотрудничали с диктаторским режимом Саддама Хусейна и терпимо относились к вопиющему нарушению прав человека в Ираке. Аналогичный курс осуществлялся Вашингтоном в отношении режима Зия уль-Хака в Пакистане, а также в отношении "одного из наиболее ценных союзников США" на Ближнем Востоке -Саудовской Аравии.

Политизация проблематики, связанной с правами человека, имеет место и в государственной жизни стран Среднего Востока. Но здесь политическую подоплеку приобретали акции двоякого рода: либо полное и безоговорочное неприятие соответствующих международных стандартов, либо непризнание их универсальности. В первом случае в ход шел тезис о западном происхождении международного права, о его "христианско-иудейских" истоках и конечной чужеродности по отношению к миру ислама. Во втором - основные доводы покоились на концепции, охарактеризованной А. Е. Мейер как "культурный национализм". При этом главными противниками международно-правовых актов по правам человека являлись антидемократические авторитарные режимы. Действуя под девизом "исламизации" государства и права, они попирали гражданские права и свободы, жестоко подавляли оппозицию, расправлялись с правозащитным движением.

Концепция "культурного национализма" опирается на идею о том, что основанная на исламе культура сопоставима с западной и в целом даже "обгоняет" ее, в том числе и по линии защиты прав человека. В этой связи А. Е. Мейер сочла необходимым определить свое отношение к политической подоплеке этого феномена на Среднем Востоке. С одной стороны, он может получать импульс от стремления компенсировать пребывание под западным господством в прошлом и отставание от Запада в настоящем. С другой стороны, за "отстаиванием культурной автономии" может стоять намерение вывести мусульманское культурное наследие из-под обвинений в отсталости, а также стремление сформировать противовес "западным идеям и институтам" (с. 70).

К конечному укоренению мировых стандартов прав человека в политической жизни стран Среднего Востока, считает А. Е. Мейер, объективно располагает ряд факторов. Прежде всего она обращает внимание на тот факт, что суверенная государственность, приобретенная большинством этих стран в ходе краха колониальной системы после окончания Второй мировой войны, принесла им статус субъектов международного права и участников системы межгосударственных отношений, которая функционирует под эгидой ООН. Реализацию мировых стандартов прав человека на Среднем Востоке облегчает и происходящий там процесс модернизации, так как он включает в себя перенос на местную почву таких заимствований у Запада, как принцип строительства национальной государственности посредством организации государственной власти и управления на базе конституционализма, посредством законодательного утверждения института гражданства. Естественно, что при таком развороте событий должно находиться место для реализации международно-правовых норм по правам человека. Наконец, в процессе модернизации трансформируется не только общество: идет адаптация исламских институтов к происходящим переменам, мусульманская мысль в возрастающей степени включается в поиск ответа на запросы современности.

Анализ участия представителей "исламской группы" государств - членов ООН в создании Всеобщей декларации прав человека 1948 г. позволил А. Е. Мейер уяснить то, что все они руководствовались первоочередным стремлением зафиксировать равноправный статус своих стран в рамках мирового сообщества, исходя из общей апелляции к правам человека. В принятии декларации виделось, как о том сказал делегат Сирии, свидетельство "прогресса цивилизации", все еще медленного, но весьма значимого для народов, веками подвергавшихся притеснениям и тирании. Все народы мира, настаивал представитель Пакистана, должны признать Всеобщую декларацию прав человека в качестве "цивилизованного кода поведения" в сфере не только международных отношений, но и внутригосударственных дел. Обсуждение проекта декларации выявило неоднозначное восприятие данного документа отдельными представителями "исламской группы". В полной мере это дало себя знать в ходе дебатов вокруг статей 16 и 18. Статья 16 фиксировала равноправие женщины и мужчины в сфере семейно-брачных отношений. В статье 18 провозглашалось: "каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выраже-

ние их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ".

Освещая ход дебатов вокруг статьи 16, А. Е. Мейер обратила внимание на возникший тогда конфликт среди участников самой "исламской группы". Представители Египта, Ирака, Саудовской Аравии и Сирии выступили против принятия статьи, заявив, что женщина вправе обладать лишь той полнотой прав в семейной жизни, которой наделяют ее законы страны. Подобная аргументация, заметил затем представитель Пакистана, на руку странам с дискриминационным в отношении женщин законодательством, поскольку легализирует и поддерживает его юридическую силу.

Что же касается возражений делегации Афганистана, Египта, Ирака, Пакистана, Сирии и Саудовской Аравии против принятия статьи 18, то здесь А. Е. Мейер не избежала одностороннего и по сути дела некорректного подхода к уяснению основных причин подобных выступлений. В ее представлении дело сводилось к несовместимости свободы мысли, совести и религиозной свободы с исламским запретом на перемену вероисповедания. Оказались обойденными выступления, где выражалась озабоченность использования права религиозной свободы в политических (религиозно-политических) целях. Так, делегат от Египта отметил, что постановка вопроса о свободе религии может рассматриваться как поощряющая, хотя и непреднамеренно, определенные махинации хорошо известных на Востоке миссий. Этот выпад в адрес тех христианских миссионеров, которые выступали в качестве пособников колониализма, в принципе поддержал представитель Пакистана, выразив тревогу по поводу возможности "неправильного" использования свободы религии и вероисповедания. Из государств - членов ООН с исповедующим ислам населением за принятие Всеобщей декларации прав человека в итоге не проголосовали Северный Йемен и Саудовская Аравия.

Отмечая в целом конструктивное участие мусульманских государств в последующей разработке международных конвенций по правам человека, А. Е. Мейер привлекла внимание читателя к значительным трудностям на пути реализации этих международно-правовых актов. В последние годы, по ее заключению, особые осложнения вызывает проблематика, касающаяся преобразования структуры семьи традиционного типа, а также моральных аспектов взаимоотношений между полами. Становится очевидным, что по подходам к ее решению мусульманские консервативные режимы оказываются в одном ряду с консервативно настроенными католиками, а по ряду вопросов и с руководством Республиканской партии в США.

Довольно показателен тот факт, что Алжир, Египет, Иран, Ирак, Иордания, Мали, Марокко, Сирия и Тунис обогнали Соединенные Штаты по численности ратифицированных ими международных конвенций по правам человека, хотя при этом не обходилось без оговорок. В отличие от Саудовской Аравии, например, США так и не ратифицировали Международную конвенцию о ликвидации дискриминации в отношении женщин (1979 г.), а также Международную конвенцию о правах ребенка (1989 г.).

Однако мимо внимания А. Е. Мейер не прошли и те проявления дискриминации в отношении женщин и религиозных меньшинств, которые поныне дают о себе знать во многих странах мусульманского мира (главы 5, 6, 7). В главе 8 она подробным образом осветила вопрос о своеобразии трактовки понятия религиозной свободы на мусульманском Востоке. Говоря о том, что в настоящее время мусульманской мысли свойственно множество точек зрения по поводу соотношения исламского и международного прав человека, автор отмечает тенденцию к формированию на Среднем Востоке "региональной системы" данных прав. Исследователь видит ее большое практическое значение в том, что со временем она сможет обеспечить более эффективную защиту прав человека в странах традиционного распространения ислама, нежели та, которую в настоящее время дает им международное право. В принципе подобный вывод не является неожиданным для востоковедения и правоведения. Пятью годами ранее видный российский специалист в области изучения мусульманского права Л. Р. Сюкияйнен отметил, что на магистраль правовой мысли в исламе вышел поиск "исламского" подхода к правам человека. В ходе подобного поиска обозначились две тенденции - "линия на культурно-цивилизационное своеобразие, уникальность шариата, оппонирующего иным правовым системам, и движение по пути глобализации в направлении сближения исламской правовой мысли с общемировыми подходами к правам человека (Сюкияйнен Л. Р. Исламская концепция прав человека // Права человека. Итоги века, тенденции, перспективы. М.: Норма, 2002. С. 317).

Permanent link to this publication: