New Delhi: Permanent Black, 2012. 280 p.*

Среди обширного массива исследований индийской модернизации особое место занимает анализ социокультурных процессов, происходивших в XIX - начале XX в. в Бенгалии - передовой провинции Британской Индии, своеобразном месте встречи традиционного общества с Западом. Терминологически весь комплекс этих процессов обозначался как "Бенгальский Ренессанс/Возрождение", что само по себе вызывало дискуссии между противниками и сторонниками использования этого термина в описании духовного, интеллектуального, социального, политического и культурного движения элит Калькутты и других бенгальских городов. И те, и другие при обосновании своих позиций нередко демонстрируют очевидную тенденцию придания онтологического статуса этому термину, тогда как он имеет эпистемологическое значение (даже если принимать во внимание факт осознания самими бенгальскими интеллектуалами своей эпохи как "ренессанса"). За термином "Бенгальский Ренессанс" скрыты "системы символического описания" (П.А. Флоренский), каждая из которых по-своему представляет и интерпретирует эпоху в зависимости от методологических позиций автора.

Большинство исследований Бенгальского Ренессанса в XX в. исследования религиознои социально-реформаторской, политико-правовой, просветительской и культурной практики; книги и статьи о деятельности корифеев эпохи в историческом контексте явно преобладали над работами, посвященными истории мысли. Нельзя сказать, что это было связано с дефицитом методологических подходов к анализу эпохи, - скорее с желанием продолжать сложившиеся традиции ее изучения в испытанных парадигмах мышления.

В начале XXI столетия попытку исследования Бенгальского Ренессанса на принципиально иных методологических основаниях, благодаря которым эпоха предстает как история мысли, как творческий период в истории культуры, предпринял автор рецензируемого труда, индийский ученый, специалист в области философии науки, директор Института когнитивной науки Университета Луизианы (г. Лафайет, США), профессор Шуброто Дасгупта. Уже во Введении он дистанцируется от прежних подходов, заявляет об отличии своих позиций: "Я пришел к этой теме как ученый-когнитолог, чья область - жизнь и жизненная история творческого ума. Я надеюсь пролить новый свет на предмет Бенгальского Ренессанса, избрав когнитивную перспективу - перспективу, которую, насколько я знаю, никогда не использовали в обширных трудах о Бенгальском Ренессансе" (р. 2). Содержание (и сама структура) книги, равно как и положительные отклики на его работу в научных кругах и, по сути, уже третье ее переиздание, свидетельствует о том, что использование когнитивной перспективы как подхода привело к принципиально новому выводному знанию об эпохе.

Шуброто Дасгупта исследует эпоху Бенгальского Ренессанса через раскрытие когнитивной природы результатов (products) творчества "маленького, но замечательного сообщества индивидуальностей", развернувшегося в области истории, теологии, литературы, науки и религии. Исходя из идеи коллективной креативности бенгальских интеллектуалов, имеющих определенную "коллективную когнитивную идентичность", автор определяет феномен Бенгальского Ренессанса как "подлинную когнитивную революцию", которая составляет фундаментальное основание эпохи (р. 2), и анализирует ее в книге, построив собственную методологию исследования. И хотя во Введении подчеркивается, что когнитивная наука эмпирически исследует "интенциональное сознание", судя по структуре и содержанию книги, читателю представлено философское исследование, начинающееся с эксплицирования дедуктивной модели и развернутое далее как исследование сознания корифеев эпохи по заданным векторам с соблюдением принципа историзма в изложении, исследовании, которое демонстрирует продуктивность модели. Такая структура - от методологии к получению выводного знания - характеризует лучшие научные труды в любой

* Дасгупта Шуброто. Бенгальский Ренессанс: Идентичность и креативность от Раммохана Рая до Рабиндраната Тагора. Нью-Дсли: Перманент блэк, 2012. 280 с.

области социогуманитарных наук и служит своеобразным учебно-методическим пособием для молодых ученых, где демонстрируется, как работает научная мысль.

В главе "Когнитивная идентичность и творческая ментальность в колониальной Бенгалии" Ш. Дасгупта излагает подходы и модели анализа когнитивной революции через оригинальную "модель творческого человека". Он начинает с определения двух связанных, но отличных по содержанию когнитивных особенностей творческой ментальности эпохи - кросскультурной ментальности, представляющей собою способность мыслить, постигать и творить, объединяя две не связанные друг с другом традиции (индийскую и западную), и универсализма как веры и восприятия фундаментального единства в многообразии и различиях. Творческая ментальность описанного содержания появляется в конкретный исторический период - только с приходом британцев в Индию и характеризует сознание избранной группы. Впервые эти когнитивные особенности проявлены в идеях и трудах "отца современной Индии" Раммохана Рая (1772— 1833). Эта метафора "отца", по мысли Ш. Дасгупты, адекватна и для предлагаемой им модели: "Рай начал когнитивную революцию в колониальной Индии" (р. 5).

Когнитивная революция, по определению автора книги, - "радикальная трансформация в образе мыслей, восприятии, аргументации и концептуализации, включающей и трансформацию когнитивной идентичности, которая, распространяясь на группы, общество, культуру, ведет к качественным изменениям в сознании людей" (р. 5-6). В этом плане Ш. Дасгупта оказывается оппонентом историков, доказывающих "нереволюционный характер" Бенгальского Ренессанса в его воздействии на индийское общество, политику, экономику и культуру. Автор утверждает, что когнитивная революция и не должна повлечь за собой социально-экономикополитические трансформации, так как вполне может ограничиться избранием немногих - в интеллектуальном и творческом авангарде в конкретное историческое время (р. 7). Поэтому всю эпоху Ш. Дасгупта описывает в терминах когнитивной революции, происходящей в сознании творческих существ (creative beings) - писателей, поэтов, драматургов, ученых, социальных мыслителей и религиозных реформаторов, просветителей и т.д.; они произвели в результате творческую ментальность эпохи. Эта трактовка входит в резонанс с размышлениями H.A. Бердяева, считавшего, что настоящая революционность требует духовного изменения первооснов жизни.

Для эмпирического исследования содержания эпохи Ш. Дасгупта построил теоретическую модель креативной личности, описанную через структуру когнитивной идентичности. Последняя включает три компонента: 1) пространство веры/знания, где объединены три уровня - общий для всего социума, специфический для призвания/профессии личности и личностный; 2) эмоциональное пространство и 3) пространство потребностей/интересов, порождающих цели и поиск конкретных средств их достижения. Три пространства взаимодействуют друг с другом в когнитивном процессе и порождают комплекс ментальных действий, в числе которых - создание схем, или проектов, позволяющих так или иначе отвечать на ситуации и вопросы действительности (р. 8-18). Благодаря этому инструментальному знанию открывается возможность исследования когнитивного стиля творческой личности - образа действий, лежащего в основе когнитивных процессов. Ш. Дасгупта подчеркивает динамический и трансформирующийся характер когнитивной идентичности, неоднородность происходящих изменений в случае каждой творческой личности эпохи; соответственно требуется рассматривать историю идентичности - как индивидуальной, так и групповой, выяснять ее происхождение, источники, а также описывать сам феномен "разделенной идентичности" эпохи.

В следующих главах книги автор успешно применяет предложенную модель исследования. Главы 2-4 ("Ориенталистская когнитивная идентичность и ее ниспровержение", "Изобретение монотеистического движения" и "Конструирование кросскультурной ментальности") посвящены истокам когнитивной революции в Бенгалии, идентичности и креативности Раммохана Рая, коренным образом трансформировавшего идентичности своих единомышленников и новых поколений интеллектуалов, и формированию феномена кросскультурной ментальности бенгальских интеллигентов-творцов.

Ш. Дасгупта связал происхождение когнитивной идентичности Бенгальского Ренессанса с другой когнитивной идентичностью - "ориенталистской". Он показывает, как произошло "открытие Индии", прежде всего ее творческого прошлого (науки, литературы, культуры) ориенталистами, которые придерживались продиктованного европейским Просвещением универсалистского рационалистического подхода к неевропейским культурам. Полученное в ходе их научной работы новое эмпирическое знание и вера в превосходящие другие народы характер и качество

индийской культуры и науки от эры Вед до конца VII в. н.э. составили пространство веры/знания ориенталистов, сердцевиной которого стала концепция "золотой эпохи индийской истории" (р. 30). Схема эта была мотивирована конкретными потребностями и целями, начиная от желания выстроить правление Индии самым совершенным образом (и для этого знать ее культуру и историю и действовать "подобно азиату") (У. Хейстингс) до стремления раскрыть совершенство санскрита и литературы на нем (У. Джонс) и доказать древнее происхождение индийской математики и монотеизма Вед (Г.Т. Кольбрук).

Альтернативу ориенталистской позитивной идентичности представила негативная когнитивная идентичность, которую продемонстрировал в "Истории Британской Индии" (1817) Джеймс Милль - лондонский чиновник Ост-Индской компании, никогда не бывавший в колонии. Утилитаристская "контрсхема" Милля прямо противоположна "золотой эпохе индийской истории" простое, "неотшлифованное", грубое и "некультурное" прошлое Индии, описанное в его книге, ниспровергало ориенталистскую идентичность. Эти два варианта идентичности европейских ориенталистов не были просто приняты индийской, и особенно бенгальской, интеллигенцией в первые десятилетия XIX в., но трансформированы ею, - в этом, по утверждению автора, заключалась когнитивная революция в Бенгалии (р. 37-38).

Но тогда возникает вопрос об оригинальности Бенгальского Ренессанса, его деятелей и результатов их творчества, коль скоро они приняли и трансформировали ориенталистскую идентичность. На этот вопрос Ш. Дасгупта отвечает, анализируя деятельность родоначальника Бенгальского Ренессанса Раммохана Рая в сфере "изобретения" (inventing) им монотеистического движения и религиозно-реформаторского общества "Брахмо Самадж" (гл. 3): «Об оригинальности этого общества можно судить, признав его "продуктом человеческого сознания", артефактом, произведенным или задуманным в виде некоторого плана/схемы в ответ на определенные потребности, и то же самое сделать со всеми созданными в эту эпоху объектами материальными или идеальными, т.е. считать их "продуктами ментальных процессов"» (р. 39). "И поскольку оригинальность тесно связана с креативностью, - пишет Ш. Дасгупта, - акт изобретения является также актом творчества" (р. 40). При этом оригинальность - это суждение об объекте, которое выносят его производитель (producer) и/или потребитель (consumer), а не "абсолютное" или "объективное" свойство. И оригинальность, и креативность субъективные признаки, которые находят в фактах и результатах творчества не только современники событий, но и ученые, исследующие эти исторические факты. Использование автором терминов "производитель", "потребитель" и "продукт" для описания интеллектуальных процессов непривычно, так как вызывает ассоциации с экономическими науками или терминами, применяемыми для описания "общества потребления", однако они вполне вписываются в изложенную в главе 1 теоретическую модель.

Следуя этой модели, Ш. Дасгупта описывает основанный Р. Раем и его единомышленниками в 1828 г. Брахмо Самадж как "материальный артефакт", общину людей, желавших особым образом поклоняться единому Богу (Брахмо), и одновременно как идею, появившуюся до создания общества и разделенную многими, в том числе духовными наследниками реформатора, несмотря на последующие расколы в организации во второй половине XIX в. Иными словами, в когнитивных терминах Брахмо Самадж это - "имя схемы, представляющей собой целостность с фундаментальными функциональными особенностями, община, преданная монотеизму и отрицающая идолопоклонство" (р. 43). Ученый неоднократно подчеркивает, что брахмоизм не заменяет "тотальную схему индуизма", не ниспровергает индуизм - этого не было в целях Р. Рая; но представляет его оригинальную версию, "субсхему" (что явствует из сопоставления "схем" индуизма и брахмоизма, р. 46-48). В этом мне видится перспективный ответ на две противоположные друг другу оценочные позиции в отношении места и роли Брахмо Самаджа и деятельности Р. Рая в истории одностороннее осуждение попыток вывести монотеизм в индуизме на первый план и оформить его этическими доктринами милосердия и служения ближнему или не менее одностороннее одобрение "создания универсальной монотеистической церкви". Ш. Дасгупта показывает, что созданный Р. Раем брахмоизм не противоположен общей схеме индуизма как системы религий и являет собою его новую вариацию при сохранении преемственности с Ведами и ведантистской философской традицией.

Однако в креативности есть наряду с оригинальностью еще один важный момент - способность созданного объекта пробудить ответные реакции в аудитории вплоть до изменений в их когнитивной идентичности, принимающих различные формы. Для описания этого феномена Ш. Дасгупта предлагает термин "творческая встреча" (creative encounter) производителя и

потребителя через произведенный объект (р. 49-50), которая не только объясняет воздействие артефактов Бенгальского Ренессанса на современников и последующие поколения бенгальских элит, но и учитывает несогласия и дискуссии, возникающие среди потребителей о смыслах и содержании артефактов. На примерах ученого-гуманитария Броджендронатха Шила, публициста и общественного деятеля Кишоричанда Митро и религиозного реформатора Кешобчондро Сена Ш. Дасгупта демонстрирует влияние трудов и идей Р. Рая на представителей новых поколений бенгальских интеллектуалов через когнитивную идентификацию с ним и дальнейшее развитие его идей.

В результате исследования когнитивной идентичности и когнитивного стиля Р. Рая Ш. Дасгупта приходит к выводу о принципиальной независимости его трудов и инициированного им монотеистического движения от британской ориенталистской идентичности (р. 71). "Когнитивная биография" Раммохана показывает, что его сознание было подготовлено к творчеству/ креативности еще в период получения им традиционного исламского и санскритского образования: "Когнитивная идентичность, которую британские ориенталисты могли бы стимулировать в бенгальской интеллигенции, определенно имела место в придании очертаний развивающейся идентичности Рая, но она не имела места в 1780-х годах, насколько это известно" (р. 58). В пользу этого говорит и сравнение когнитивных идентичностей ориенталистов и Р. Рая - их роднит только сверхпотребность знать индийское прошлое.

Несомненной удачей Ш. Дасгупты стало описание "кросскультурной ментальноcти" в терминах "творческой встречи" - в данном случае индийской и западной культур - в сознании бенгальских интеллектуалов, выступающих как в роли потребителей, кросскультурно способных к ответу (responsive) и входящих во взаимодействие с культурой Запада, так и одновременно являющихся кросскультурно креативными творцами собственных духовных "продуктов". Ш. Дасгупта утверждает, что "конструирование кросскультурной ментальности, включающей в себя индийскую и западную культуры, и есть наиболее важное творческое достижение Бенгальского Ренессанса" (р. 74), - и трудно не согласиться в этом с автором. По сути, все наследие эпохи является результатом такого кросскультурного синтеза, диалога различных религиозных традиций (индуистской, исламской, христианской), моделей образования, социальных и политических идей и теорий, литературных течений и жанров, стилей изобразительного и музыкального искусства. В каких формах и в каких сферах проявилась кросскультурная ментальность в творческом взаимодействии с Западом, Ш. Дасгупта показывает на примерах самого Р. Рая, группы учеников поэта, просветителя, преподавателя Хинду-колледжа Г.В.Л. Дерозио и поэта Майкла Модхушудона Дотто, интегрировавшего европейские литературные формы в поэзию на бенгали.

Главы 5-8 посвящены векторам когнитивной революции и распространению разделенной когнитивной идентичности во второй половине XIX в. - первой трети XX в.: становлению бенгальского романа и культурному национальному строительству, формированию научного сознания, осмыслению индуизма в универсалистском духе и многогранной деятельности Р. Тагора на ниве литературы и культуры. Ш. Дасгупта осознанно не стремился охватить всех действующих лиц - творцов Бенгальского Ренессанса как когнитивной революции, но ограничился рассмотрением "самых значительных и интересных в плане богатства, оригинальности и результативности созданного" (р. 244) фигур творцов - писателя, создателя бенгальского романа и национального гимна "Банде Матарам" Бонкимчондро Чоттопаддхая, математика Радханатха Шикхдара, врачафизиолога Мохендролала Ширкара, физика Джогодишчондро Бошу, химика Профуллочондро Рая, религиозного проповедника Рамакришны и его ученика философа Свами Вивекананды, а также Рабиндраната Тагора. Раскрывая разные аспекты кросскультурного творчества через личности, включившиеся в процесс когнитивной революции, Ш. Дасгупта не только высвечивает особенности кросскультурной ментальности каждого (в том числе прибегая к схемам пространств веры/знания и потребностей/целей), но и наглядно демонстрирует общеиндийскую значимость для культуры и модернизирующегося традиционного общества тех процессов, которые происходят на внутриличностном уровне.

Однако в книге, к сожалению, почти не нашлось места описанию социальных и политических аспектов идентичности и креативности бенгальских интеллектуалов; возможно, автор сознательно не делал на них акцента из-за того, что аспекты эти достойно представлены в историографии Бенгальского Ренессанса. Тем не менее отношение к традиционным социальным институтам и общепринятым установлениям, правосознание и представления о политическом положении и перспективах страны, находящейся в колониальной зависимости,

могли быть продуктивно описаны в терминах когнитивной идентичности и кросскультурной ментальности.

Больше внимания автор мог уделить и внутренним влияниям на кросскультурную мснтальность бенгальских интеллектуалов, - например, являющихся для индусов "своими Другими" ислама и индо-мусульманской культуры, или же менее очевидное влияние буддизма на культуру и мысль эпохи.

В итоге исследования Ш. Дасгупта выстроил картину "четырехуровневой структуры когнитивной революции": 1) основа - конкретные результаты индивидуального творчества (от Брахмо Самаджа и литературных произведений до открытий индийской науки и музыки Робиндрошонгит); 2) уровень более абстрактных, концептуальных и идеациональных по природе элементов креативности и когнитивного стиля, представляющих собой концепции и схемы разного рода (монотеизм, схема брахмоизма, монистическая этика, компаративная позиция, потребность творить и др.); 3) целостности, созданные в индивидуальном сознании или объемлющие когнитивные идентичности многих людей (националистическое сознание, научное сознание, историческое сознание); 4) высший уровень, самый важный из всех, - кросскультурная ментальность и универсалистский подход (р. 238 243). В качестве разделенной идентичности эта структура не просто была радикально новой по отношению к прежней бенгальской ментальности, но "была передана двадцатому столетию... и распространена в среде всей индийской интеллигенции" (р. 244 245), тем самым создала современное индийское сознание. Выдающимися носителями последнего Ш. Дасгупта считает Ч.В. Рамана, Р.К. Нарайана и Дж. Неру, Сатьяджита Рая, Рави Шанкара и М.К. Ганди, Ш. Чандрашекхара и Амартью Сена. Но это влияние-трансляция может стать темой особого исследования.

Несомненным достоинством монографии Ш. Дасгупты я считаю раскрытие универсальногуманистического характера эпохи, истолкованной как порыв к кросскультурализму и универсальности.

С одной стороны, наследие кросскультурной ментальности и идентичности, по мысли автора книги, есть принципиальное психологическое наследие Бенгальского Ренессанса для колониальной и постколониальной Индии XX в. и далее (р. 242). Действительно, достижения эпохи вошли в психологию современных творцов культуры, науки и социальности и транслируются обществу и миру; как индолог, занимающийся историей мысли и культуры этой эпохи, я постоянно замечаю присутствие ее идей и идеалов в творчестве современных индийских ученых и художников. "Свобода как развитие" Амартьи Сена не была бы возможна без соединения экономической теории Запада с наследием гуманистической социальной мысли Р. Тагора и всей предшествующей эпохи. Тема принятия и понимания Другого в творчестве Амитабха Гхоша унаследована от духовных исканий его соотечественников-бенгальцев. Гимн свободе, протест против традиционализма и религиозного экстремизма звучит в романах и эссе Салмана Рушди. Не только в фильмах Сатьяджита Рая (прямого наследника духа эпохи), Риттвика Гхатака и Говинда Нихалани, но и в кинофильмах Болливуда присутствует множество реминисценций идей Бенгальского Ренессанса. В этом смысле вся современная культура Индии наследует ренессансным процессам XIX начала XX в.

С другой стороны, Ш. Дасгупта вывел на первый план универсализм, присутствующий как вера в ментальности всех бенгальских интеллектуалов, занятых поисками единого во многообразии единого Бога во всех религиях и универсальной религии, единства религии и науки, универсального гуманизма и т.д. В признании универсального, в нахождении его в национальном заключался осуществленный бенгальскими интеллектуалами выход из социокультурной замкнутости традиционного общества Индии и поворот к осмыслению проблем бытия человека в мире и обществе в персонологическом, а не традиционном социоцентристском ключе.

Обоснование содержательного преобладания универсализма и гуманизма в Бенгальском Ренессансе - безусловная заслуга Ш. Дасгупты, и в этом его подход отличен от ряда исследований этой эпохи в XX в., в которых развитие культурного и политического национализма с конца XIX в. представляли дистанцирование от универсального гуманизма идей Р. Рая, младобенгальцев и брахмоистов или прямой переход к индусскому возрождению.

Представленные в книге методология и концепция Бенгальского Ренессанса Ш. Дасгупты - новый оригинальный взгляд на эпоху, открывающий перспективы исследования истории сознания и идей не только в Индии и ее регионах, но и в других незападных странах, идущих по пути модернизации и развития.

Permanent link to this publication: